Серёжка Покусаев, его жизнь и страдания - Печерский Николай Павлович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/17
- Следующая
— Я ничего… — сказал Серёжка. — Я просто так. У вас тут подсобный рабочий требуется?
Губы директора раздвинулись в улыбке. От удовольствия он даже закурил вторую папиросу.
— Значит, ты подсобный рабочий?
От предчувствия скорой развязки Серёжка даже присел.
— Никакой я не подсобный, — сказал он. — У меня дядька подсобный. Утром из Новосибирска приехал…
— Это в самом деле? — оживился директор.
— Ну да. Он сейчас моется с дороги. Говорит: «Ты сходи узнай. Если им надо, я оформлюсь…».
— Ты не шутишь?
— Очень мне надо шутить! Он на вокзале работал. Лучший подсобный в Сибири. Даже портрет в «Правде» печатали. Видели?
Директор промолчал. Возможно, он не выписывал «Правду», а возможно, пропустил по рассеянности портрет в газете.
— Нам подсобник вот как нужен, — сказал директор и провёл ладонью по горлу. — Просто зарез…
— Не можете найти? — поинтересовался Серёжка.
— Не в том дело… Не держатся… У нас — текучка. Ты этого не поймёшь… — Директор вздохнул каким-то своим, недоступным Серёжке мыслям и добавил: — Скажи своему дяде, пусть приходит. Впрочем, подожди, дай адресок. Мы сами к нему съездим…
Директор погасил от волнения папиросу, которую только что закурил, и кивнул машинистке. Она сидела за низеньким столиком и печатала что-то одним пальцем. Возможно, новое объявление о подсобнике.
— Катя, запишите у товарища адрес дяди.
Катя вытерла резинкой какую-то букву, передвинула каретку и позвала Серёжку к себе.
— Как его фамилия, твоего дяди?
Серёжка побил по вранью рекорд. Но тут он спасовал и с перепугу дал полные координаты.
— Его зовут Вовка-директор, — сказал Серёжка. — Комиссаржевская, четыре. Возле двадцать восьмой школы.
Машинистка что-то записала на клочке бумаги, подтёрла букву резинкой и вдруг удивлённо подняла бровь:
— Он разве директор?
— Да нет… Это я просто так… Это его так дразнят. У него фамилия Савельев…
— Отчество как?
Серёжка не знал отчества Вовки Савельева. Во дворе Вовку звали директором. А иногда — дубиной. В зависимости от обстоятельств.
— Откуда я знаю, — сказал Серёжка. — У меня целых восемь дядей. Этот только сегодня приехал. Я его ещё не изучил…
Серёжка принялся перечислять, какие у него дяди, где работают и даже их точные адреса.
В конторе остальными дядями не заинтересовались. И зря. Среди них были замечательные люди — слесари, инженеры и даже один космонавт. Правда, он ещё не летал в космос, но, наверно, скоро полетит. Вчера он прислал письмо. Если Серёжке не верят, он может принести конверт. Ему это ничего не стоит.
Директор принялся благодарить. Он даже хотел покормить Серёжку бесплатным обедом, но Серёжка отказался. Дядя привез из Сибири байкальского омуля. Сейчас все будут обедать. Ему не хочется портить аппетит.
Подсобный рабочий шёл из столовой номер три как побитый. Он проклинал себя за малодушие и за то, что продал вместе с потрохами Вовку-директора. Правда, Вовка был плохой друг и грубиян. Но это уже был совсем другой вопрос…
СЕРЁЖКА И ПЁТР ?
Вечером в Серёжкиной квартире была порка. Но опустим подробности и детали. Скажем только одно. В этот вечер было неприятно и Серёжке и его отцу. Он угрюмо ходил по соседней комнате и молчал.
Отец у него был молчун. И дома и на работе. Станет к станку и вкалывает…
На заводе возле проходной висел портрет отца. Он был там похож. Только шрам от пули художник убрал со щеки. Наверно, хотел, чтобы было красивее…
Лично Серёжка был против этого. Он любил отца таким, как он есть. И его темные сумрачные глаза, и покатые, опущенные плечи, и эту памятную военную отметину.
В старой маминой сумке, которая лежала в шкафу под горой свежего белья, хранились ордена и медали отца. Один он получил на фронте, а другие уже после войны на заводе.
Ордена и медали отец никогда не носил. Стеснялся. Только один раз Серёжка увидел его при «полном параде».
Это было в День Победы. Серёжка играл во дворе и вдруг увидел в дверях отца. Он шёл с матерью в театр.
На груди отца сверкало золото и серебро. Даже глаза слепило.
Отец шёл рядом с матерью и почему-то смотрел в сторону — неизвестно куда. Он даже не заметил Серёжку.
Зато все во дворе заметили отца. Стояли и не дышали. Серёжка тоже.
А почему не гордиться, если у него такой отец!
С тех пор картина эта не выходила у Серёжки из головы.
Закроет глаза и видит: идёт отец. На груди сияние. А вокруг только вздохи: «Вот это да!»
Как-то Серёжка остался дома один. Он запер дверь на два ключа, достал из шкафа ордена и развесил по всей куртке.
Чужое великолепие это ослепило Серёжку. Он важно ходил по комнате, надувал щеки, вытягивал руку вперед. Но слава взаперти — это не слава. Серёжка подошёл к окну, выпятил грудь. Снизу его кто-то заметил, замахал рукой.
Серёжка с перепугу рухнул на пол и сидел полчаса. К счастью, все обошлось и в квартиру никто не вошёл. С тех пор Серёжка не касался орденов. Видно, понял, что слава отца не передаётся по наследству, как цвет глаз или горбинка на носу.
Что заслужил сам, то и получай. Хоть горушку, хоть песчинку, хоть обыкновенный, сложенный из трёх пальцев кукиш. Так говорил Серёжкин отец. Правда, говорил он по другому поводу. Но это значения не имеет.
Вообще же Серёжкин отец моралей и прописных истин не читал. Скажет слово — и точка. Делай выводы сам, пока не поздно…
Жаль только, времени у него на Серёжку не хватало. С восьми на заводе. Потом слёты, активы, форумы. Сюда тащат, туда рвут. Хоть караул кричи.
По этой причине Серёжкиным воспитанием занималась больше мать. За ней всегда в доме было последнее слово и последняя точка.
Несмотря на форумы, мать хотела сблизить и сдружить Серёжку с отцом. Только случится у отца свободная минутка, мать уже тут как тут.
«Иди гуляй с Серёжкой. Ему нужно мужское общество. Вы мужчины. Вы лучше поймёте друг друга».
Отец и Серёжка ходили по грибы, сидели с удочкой, как колдуны, на тихой, заросшей кувшинками Усманке.
Хорошо на этой речке. Особенно вечером. Деревья на берегу. Деревья в реке. Вниз ветками. Где что — не поймёшь. И облака, и перелётная птица. И ты сам. Стоишь в красной рубашке вниз головой и гонишь от себя дымный густой клубок мошкары.
Так всё красиво, что даже не верится!
Разговаривали Серёжка с отцом мало. Так, слово, два. Вполголоса. Чтобы не спугнуть тишину, не разогнать серебряную стаю рыбешек возле песчаного берега.
Серёжка любил такие прогулки с отцом. Но теперь об этом нечего было и думать. Без тапочек Серёжке не было ни ходу ни проходу.
Вся проблема с тапочками упиралась в главную точку, то есть в маму…
А раз мама сказала, значит, так и будет. Её никто не переубедит!
После порки Серёжка спал неважно. Снилось ему всё, что случилось за день. С некоторыми отклонениями. Одни и те же страдания Серёжка пережил дважды.
Под утро Серёжке приснился Пётр Первый.
Дело было так. Серёжка отправился к самодержцу наниматься в юнги. Во дворец его не пустили. У входа стояли два гвардейца и молоденький офицер с усами. Через плечо у него висела голубая лента, как у чемпиона. На ленте сверкали ордена и медали.
Серёжка стоял у входа, переминался с ноги на ногу и нудным голосом тянул:
«Пустите, дяденька. Чего вам стоит…»
Серёжка надоел офицеру. Он хотел турнуть его, но потом пожалел и сказал:
«Сейчас я пойду и поговорю с государем. Жди тут».
Вскоре он вернулся и велел гвардейцам пропустить Серёжку.
«Можешь идти, — сказал он. — И пожалуйста, вытирай ноги. Ковры нам все перепачкаешь».
С волнением Серёжка переступил порог царских палат. Тут было чисто и тихо, как в музее. Возле каждой двери стояли с ружьями гвардейцы. Они зорко осматривали посетителя и проверяли пропуск с печатью, который дал Серёжке офицер.
Серёжка прошёл несколько комнат и вдруг увидел в глубине огромного зала Петра Первого. Пётр стоял спиной к нему и рассматривал на стене географическую карту мира. Вероятно, разрабатывал планы походов, думал, с какой стороны лучше ударить по врагам земли русской.
- Предыдущая
- 4/17
- Следующая
