Орлиный мост - Мазо Жак - Страница 11
- Предыдущая
- 11/62
- Следующая
— Ты был знаком с Тома?
— Конечно. И с ним, и с его братом Пьером. Но ты знаешь, как это бывает… Когда я ужинал в Кальвиаке, мы говорили друг другу только «здравствуйте» и «до свидания». У них был свой круг общения, поэтому они никогда не ужинали с нами.
— Тебе не приходилось их лечить?
— Нет! Я же нейропсихиатр. Их домашним доктором был Полен.
— Он из местных?
— Да, но теперь, я думаю, он на пенсии. Живет довольно далеко, около Сен-Жан-дю-Гара.
— Ты хорошо его знал?
— Я часто встречал его у Дювалей. Он был одним из их близких друзей.
Мюрьель сменила тему разговора:
— Что за парень был этот Тома?
Жером, казалось, смутился, услышав ее вопрос.
— Я не знаю… как все в его возрасте. Скорее приятный, вежливый и внешне счастливый.
— А тебя не удивило, что он решил покончить с собой?
— Разумеется, удивило. Но ты ведь знаешь, как это происходит. Сначала ты удивляешься, потом идешь на похороны, а затем все забывается.
— А что ты думаешь об Элен?
— Она, безусловно, красивая женщина, но чрезвычайно холодная и отрешенная… У меня не сохранилось ни одного сколько-нибудь теплого личного воспоминания о ней.
— Она казалась тебе счастливой?
— Да, пожалуй. Счастливой, насколько это возможно в ее мире, где каждый жест, каждое слово должны соответствовать принятым нормам. Возможно, о ее истинных чувствах знал только муж… Впрочем, думаю, их отношения были полностью обусловлены нормами общества, в котором они вращались. Ты знаешь, в этих семьях старинного протестантского рода ничто интимное никогда не проявляется на публике. А то, что проявляется, — напускное…
— Это любопытно, — отметила Мюрьель, — такое же чувство я ощутила, общаясь с Ноэми, матерью Вероники. Она всегда говорит очень сдержанно. Ни одного лишнего слова. Сегодня мы встретились на выходе из клиники. Она хотела знать, какие слова произнесла ее дочь, но я предпочла уклониться от ответа.
— Почему? — поинтересовался Мишель.
— Это нелегко объяснить. Интуиция шепнула мне, что я должна промолчать. Дело в том, что она показалась мне слишком взволнованной, непохожей на ту женщину, которую я встречала раньше.
— Вы заметили, что ее поведение изменилось?
— Что-то в этом роде. Как будто она частично потеряла над собой контроль и ей обязательно надо было вытянуть у меня информацию.
— Одно меня удивляет: вы встречаетесь только с ней. А что, у Вероники нет отца?
— Хороший вопрос, но я об этом ничего не знаю! — призналась Мюрьель.
— Это не важно. Я узнаю об этом завтра, когда нанесу ей визит, — сообщил Мишель, начиная позевывать. — А теперь я пошел бы спать.
Он встал, но в этот момент во входную дверь вновь постучали. Инспектор сделал знак друзьям, а сам на цыпочках осторожно подобрался к двери. На этот раз о случайности не могло быть и речи.
Убежденный в том, что поймает шутника, Мишель резко распахнул дверь. Никого. Тем не менее он отчетливо слышал, как через заросли, окружавшие дом, кто-то быстро убегал.
Вернувшись в гостиную, он предпочел ничего не говорить Жерому и Мюрьель, которые вопросительно смотрели на него.
— Очевидно, ставни были плохо закрыты, вот створка и стукнула, — предположил он.
Кажется, это их убедило. Тем лучше! Не было необходимости что-то доказывать им. Но отныне нужно быть осторожнее. Его импровизированное расследование явно начало кого-то раздражать.
Глава 4
На следующий день Мишель встал поздно и с сильной головной болью, к которой уже почти привык. Он плохо спал: размышления о необычном деле не позволяли ему расслабиться. А последняя ночь оказалась просто мучительной, полной сюрреалистических идей, мыслей и образов. Это доказывало, что мозг перегружен информацией. Теперь Мишель понимал, что захотел вести расследование не от скуки. Он почувствовал нечто подозрительное в этом деле. Но что?
Инспектор принял душ, проглотил две таблетки аспирина и выкурил на балконе сигарету. Капли росы искрились в лучах яркого солнца. Легкий освежающий ветерок, принесший с собой запах герани, давал надежду на то, что жара не будет такой сильной, как в предыдущие дни. Мишель глубоко вздохнул и стал спускаться.
В гостиной он увидел Мюрьель, которая сидела на диване и изучала дело Тома. На ней были шорты и белая майка, прекрасно облегающая ее округлые формы. Мокрые волосы, зачесанные назад, придавали ее лицу особый шарм. Мюрьель подняла голову и посмотрела на него.
— Глядя на вас, не скажешь, что вино пошло вам на пользу, — со смехом заметила она.
— Не знаю, виновато ли вино, однако я действительно не в лучшей форме.
— В таком случае сейчас не стоит утомлять вас вопросами?
— Нет-нет! Я только выпью кофе.
После того как он вернулся из кухни с чашкой в руках, сел рядом с Мюрьель и зажег сигарету, состояние его явно улучшилось.
— Ну что?
Просмотрев фотографии жертвы, она сразу же выразила удивление по поводу кровоподтеков и одежды, разбросанной вокруг тела.
— Да, это довольно странно, — признал Мишель, зевая, — но это всего лишь позволяет предположить, что речь идет об убийстве, а не о самоубийстве…
— Согласна. Особенно если внимательнее посмотреть на одежду и на порядок ее расположения относительно тела.
— Что вы хотите этим сказать? — заинтересовался Мишель, чувствуя, что допустил оплошность.
— Посмотрите! — сказала она, указывая на фото. — Одежда расположена строго по кругу.
— Это так. И что же?
— Мне кажется, это сделано целенаправленно, как если бы для выполнения какого-то ритуала. Еще больше меня убеждает в этом то, что тело упало не там, где его обнаружили и сфотографировали. Я говорю о продуманном сценарии, смысл которого от меня ускользает. Если нам удастся разгадать эту головоломку, мы приблизимся к правде, а значит, к виновному или виновным…
— К виновным?
— Это лишь гипотеза. Но она не кажется мне безумной, поскольку кто-то заставил Тома спрыгнуть с моста отсюда кровоподтеки, — переместил труп и in fine — в конце концов — разложил одежду вокруг тела. Что вы об этом думаете?
Мишель молчал. Чувство душевного равновесия, которое он испытывал, беседуя с этой обольстительной женщиной, постепенно превращалось в чувство какой-то неловкости. Впервые в жизни он, закоренелый холостяк, всегда отвергавший традиционные супружеские отношения, вдруг ощутил желание связать себя узами брака с той, которую смог бы полюбить…
— Извините, — спросила Мюрьель с заинтересованным видом, — быть может, вы не в состоянии поддерживать разговор?
— Нет-нет! — живо откликнулся он, пытаясь скрыть смущение. — Просто ваша гипотеза полностью все меняет.
— Почему?
— Не знаю. Сначала я даже вообразить себе этого не мог. Тем не менее, если вы правы, необходимо понять, зачем преступник все это сделал.
— Я об этом подумаю… Но меня удивляет, что вас это заинтересовало! До этого вы практически не воспринимали подобные вещи! Я была уверена, что вы никогда не будете выслушивать мою эзотерическую тарабарщину…
— Не так важны средства, если предположения имеют под собой веские основания!
— Спасибо за искренность, но, быть может, вы продвинулись дальше, действуя методом Мегрэ?
Мишель сделал вид, что не понял иронии.
— Нет, хотя я и стараюсь найти связь между Вероникой и Тома. Увы, пока мне это не удается. Они не состоят в родстве, никогда не встречались…
— Тем не менее кое-что есть, пока еще непонятное, но конкретное: девушка раз за разом упоминает об этом молодом человеке.
— У вас есть объяснение?
— Я лишь в начале пути! Все похожие дела, над которыми я работала, доказывают, что не существует прямой связи между духом и живым существом без присутствия третьего лица, называемого обычно медиумом.
— И кто это может быть, по-вашему?
— Трудно сказать. Только Вероника способна нам об этом сообщить. Если вновь заговорит…
Мишель улыбнулся:
- Предыдущая
- 11/62
- Следующая