Аутодафе - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/93
• Следующая

Я, не ответив, подошел к тоненькой сосенке и под взглядами иного существа, души и одушевленного в несколько ударов срубил ее, а затем избавил от ветвей, получив длинную жердь.

Недалеко от визагана лежал его посох — искривленная сучковатая палка, инкрустированная костью и украшенная пестрыми перышками. Я отбросил его ногой как можно дальше, а затем воткнул жердину между мягкой землей и разлагающейся тушей и навалился на нее сверху. Этот рычаг сработал — тело кабана едва-едва приподнялось, ровно настолько, чтобы визаган впился пальцами в траву и мох, подтянулся на ослабевших руках и высвободил ноги.

Я отпустил жердину, от которой у меня на пальцах остались следы пахучей смолы. Пугало, понимая, что больше ничего интересного не случится, вновь занялось кабаньими клыками, а я продолжил путь.

— Что это было? — мрачно поинтересовался Проповедник. — Зачем ты освободил эту гнусь?

— Сам не знаю.

— Людвиг, ау! Это визаган, ты не забыл? Они всегда настроены недружелюбно к людям. Святой Петр, да они нас жрут при первой возможности!

— Да. Ты совершенно прав, это злобная и опасная тварь, но… — Я и вправду не находил объяснений для своего внезапного порыва.

— Смотрю, Темнолесье крепко тебя изменило. Стоило тебе пообщаться с иными существами, как они стали тебе куда ближе некоторых людей.

— Ты мне неделю назад твердил о христианских добродетелях и всепрощении.

— Я говорил о людях, а не о мерзких тварях.

— Порой границы между людьми и мерзкими тварями сильно стираются, друг Проповедник. Ты разве никогда не задумывался об этом?

Старый заброшенный монастырь с частично обвалившейся западной стеной встретил меня густыми тенями, запахом сырости и потревоженным вороньем, взвившимся в небо при моем приближении.

Монастырь оказался небольшим, судя по всему, в прежние времена монахов здесь было не так уж много. Не знаю, какому ордену они принадлежали, но, скорее всего, какому-то из тех, что привлекает братьев-отшельников. Такие обители частенько можно найти в глуши, среди лесов, озер и неприступных скал. Некоторые из них оказываются в запустении, и на сотни лет в них поселяются лишь совы да летучие мыши.

Здесь была церковь, точнее, то, что от нее осталось — несколько сводов и колонн, массивный дом, где располагались кельи монахов и трапезная. Хозяйственные постройки давно обвалились и превратились в груды сгнивших досок, среди которых немым укором небесам торчала труба печи, где когда-то пекли монастырский хлеб. Сад и маленькое кладбище давно превратились в заросли сорняков, а в колодце, судя по запаху, вода, которая никому не была нужна, давным-давно протухла.

— Почему его оставили? — спросил Проповедник, шарясь по углам и с сомнением поглядывая по сторонам.

— По сотне причин, — сказал я, входя в церковь и сбрасывая сумку на пол, где меж плит пророс подорожник. — Монастырь закрыли, монахи перебрались в более удобное место, мор, нападение разбойников, тяжелая зима и так далее и тому подобное. Какая, собственно говоря, разница?

— Не люблю заброшенные места.

Я расстегнул пояс и отправился собирать палки и ветки для костра:

— Нет ничего опаснее обжитых мест. Там можно встретить все, что угодно, начиная с банального карманника и заканчивая тварью, облюбовавшей подвал булочной. При большом скоплении народа удобно промышлять и охотиться. А что делать здесь? Кругом мертвый замшелый камень.

— Ты собираешься остановиться в церкви?

— Лучшее место для ночлега.

— Да у нее две стены и три колонны! Если ты думаешь, что она тебя защитит…

— Церковная земля освящена. Мелкая нечисть на нее не полезет.

— Ты на это надеешься? Тогда не стоит разводить костер рядом с алтарем, — неодобрительно заметил он.

— Алтаря давно нет. И уж кто-кто, а такой богохульник, как ты, мог бы и не пытаться взывать к моему христианскому смирению.

— Почему бы тебе не расположиться в доме? Там есть чудесные кельи для тех, кому не хватает смирения.

— Не корчи из себя идиота. Развалины церкви безопаснее унылых клетушек для монахов. Если меня там кто-нибудь прижмет к стенке, — услышав это, Проповедник глупо хихикнул, — то я уже не выберусь. Так что остановлюсь там, где запланировал. А ты, будь так добр, обойди монастырь по кругу. Посмотри, нет ли чего-нибудь странного.

Он задумчиво посмотрел на свой указательный палец, не говоря ни «да» ни «нет». И я уже набрал достаточно досок, чтобы разжечь костер, когда он все-таки решил, что выполнит мою просьбу.

Я снял пристегнутый к сумке скатанный плащ, расстелил его, затем стал разжигать огонь, то и дело поглядывая по сторонам. Было поздно, так что тени растворялись в сумерках, южная часть стены была видна лишь как темный силуэт на фоне быстро гаснущего, облачного летнего неба. Когда появилось пламя, сразу стало как-то веселее и уютнее.

— Ничего такого, о чем мне следовало бы тебе рассказать! — крикнул от ворот Проповедник. — Единственное страшное существо в округе — это Пугало! Оно у тебя за спиной!

Пугало подошло неслышно, в шляпе с висящим на ней лисьим хвостом, угрюмо уселось рядом с огнем и, достав из кармана мундира кабаньи клыки, показало мне.

— Внушительные трофеи, — сказал я ему. — Зачем они тебе?

Оно не ответило, зато серпом начало вырезать из первого клыка какую-то фигурку и так увлеклось этим занятием, что не поднимало головы, даже когда совсем стемнело. Лишь поближе наклонилось к огню, работая своим страшным оружием не спеша и аккуратно.

— Слушай, Людвиг. Там в здании, у входа, есть хранилище, — сказал Проповедник.

— Мне ничего не нужно.

— И даже факелы? — хитро поинтересовался он. — Я видел, по крайней мере, десяток во вполне приличном состоянии.

Я налил из фляги воду в глиняную чашку с отколотым краем, которую нашел рядом с монастырским садом, кинул в нее щепотку соли, коей у меня оставалось удручающе мало, а затем опустил туда крест:

— Благослови воду…[11]

— Эм-м-м… — протянул он.

— В чем дело? Ты все-таки священник, хоть и мертвый, а мы на территории церкви.

— А крест зачем надо было опускать? Он от этого святее не станет.

— Считай это моим суеверием.

Когда мне было девятнадцать, крест, опущенный в святую воду, помог нам с Кристиной и Гансом выбраться из ловушки, запечатанной одним мерзким бесом, решившим развлечься за наш счет и замуровавшим нас в одном из склепов.

Я взял из огня одну из горящих досок, с неохотой отправился к монастырскому зданию, сейчас гораздо более мрачному, чем прежде. Здесь еще сильнее пахло сыростью и плесенью, и маленький огонек не мог осветить все помещение. В подсобке, справа от входа, среди ржавых ведер и садовых инструментов, в самом углу лежала связка старых факелов. Проповедник преувеличил. Лишь четыре из них хоть на что-то годились. Я сразу зажег один, вышел из мрачного зала и направился к арке, где раньше висели створки ворот.

Обе скобы сильно проржавели, но мне удалось пристроить зажженный факел. Чудесно. Теперь я хотя бы увижу, если кто-то сюда полезет. Разумеется, огонь тоже сделает меня более заметным, но те, кто идут за мной, найдут меня и без всякого огня. А всех остальных я не боюсь. Проклятая луна принесла мне сплошные неприятности, чтобы ей пусто было.

Я отправился обратно к костру, когда бок, по которому когда-то прошлись когти окулла, обдало холодом. Я машинально обернулся и увидел, что из мрака, царящего за воротами, в круг света выпрыгивает лошадь с наездником.

— Дьявол! — совершенно не ко времени и не к месту выругался я и припустил во весь дух к церкви.

Проповедник вопил, чтобы я поднажал, тяжелый стук копыт приближался. До церкви было еще шагов двадцать, и лошадь, как это ни прискорбно, двигалась гораздо быстрее меня. Когда горячее дыхание обдало мне шею, я бросился в сторону, избегая тычка, приземлился на ладони, сделав неловкое колесо, и, избежав удара нагайкой, кинулся к костру.

• Предыдущая
• 33/93
• Следующая