Граница не знает покоя - Авдеенко Александр Остапович - Страница 6

В Золотой балке за Коранью погибли в бою командир 2-го батальона майор Ружников (долгое время воевавший под Балаклавой с простреленной, незаживающей рукой) и командир роты Крайнов.

Прорваться к своим не удалось. Пришлось отойти от КамышевоЙ балки к бывшему Георгиевскому монастырю. Враг наседал все яростнее. Подполковник Рубцов собрал своих людей под обрывистыми склонами берега. Над ними поднимались строения монастыря, справа виднелись в море багрово-глинистые обломки мыса Фиолент. Из-за мыса Фиолент с оглушающим ревом моторов то и дело выскакивали на бреющем полете фашистские самолеты и пикировали на раненых защитников Балаклавы. Здесь был убит сосед Рубцова — командир полка подполковник Макеенок, державший оборону слева от пограничников на участке совхоз «Благодать» — Сапун-Гора.

Всеми способами пытался Рубцов наладить связь с командованием армии, посылал вплавь морем связистов, по вряд ли кому-нибудь из них удалось доплыть до Стрелецкой бухты.

Вместе с командиром полка находился снайпер Иван Левкин. Стараясь сберечь для будущих боев талантливого стрелка, истребителя фашистов, подполковник Рубцов отдал в распоряжение Левкина единственный плот и приказал снайперу еще с несколькими бойцами добираться морем к Херсонесу. Но добраться им не удалось: за мысом Фиолент все они погибли от фашистской бомбы.

Оборону полка, отрезанного со всех сторон от своих войск, подполковник организовал в районе камней, разбросанных по берегу, но противник, оседлавший верхнюю кромку берега, был хозяином положения. Он нависал теперь над пограничниками еще более угрожающе, чем в Балаклаве, где у них все-таки была возможность маневра.

Наконец удалось наладить рацию и связаться со штабом Приморской армии, Рубцов просил подогнать сюда, к берегу, под Георгиевский монастырь, плавсредства. Из Херсонеса пришел ответ, смысл которого можно пересказать так: катера подойти за мыс Фиолент не могут: фашисты простреливают весь район с берега и самолетов. Пробивайтесь всеми способами в Казачью бухту. Оттуда вас эвакуируют на Большую землю.

В неглубокой пещере, уходящей под береговые скалы, Рубцов вместе с другими офицерами разработал план прорыва.

Ночью по крутым тропинкам, по лестнице, спускающейся к морю, по отвесным скалам стали подниматься пограничники в атаку на врага. Страшен был их гнев. Много гитлеровцев уничтожили они во время этой ночной беспощадной атаки. Но слишком велик был перевес в силах на стороне врага — хищного, мстительного. Фашисты ослепляли прожекторами выскакивающих наверх пограничников, обрушив на них огонь всех орудий, пулеметов и минометов. Подполковник Рубцов и комиссар полка Анатолий Смирнов шли в первых рядах пограничников, личным примером воодушевляли людей на подвиги.

Но снова пришлось спуститься с крутого берега к морю…

Тяжело раненного Рубцова принесли на руках и укрыли в пещере.

Испуганные ночной вылазкой, фашисты спешно начали обносить колючей проволокой поверху весь участок берега, создавая повсюду новые огневые точки. Гитлеровцы все это время беспрерывно били из минометов по кромке берега.

Фашистские пропагандисты охрипшими голосами орали в рупоры и призывали выходить и сдаваться в плен.

Не вышел никто! Ни один из пограничников, находясь в смертельной опасности, не поддался на посулы врага. Ливень огня снизу был ответом на вражеские призывы. Тогда фашисты решили заморить пограничников голодом. Продуктов в полку уже не было, и люди пили соленую морскую воду.

Спустя несколько дней фашисты одновременно предприняли атаку на пограничников с берега и с моря. Гитлеровцы спрыгивали на берег с катеров, внезапно появлявшихся из-за мыса Фиолент, другие быстро спускались вниз по тропкам. Так началась эта страшная схватка. Пограничники, голодные и израненные, бились до последних сил, но не сдавались гитлеровцам. Только немногим из них удалось прорваться к партизанам Крыма, где они затем продолжали наносить беспощадные удары по ненавистному врагу.

На горных, труднопроходимых тропах, под отвесными скалами Карадага и на выжженных солнцем степных равнинах вблизи Сиваша несут сегодня свою боевую службу незаметные герои в зеленых фуражках, пришедшие на смену погибшим у стен Балаклавы героям. Глухой ночью, когда засыпают санатории и дома отдыха Крыма, по всему южному побережью можно услышать тихий, приглушенный шаг пограничных дозоров. То и дело их трудной, но очень необходимой, воинской работе помогают пересекающие бухты и заливы голубые лучи прожекторов. Они ревниво поглаживают обманчиво-спокойную гладь такого ласкового южного моря. Граница и здесь, на приморской гальке, под скалистыми хребтами Крымских гор, ни дня ни ночи не знает покоя. Ведь по противоположному берегу Черного моря бродят американские «советники», явные военные разведчики далекой заокеанской страны, которая продолжает угрожать миру ядерным оружием. Эти джентльмены не только устанавливают на анатолийских берегах радиолокационные станции, ракетные площадки, подбирают места для новых аэродромов, но и беспрестанно пробуют засылать на советскую землю своих наемных шпионов. Одного из них пограничники обнаруживают в скромной рыбачьей одежде, другой, спрыгнув в шторм с турецкой фелюги, якобы «потерявшей управление», пробует при задержании на пляже прикинуться обычным курортником, любителем далеких заплывов, Каждое новое задержание таких непрошенных гостей оттуда, из Турции, всякий раз наглядно и зримо подтверждает мысль, что нет «спокойных границ», и напоминает «откровенное» признание одного американского журналиста:

«Мы выбрали Турцию и Грецию не потому, что они больше всех нуждаются в помощи, а потому, что они представляют собой стратегические ворота, ведущие к Черному морю и к сердцу Советского Союза».

Пограничники Крыма не забывают таких признаний, и потому их не усыпить обманчивым покоем южного побережья и прекрасного синего моря. Они знают о великом подвиге своих предшественников из полка Рубцова, оросивших своей кровью прибрежные крымские скалы, и стараются во всем быть достойной сменой погибших героев.

На заставу прибыл солдатик. Именно солдатик — маленький, курносый, с круглыми ясными глазами. В руках он держал небольшой деревянный чемодан с замочком, и хотя была уже на солдатике новая шинель, которая еще не обмялась и неуклюже топорщилась на спине, так и веяло от него теплом чистой крестьянской избы, сладким запахом парного молока, душистым хлебом.

Аккуратно обтер сапоги у порога, поднялся на крыльцо и остановился. У входа на мраморной доске блестели золотые буквы: «Застава имени Героя Советского Союза ефрейтора Семена Пустельникова».

Хлопнула дверь. На крыльцо выскочил долговязый парень в ушанке, но без шинели, с красной повязкой на рукаве. Он окинул вновь прибывшего чуть насмешливым понимающим взглядом, подождал несколько секунд, затем проговорил:

— Ну, что ж ты? Докладывай. Откуда явился? Солдатик хлопнул белесыми ресницами, потоптался на месте и с достоинством сказал:

— Тульские мы. Из колхоза приехал.

Дежурный подавил смешок.

— Приехал. Звать-то тебя как?

— Волков. Иван.

— Ты, Волков Иван, докладывать должен по уставу: «Товарищ дежурный! Докладывает рядовой Волков. На заставу прибыл». Понял? Разве не учили тебя на учебном пункте?

— Учили.

— Так докладывай по уставу.

Рука солдата неумело потянулась к виску. Дежурный укоризненно покачал головой.

— Эх ты, тульский! Иди уже. Да в следующий раз про устав не забывай. Понимать надо, куда служить приехал, — и он кивнул головой на мраморную доску с золотыми буквами.