Воспоминания вдовы рава Баруха Ашлага – Фейги Ашлаг - Ашлаг Фейга - Страница 3
- Предыдущая
- 3/7
- Следующая
«Шамати» и статьи Ребе подходят и для начального уровня, но, по мере твоего развития, ты видишь, что в них совершенно бесконечная глубина. Сколько бы ты ни рос, ты все время будешь каждый раз на новом начальном уровне. Я к этим статьям сейчас отношусь как к бесконечно глубокому источнику. Они подходят ко всем уровням.
Естественно, что рав Барух страдал из-за определенных языковых ограничений. Поскольку вся наука о вечной душе человека развивается, передается и обновляется, то рав Барух чувствовал, что нужно обновить способы передачи ее современному поколению.
Мы не смогли бы понять Бааль Сулама. Но на стыке между ним и нами стал Рабаш. Он объяснил и упростил его, создал язык, доходящий до сердца. Но между Рабашем и новым поколением тоже должен был кто-то появиться: тот, кому надо было это передать, чтобы он дальше развивал методику передачи.
Сами постижения не передаются. Передаются способы достижения свойства отдачи – вот то, что передают праведники. Поэтому нет страха заниматься по их книгам. Каждый возьмет из них только то, что ему необходимо для достижения исправления.
Когда у рава Баруха назрела необходимость передать кому-то свои знания, он обнаружил, что передать их некому. И это он «притянул» рава Лайтмана, который «просто повернул на перекрестке налево и доехал до дома, напротив плантации». Мог бы повернуть в другую сторону.
У рава Баруха занимались многие. Но так целенаправленно и так индивидуально он занимался только с одним человеком – с равом Лайтманом, которого привел Творец.
Когда мы приехали в Бней Брак, мы застали уже сплоченную группу, как бы коммуну. Рав Лайтман очень гордился, что все были вместе. Но, со временем, я увидела, что все-таки это – не совсем то…
Теперь я понимаю, что, конечно, идея рава Баруха была не сплочение группы и не воспитание больших мудрецов. Ему нужна была группа, чтобы взять хотя бы их желания и поднять в высший мир потребность современного поколения в духовном.
Он так жаждал вопросов и так все время стремился их получать. За три месяца до нашей свадьбы, он звонил мне каждый день и в течение пятнадцати минут выспрашивал: «Какие есть вопросы?» А у меня было стрессовое состояние из-за того, что многие были против этой свадьбы. И я так стеснялась, что ничего не могу спросить…
Я поняла, что для него вопросы – это жизнь. Он собирал вопросы, боли, проблемы. Такая курьезная деталь: Он требовал у рава Лайтмана, чтобы тот выяснял через его жену Ольгу подробности обо всех. Он хотел знать, чем живут эти современные люди, такие далекие от него. Рав Лайтман честно передавал ему все детали жизни сорока человек. Стоя на крылечке, Рабаш слушал, что Рав Лайтман ему в ухо часами говорил…
Это все он впитывал и потом начал большую работу – начал писать статьи. Он явно шел на распространение. Тогда многие не поняли этого, считали, что это распространение только для конкретной маленькой группы. Новых интересующихся людей больше не появлялось. Рав Лайтман привел сорок человек – и на этом все закончилось.
Рабаш дал им очень много любви и терпения. Он говорил: «Я с ними в шелковых перчатках, я с ними – как с детьми». Все делалось для того, чтобы суметь передать именно этим людям то, что даст им возможность сделать выбор между истиной и злом, между верой и знанием, помочь им. Но не именно этим сорока людям, а через них – всем остальным, всему человечеству. Рав Лайтман тогда тоже больше книг не писал – после той, которая привела меня туда.
И завершающим поступком рава Баруха, очень сильным действием, которым он вызвал на себя большое испытание, – очевидно, нужное ему для завершения понимания потребности последнего поколения, – было то, что он ввел в дом меня, как женскую часть своего нового пути. Он на этом завершил свой выход на поколение. Рав Лайтман регулярно был в доме. И то, с чем он столкнулся в моем лице, наверное, его очень удивило.
Для примера такая деталь – война в Персидском заливе. Рабаш ведет себя как обычно. Я же вхожу в жуткое состояние страха. Он ничего не говорит. И вместе с тем как бы подразумевает, что я буду вести себя обычно. Он не понимает моего уровня тревоги! Он не понимает, как может быть, что у человека, который верит в Творца, утверждает свой контакт с Творцом, может быть такой уровень тревоги. Но, как оказалось, находясь непосредственно рядом с каббалистом, как с человеком, теряешь последние крохи сил и веру… Я думаю, что рав Барух не мог понять до конца моей неспособности верить в Творца.
Люди любят говорить о чудесах, творимых каббалистами… Если рав Барух что-то и делал, то все это было очень скрытно. Но я, как женщина наблюдательная, видела, что иногда Рабаш вдруг внезапно худеет – на нем висит халат, волосы желтеют. А потом я поняла, что это происходит во время очень сильной просьбы за людей. Он, практически, сбрасывал до десяти килограмм.
Поэтому он берег вес: «Свои восемьдесят килограмм я берегу». То есть, ему полагалось по его росту, семьдесят, но еще десять килограмм он запасал впрок. Один раз я видела, как он молился, когда он был один. Это был такой поток энергии… Я даже заплакала от страха, сама не понимая почему.
Но все делал скрыто от всех. Пожилой добрый друг, надежный, хороший человек. Единственно что – поговорить с ним просто так не о чем было. Или я должна была слушать то, что он говорит после уроков: просто стоять как пень и выслушивать. А я думала: «У меня там капуста на огне стоит». А потом думала: «Надо бы записывать». Или мы ели вместе.
Он все делал очень быстро. Только по делу. И не было просто разговоров. Иногда он спрашивал мое мнения о ком-то. Я отвечала, а он говорил: «Да. Хорошо ты его разделала. Да! Жена умеет критиковать. Это у нее получается. А вот быть учеником жене очень трудно».
Рав: Вообще было очень тяжело быть его учеником.
Фейга: В 2:30 они уже встречались в синагоге внизу: рав Барух Шалом, ученики и рав Лайтман, который должен был быть первым, поскольку он обслуживал Рава и был буквально его правой рукой. И должен был все приготовить. Он – рав Лайтман отвечал за все, как сын! Как рав Барух был у Бааль Сулама, так рав Лайтман был у рава Баруха. Хотя у рава Баруха было много других желающих. И он мог бы выбрать других, все готовы были бы делать все, что угодно.
Рав: Единственно, что я всегда с трудом сопровождал его на свадьбы.
Фейга: И он тоже очень мучился со свадьбами. Он приходил после свадьбы и говорил: «Три часа сидел, и не с кем было слова сказать!» Три часа – сосредоточиться в себе при таком шуме!
Но после некоторых свадеб он приходил и танцевал в прихожей. И показывал: «Вот так Бааль Сулам танцевал. Напевал и танцевал». И так он в пол-первого ночи подтанцовывает, потом еще занимается. В час ложится. В пол-третьего на уроке…
Фейга: До своих 70 лет он ел, в основном, апельсины и хлеб с луком, зато после семидесяти он ел мясо для восполнения энергии. Он приходил иногда в десять вечера с урока и говорил: «Какой трудный урок! Какие задавали вопросы… После стольких лет учебы!… Он приходил ночью и заедал мясом…
А в плане распорядка – он приходил в семь часов, ел довольно хорошо, шел заниматься. Может быть, иногда он лежал – буквально две-три минуты. Но он что-то в это время делал, не спал. Он ложился, когда хотел немножко уйти от всех. Единственное, что он сказал в мою пользу: «Ты мне не мешаешь». Со всем моим «Я», он чувствовал, что я, все-таки, не мешала. Это уже было хорошо. А потом он садился с 7:30 и пел. Полтора часа он пел «Талмуд Десяти Сфирот». Сидел. Раскачивался. Напевал «Талмуд Десяти Сфирот» каждый день. Потом, с 9 до 12 они уезжали. Причем рав Лайтман в 12 – 12:30, возвращался совершенно уставший.
А рав Барух Шалом был как огурчик и тащил его еще заниматься к себе в комнату! Говорит: «Пойдем, урвем для святости!» Рав Лайтман шел из последних сил, а Рабаш говорит: «Ну, ты бы ушел, если бы было куда» – и они занимались.
После этого рав Барух кушал десять минут. Десять минут отдыхал: ставил часы на десять минут, а через пять уже вставал. И шел в свою комнату писать статью или печатать, до четырех. Иногда он на подставке для книг немножко дремал.
- Предыдущая
- 3/7
- Следующая
