Цвет страха - Мэрфи Уоррен - Страница 17

• Предыдущая
• 17/59
• Следующая

— Минутку, Смитти. Сам подумайте, это же Сэм Бисли! Мы не можем так просто взять и прикончить его.

— Убейте Бисли, — велел Смит. — Его стремление расширить свою империю развлечений до всемирных масштабов едва-едва не втянуло нас в войну на Кубе. А теперь еще и это! Мне казалось, что его достаточно упечь в «Фолкрофт» и на этом все кончится, но я ошибался. Бисли — страшная угроза американскому образу жизни.

— Кое-кто считает, что Бисли и есть этот самый американский образ жизни.

— Найдите его и уничтожь.

— Я бастую.

— Нет! — завопил Чиун. — Он не бастует! Он сам мне сказал!

— Если вы не в силах выполнить это задание, пусть им займется Чиун.

— У меня не поднимется рука на старого доброго Дядю Сэма, — воскликнул кореец.

— Тогда доставьте его живым, я лично пущу ему пулю в лоб, — внушительно произнес Харолд В. Смит. — Ты слышал, Римо?

— Да. В полдень должна состояться пресс-конференция. Пускай все идет своим чередом, а мы тем временем захватим вице-президента компании или кого-нибудь еще из тамошних шишек, и он выведет нас на шефа.

— Держите меня в курсе, — бросил Смит и повесил трубку.

Римо сложил антенну и повернулся к мастеру Синанджу:

— Приказ получен, пора выступать.

— Я не трону даже волоса на его почтенной голове.

— Посмотрим, может, это и не потребуется.

Римо сунул аппарат журналисту и в сопровождении учителя поспешил на поле битвы.

— Ты не сообщил Смиту о бомбе, вселяющей ужас, — многозначительно произнес кореец.

— Он дал отбой, прежде чем я успел перейти к этой части.

Они приблизились к въезду в парк. По дороге громыхала колонна автомобилей. Они были выкрашены серым, а хромированные детали — канареечно-желтым.

— Что это? — спросил Чиун.

— Судя по цвету каймы, кавалерия Конфедерации, — отозвался Римо.

Машины покатили по Кратер-роуд. При виде их часовые южан приветственно размахивали руками, бросали в воздух плоские фуражки и издавали хриплые восторженные вопли.

— Надо бы поторапливаться. Похоже, прибыло подкрепление. Глядишь, опять разгорятся южные страсти, и нам вновь придется усмирять восстание.

Микки Уэйзингер оказался вторым президентом-распорядителем в истории человечества по уровню заработной платы. У него была возможность без малейших затруднений скупать акции компании по пять долларов за штуку и сбагривать их на бирже по рыночному курсу.

И тем не менее он не был счастливым человеком и не мог им стать.

Пока не стал бы самым высокооплачиваемым президентом-распорядителем в истории человечества.

Ибо этот человек, заправлявший компанией, которая заставляла улыбаться всю Америку и большую часть индустриально развитых государств, чувствовал себя так, будто его жизнь представляла собой непрерывную борьбу.

Ему всегда чего-то не хватало. Его не могла удовлетворить никакая победа.

Между тем успех следовал за успехом. В течение восьмидесятых и девяностых компания Сэма Бисли под руководством Микки Уэйзингера ни разу не дала промашки. Дух Бисли завоевывал мир и рассылался в фасованном виде по зарубежным странам.

Все началось с «Токио-Бисли». Каждый знает, что японцы обожают все американское — а что может быть более американским, нежели Монго Маус, лось Маки и гусенок Силли? Японцы буквально упивались ими, но стоило только поступить первым квартальным финансовым отчетам, как Микки Уэйзингер заподозрил неладное.

— Да, дали мы маху. — Он сокрушенно качал головой.

— Наш парк пользуется бешеным успехом, — возражали ему.

— Переборщили с концессиями. Надо было самим построить парк. Мы должны владеть всем, что есть в «Токио-Бисли», от замков на воротах до контрольного пакета акций.

— Но если он лопнет, наши акции можно будет спустить в унитаз, — напоминали ему.

— Бисли непобедим! — кричал Микки, указывая на портрет основателя. Дяди Сэма Бисли, который к этому времени уже лет двадцать как скончался, хотя упорно ходили слухи о том, что он находится в криогенной камере, дожидаясь, пока успехи медицинской науки не позволят восстановить его сердце. — Бисли — это Америка! Мы — это Америка, и в следующий раз мы приберем к рукам все до последней капли!

Так и вышло. Компания прекратила выдачу лицензий, автоматизировала процесс создания мультипликации, утроила выпуск фильмов, завалила планету продукцией Бисли, и, наконец, ее валовой продукт сравнялся с государственным бюджетом малых европейских стран.

Но Микки Уэйзингер был ненасытен.

— Я хочу большего! — бушевал он. — Еще! Еще! Изыщите источники дополнительного дохода. Постройте еще больше заводов по выпуску игрушек. Пусть наше производство выйдет на уровень оборонной промышленности Штатов времен второй мировой войны! И если кто-нибудь осмелится выпустить книжку для раскрашивания, мультфильм или ленту, хотя бы отдаленно напоминающие продукцию Бисли, то этому мерзавцу следует отрезать уши! Нам мало потопить врага в потоке нашего товара, надо сокрушить конкурента еще до того, как он организует собственное производство. Отныне мы будем акулами. Если вы не мчитесь вперед в погоне за свежим красным мясом, это значит, что вы валяетесь на дне, истекая кровью и привлекая врагов, которые вас пожирают.

Сказано — сделано. Компания Бисли продолжала расширяться, запустив щупальца за границу и торжествуя над конкурентами. После безвременной кончины президента Эйдера Дрейка его место занял Микки Уэйзингер.

Когда наступило время завоевывать плацдармы в Европе, Микки лично возглавил переговоры. Он наметил пункт в сельских предместьях Парижа и, едва переговоры подошли к завершению, сделал пируэт и обратился с тем же предложением к правительству Испании.

Стравив два народа, Микки Уэйзингер принялся выколачивать из французов концессии, пока у них при о «Евро-Бисли» не начали течь слюнки.

В борьбе с тяжелейшим кризисом и самой холодной на памяти человечества зимой в Европе «Евро-Бисли» понес значительные убытки, и Микки Уэйзингер решил, что капиталы компании и его личный авторитет лежат мертвым грузом.

— Мы отказываемся от «Евро-Бисли», — заявил он совещанию директоров, собравшихся одним зябким утром в штаб-квартире корпорации в Ванахейме. Калифорния, сопровождая свои слова тяжелым ударом кулака по столу.

— Как же! У нас на руках почти половина акций!

— Мы прекратим платежи и пустим по миру французские банки и правительство.

— И это нереально. Имя Бисли окажется втоптанным в грязь.

— Плевать мне на него! Меня волнует только собственное имя! — рявкнул Микки Уэйзингер, который подобно многим президентам корпораций двадцатого века пекся о своем послужном списке куда больше, нежели об акционерах и возглавляемом им предприятии.

— Но если мы покинем Францию, то можем поплатиться европейским рынком развлечений — его наверняка захватят конкуренты, — заметил Боб Бисли, племянник Сэма и единственный представитель семьи Бисли, оставшийся в совете директоров. — «Лего» уже заняло аванпост в Швейцарии, а «Банан-Берри Студиос» посматривают в сторону Берлина.

— Плевать. Пускай «Лего» забирает себе Европу. Мы сконцентрируем свое внимание на Азии и Южной Америке. В Европе на нас уже показывают пальцем.

— Этого нипочем не случилось бы, если бы мы не отказались от выдачи лицензий, — проворчал кто-то.

— Кто это сказал?

Никто не поднял руку.

— Похоже на голос одного из вице-президентов, — заявил Микки Уэйзингер, обводя комнату подозрительным взглядом. — Ну, кто именно?

Никто не признался.

Поэтому Микки Уэйзингер, не сходя с места, уволил всех вице-президентов.

На следующий день вновь назначенные вице-президенты единогласно высказались за отказ от Европы.

И только Боб Бисли выразил негромкий протест.

Микки Уэйзингер колебался. Спорить с Бобом Бисли не решался никто. Его считали едва ли не носителем драгоценного духа почившего Сэма.

— Я полагаю, этот вопрос следует представить на рассмотрение высшему руководству, — заявил Боб.

• Предыдущая
• 17/59
• Следующая