Клиника смерти - Мэрфи Уоррен - Страница 9
- Предыдущая
- 9/30
- Следующая
Через четыре часа Бонифацио Палумбо и Сальваторе Мессина колдовали над тормозами старого «фольксвагена», чтобы те перестали тормозить. Их занятие прервали трое вооруженных людей. Палумбо и Мессина смылись, передав шефу, что не смогли выполнить задание. Шеф, в свою очередь, сообщил о неудаче кому-то еще, тот еще кому-то, и, наконец, об этом узнал Стейс.
После недельного раздумья защитникам империи Стейса был отдан новый приказ. На разработку операции ушло семь дней, на подготовку еще три и три с лишним секунды на провал, то есть на падение в шахту лифта. Мо Клейна, Джонни Пигеллино (по прозвищу «Свинья») и Вилли Уильямса (по прозвищу «Сладкий Вилли»). Стейс, конечно, на их похоронах не присутствовал. Он даже не знал их имен.
Вот почему однажды холодным днем Энтони Стейс, приняв личину Ансельмо Стасио, изложил свою проблему близкому другу в Нью-Йорке.
– Я не люблю пожары, – сказал Стасио. – Я никогда не любил пожары. Они неуправляемы, они уничтожают собственность.
Они находились в столовой дома его старого друга, личности уважаемой и со связями. Это был пожилой человек в тонком сером свитере и белой рубашке, застегнутой до самого подбородка. Жена принесла ему чашку чая, а Стасио – анисовой водки, которую тот смаковал в ожидании дружеского совета.
Дом был похож на любой другой в восточной части Бруклина Разница состояла лишь в том, что фамилия владельца была не Фельдман или Московиц, а Скубичи. Пьетро Скубичи, хороший сосед и разумный человек.
– Тебе не нравятся пожары, и мне не нравятся пожары, – отвечал Скубичи. – Ты не любишь кровь, и я не люблю кровь. Меня раздражают вульгарные словечки, думаю, что и тебя тоже. Но жизнь трудна, и человек не всегда может выбирать, как лучше в ней устроиться. Будь у меня выбор, я не был бы Пьетро Скубичи. Я был бы Нельсоном Рокфеллером, а будучи Нельсоном Рокфеллером, не лез бы в политику, а сидел бы на солнечном острове и смотрел, как порхают птички.
– А я бы провел реорганизацию в «Чейз Манхэттен бэнк», – сказал Стасио, улыбаясь.
– Но мы с тобой не Рокфеллеры. Поэтому приходи тоя делать то, что нам не нравится. Даже Рокфеллерам иногда приходится так поступать.
– Я слышал, что существует иной путь, – сказал Стасио
– Всегда есть иные пути, – сказал Скубичи.
– Как ты знаешь, дон Пьетро, не в укор тебе будет сказано, у меня тихая заводь, и нет необходимости лить кровь.
– У тебя хорошо идет дело, Ансельмо.
– Благодарю, – сказал Стасио. – Только я не совсем понимаю, в чем суть этих новых методов.
– С тех пор, как появилось ружье, никаких новых методов не изобрели. Подумать только! За сто лет ничего нового.
– Я слышал о новом методе, дон Пьетро. Когда все происходит как будто естественным путем, как несчастный случай.
Дон Пьетро наклонился вперед и прошептал:
– Ты говоришь о врачах?
– Так оно и есть.
Дон Пьетро кивнул.
– Слишком дорого. Слишком. Пожар, лучше устрой пожар. Даже если выгорит целый квартал, все равно это будет дешевле. Ты же бизнесмен. Во что это обойдется? А врачи возьмут тебя за яйца, и крепко.
– При всем уважении к тебе, дон Пьетро, я хотел бы узнать, что можно сделать через врачей. Возможно, это будет самый приемлемый путь решения моей проблемы.
Стасио выслушал, к кому обратиться, как говорить с этим человеком, и еще несколько полезных советов, прежде чем покинул дом Скубичи. Из аэропорта Кеннеди он позвонил в клинику Роблера в пригороде Балтимора.
– Говорит Энтони Стейс. Я президент «Стейс риалти» и директор Первого национального сельскохозяйственного банка и трастовой компании в Скрэнтоне. Я хотел бы поговорить с помощником администратора мисс Кэтлин Хал.
– Она сейчас занята. Может ли она вам перезвонить, сэр?
– Я вылетаю в Балтимор, – сказал Стейс. – Надеюсь, она сможет принять меня. Мне хотелось бы обсудить вопрос о значительном пожертвовании. Весьма значительном.
– Я передам эту информацию мисс Хал, сэр. Она ожидает вас?
– Нет.
– Тогда вам надо записаться на прием.
– Но речь идет о значительном пожертвовании!
– Мы ценим это, сэр, но мисс Хал очень занята.
– Когда я смогу попасть на прием?
– Сейчас середина декабря… Может быть, в конце января.
– Вы хотите сказать, что надо ждать своей очереди, чтобы сделать пожертвование? Я возглавляю объединенный комитет по благотворительности и никогда ни о чем подобном не слышал.
– Извините, сэр, я только секретарь мисс Хал.
– Если я сегодня прилечу, уделит ли она мне хотя бы несколько минут? – сердито спросил Стейс.
– Возможно, но я ничего не могу обещать, сэр. Как пишется ваша фамилия?
– С-Т-Е-Й-С, – назвал он по буквам.
– Минуту, сэр, не вешайте трубку.
Стейс ждал, опуская монеты. Набежало четыре доллара семьдесят пять центов, и он уже хотел было перевести эти деньги на телефонный счет своего офиса в Скрэнтоне, когда секретарша, наконец, снова подняла трубку.
– Мисс Хал просила передать, что с удовольствием встретится с вами в полдень, мистер Стасио, – сказала секретарша.
Стейс слышал, как положили трубку, и продолжал стоять, недоумевая, откуда девушка узнала его второе имя.
В аэропорту Балтимора он взял такси и направился в клинику Роблера. Мисс Хал явно хотела поставить его в неловкое положение, быстро дав понять, что ей и ее окружению известно его второе имя. Ясно, что это именно те люди, которых имел в виду дон Пьетро. Но тут они, видимо, сплоховали, слишком раскрылись в телефонном разговоре. Он быстро сообразил, что к чему. А потом мисс Хал всего лишь женщина, и хотя они бывают красивы и порой весьма умны, но не зря силу и смелость отождествляют с мужским началом.
Однако Стейс оказался не готов к тому, что ждало его в клинике Роблера. Он не был готов к встрече с мисс Кэтлин Хал. У него отвисла челюсть от удивления, когда он увидел ее – она сидела за длинным покрытым стеклом столом, за ее спиной висели графики доходов. Но она не принадлежала этому миру, миру бизнеса: ее место в Голливуде. Она была очень красива.
Густые каштановые волосы окаймляли ее лицо с тонкими мягкими чертами восхитительным ореолом. Губы были пухлыми и влажными, улыбка само очарование. Глаза карие и нежные. Тело соблазнительно округлое, почти полное. Под тонкой белой блузкой с двумя расстегнутыми верхними пуговицами угадывалась высокая грудь.
Стейс наконец вспомнил, что он пришел по делу.
– Я хочу обсудить вопрос о пожертвовании, – сказал он, сев у стола.
– Вы позволите, я повешу вашу шляпу?
Она перегнулась через стол, и Стейс почувствовал манящий запах ее духов, недорогих, но ароматных, словно ямайский ром в сочетании со свежестью моря.
Руки у него покрылись потом. Он не встал, чтобы дать ей шляпу, так как сейчас это было бы для него крайне неудобно. В другое время он был бы горд своей потенцией и быстрой возбудимостью, но в данный момент хотел поговорить о деле.
– Нет, нет. Я подержу ее. Спасибо. Я хотел бы поговорить о деньгах.
– Мистер Стейс, в нашем деле – и организации благотворительных фондов – мы не говорим о деньгах. Мы называем это поддержкой руководства, помощью больнице. У нас есть советы председателей и вице-председателей, у нас есть свои задачи и специальные фонды, но мы никогда не употребляем слово «деньги».
– Сколько? – спросил Стейс.
– За что, мистер Стасио?
– За Натана Дэвида Уилберфорса, заместителя директора налоговой службы в Скрэнтоне. Сколько?
– Вы хотите оказать поддержку руководству от его имени?
– Это у вас так называется?
– Поддержкой мы называем деньги. То, чего хотите вы, мы называем убийством.
– Как угодно, леди. Так сколько?
– Послушайте, вы ни о чем не предупреждаете, не ссылаетесь ни на чьи рекомендации, так что мы должны проверять вас сами, а теперь просите кое-кого убить. Разве так делаются дела, мистер Стасио?
Она расстегнула еще одну пуговицу, просунула ладонь под блузку и облизнула верхнюю губу.
- Предыдущая
- 9/30
- Следующая
