Чудесный сад - Сборник Сборник - Страница 24
- Предыдущая
- 24/44
- Следующая
А храбрый осёл и доныне живёт на широкой поляне.
Три друга
Может, было то, может, не было, — подружились, говорят, когда-то, подружились и побратались козлёнок, ягнёнок и телёнок.
Раз козлёнок поглядел на дальнюю гору и говорит:
— Братцы, кто из вас видел, как солнце по вечерам уходит за гору?
— Я видел, — сказал ягнёнок.
— И я видел, — сказал телёнок.
— Так давайте, — предложил козлёнок, — пойдём втроём и разведаем, где же прячется на ночь солнышко.
И в тот же день дружки тайком убежали из стада.
Вот идут они степью. Долог путь, но гора всё ближе и ближе. Радуются друзья. Вдруг перед ними арык. Как перебраться? Козлёнок говорит:
— Ничего, перескочим!
— Я боюсь, — сказал ягнёнок.
— И я боюсь, — сказал телёнок.
— Эх вы, трусишки, — смеётся козлёнок. — А вот я так ничего не боюсь.
Разбежался он и вмиг перескочил на другой берег.
Прыгнул за ним и ягнёнок, — ловко прыгнул, только заднее копытце замочил.
Потоптался, потоптался на месте телёнок, — делать нечего, скакнул и он. Скакнул — да бултых в воду! Чуть было не захлебнулся. Приятели за уши вытащили.
Козлёнок говорит:
— Мы тебя, телёнок, от смерти спасли. Ты должен отплатить нам за услугу. Подвези-ка нас на спине до горы.
Сели верхом на телёнка озорники, едут, посмеиваясь.
Прошло сколько-то времени. Мычит жалобно телёнок:
— Тяжело мне. Я вам не верблюд. Довезу до камня, что белеет впереди, а там хватит, слезайте.
Доехали до камня, а это не камень вовсе — дорожный мешок на земле валяется. Туго-претуго чем-то набит. Видно, какой-то ротозей потерял поклажу. Развязали мешок, а в нём четыре звериные шкуры: барсова, медвежья, волчья и лисья.
— Хорошая находка, пригодится, — сказал козлёнок.
Побрели с мешком дальше. Вот уже гора совсем рядом, рукой достать. Под горой стоит белая юрта. А в юрте шум и гам, песни и звон домбры. Постояли путники, переглянулись и — будь что будет! — отворили дверь.
Видят: в юрте пир идёт. Пёстрый барс кумыс пьёт, толстый медведь халву сосёт, сивый волк баурсаки уплетает, рыжая лиса на домбре играет да припевает:
Трынды-трын, домбра моя!
Нынче все мы здесь друзья.
Завтра — снова мы враги:
Каждый шкуру береги!
Ввалились в юрту три дружка и замерли у порога: сразу поняли, что попали в беду. А звери как увидели нежданных гостей, так и глазищи у них загорелись: такая лакомая закуска сама к ним в зубы идёт! Подмигнула хитро лиса шайке хищников и, облизываясь, повела лукавые речи:
— Милости просим, дорогие гости. Сам аллах посылает вас на наш праздничный пир. Садитесь поближе к очагу, детки. Сейчас мы вас угостим… А покамест не сыграете ли вы нам на домбре, не потешите ли песенкой?
Ягнёнок потупился — и молчит. Телёнок попятился — и молчит. А козлёнок тряхнул кудрявой шёрсткой и говорит:
— Давай, лиса, домбру! Спою вам и сыграю.
И он ударил по струнам:
Трынды-трын, моя домбра!
Пусть не ждут враги добра.
Пёстрый барс нам нипочём,
Толстый мишка нипочём,
И волчище нипочём,
И лисица нипочём.
Как накинемся втроём,
Всех злодеев задерём!
Слушают звери: что за дерзкая песенка!
— Да вы кто такие? — зарычал барс.
— Мы охотники степные, — отвечает козлёнок.
— А куда идёте? — взревел медведь.
— Несём товар на базар.
— А какой у вас товар? — прошамкал волк.
— Звериные шубы.
— Где же вы их взяли? — тявкнула лиса.
— С ваших родичей сняли, — говорит козлёнок и вытряхивает из мешка все четыре звериные шкуры.
Окаменели зубастые разбойники от страха, потом взвыли каждый по-своему, да бежать кто куда без оглядки.
Три побратима остались в чужой юрте хозяйничать. Закусили с дороги вкусными звериными кушаньями, отдохнули и стали думать, как дальше быть.
Козлёнок говорит:
— Хорошо, что мы недругов так напугали, но плохо будет, коли они, опомнившись, вернутся назад. Тогда уж нам не сберечь костей. Побежим-ка лучше, не ожидая горя, поскорей домой. В родном стаде нам и вправду никакой зверь не опасен. В родном стаде нас джигиты-пастухи никому в обиду не дадут.
Не пришлось козлёнку долго друзей уговаривать.
— Верно ты, братец, говоришь, — сказал ягнёнок.
— Правильно говоришь, — сказал телёнок.
И через минуту далеко уже были все трое от белой юрты, ещё дальше от горы. Впереди мчался козлёнок, следом за ним — ягнёнок, а телёнок — сзади.
К вечеру домой поспели. Пастухи до того им обрадовались, что и бранить не стали. Вот как всё славно получилось.
Одно нехорошо: так и не узнали три дружка, где солнышко на ночлег прячется.
Осел-певец
Просторен мир, много на свете разного люда, и нет никакого дива в том, что в какое-то время в каком-то ауле жил без горя старый болтун Жаксыбай. Был у этого человека осёл. С виду он ничем не отличался от других ослов, но имел такую глотку, что когда начинал кричать в своём стойле, даже в соседних аулах люди затыкали уши.
Как-то раз приехал Жаксыбай в древний город Туркестан и сразу же завернул на базарную площадь. Тут он привязал к дереву своего осла, а сам, подхватив полы халата, шмыгнул в чайхану. Хорошая чайхана всегда полна народу, а где народ, там разговор, а где разговор, там спор, а где спор да разговор, там никто вовек не переговорит и не переспорит Жаксыбая. Сказано: «У болтуна рот без застёжек»…
Долго ждал осёл подле чайханы своего хозяина. Припекало солнце, жужжали мухи, больно кусались слепни. Осел проголодался и захотел пить. Что ему было делать? И он сделал то, что на его месте сделал бы всякий из его племени: поднял хвост, вытянул вперёд уши, раздул ноздри, распахнул рот и… заревел во всё горло.
Люди, что по делу и без дела толклись на базаре, вздрогнули и разом повернулись на рёв.
— Вот так голос! — сказал весь базар. — Такого голоса не слыхали ещё в Туркестане!
— Экая новость! — обрадовался осёл. — Столько лет топчу дороги и лишь теперь узнал свою настоящую цену. Весь Туркестан признал мой талант!
С этого мгновения осёл уверовал, будто он и в самом деле рождён великим певцом. Что только не попадёт подчас в рот голодному шакалу и в башку глупому ослу!
Осёл размышлял:
«Не стану больше работать на Жаксыбая! Меня ждёт впереди слава и почёт. А разве слава и почёт достаются тем, кто таскает на спине саксауловые дрова?»
Разгорячившись, он рванулся изо всех сил, оборвал повод и пустился вскачь вон из города. Прощай, старый болтун Жаксыбай! Прощай, древний город Туркестан!
Вот бредёт осёл по пустынной дороге, — ещё жарче печёт солнце, ещё назойливее жужжат мухи, ещё больнее жалят слепни. Устал беглец, изнемог от голода и жажды. А по сторонам ни тени, ни зелёной былинки, ни лужицы.
— Труден путь к славе, — вздохнул осёл, — но аллах не даст погибнуть своему избраннику. — И побрёл дальше.
Вдруг — на счастье иль на беду — видит осёл перед собой обширный сад, обнесённый глиняной оградой. В одном месте ограда обвалилась, и в пролом можно было разглядеть тенистые деревья, приветливые лужайки, покрытые нежной муравой, светлые арыки. Соблазн был велик, и осёл, подобрав бока, протиснулся в дыру в незнакомый сад. Забыв обо всём на свете, он с жадностью накинулся на еду и питьё. Не малый срок топтался он по лужайкам и цветникам, не разбирая дороги, пока не почувствовал, наконец, что сыт до отрыжки. Тогда он остановился, чтобы перевести дух, поднял голову и… пошатнулся от неожиданности.
Прямо на него из чащи кустов шла молодая сайга, прекрасная как райская гурия. Эта сайга тоже тайком проникла в сад. Она с утра резвилась в степи, заигравшись, доскакала до ограды, перепрыгнула её и стала пастись на роскошной траве. Наткнувшись на осла, она так и застыла вся, приготовившись к бегству.
- Предыдущая
- 24/44
- Следующая
