Танталэна - Чуковский Николай Корнеевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/26
- Следующая
Надежды вырваться из своей тюрьмы я не оставлял ни на минуту. Днем, оставаясь один, я измышлял различные планы бегства. Но сколько-нибудь осуществимым мне казался только один: выломать у одного из ящиков стенку, вытащить его содержимое, выломать вторую стенку и пролезть ящик насквозь. И там — свобода. Но для этой работы надо иметь какое-нибудь орудие, вроде топора или сечки, а у меня не было ни того, ни другого. Даже нож был теперь сломан, а голыми руками сломать ящики, окованные железом — невозможно. И дни проходили за днями, а положение мое не менялось.
Наконец, удача мне улыбнулась. Я, совершенно случайно, нашел под соломой шестидюймовый железный гвоздь. Я тотчас же принялся отковыривать им доски одного из нижних ящиков. Сперва моя работа была неуспешна, но, наконец, одна из досок треснула и отскочила. И я чихнул. Из образовавшейся щели сейчас же целой рекой посыпался черный перец. Обломок доски перелетел через всю мою каморку и ударился в противоположную стену. Звук получился глухой и гулкий, как если бы ящик, в который ударилась доска, был пуст.
Нежданный план возник у меня в уме. Пересыпать перец из ящика в комнату долго и хлопотливо. Тот ящик, в который ударился обломок доски, должно быть, пуст. Пролезая через этот ящик, я бы двигался к центру судна, откуда у меня больше всего шансов выбраться наружу.
Нужно взломать этот ящик!
Было всего только три часа дня. До возвращения Шмербиуса оставалось четыре часа. Я не торопясь принялся за работу.
Минут через двадцать две доски этого ящика были выбиты. Он вовсе не был пуст. Просунув в образовавшееся отверстие руку с зажженной спичкой, я увидел, что в нем находится автомобиль. При колеблющемся свете спички тускло сияли его черные металлические части. Между колесами его было пустое пространство. Я выбил еще одну доску и сунув в карман коробок со спичками и гвоздь, полез в ящик под автомобиль.
Здесь было душно и пыльно. Проползя аршина полтора, я дотронулся рукой до чего-то мягкого. И сейчас кто-то сильно укусил меня в руку, я отдернул ее, и весь ящик наполнился писком и шумом. Меня одновременно укусили в шею и в бок. Перепуганный, я вылез из ящика, зажег пучок соломы и сунул его в отверстие. Ящик был полон крыс и крысят. Шины автомобиля были совершенно изгрызены ими.
Солома потухла. Я взял сковородку, просунул: ее в отверстие и принялся избивать ею этих отвратительных животных. Крысы целой толпой хлынули из отверстия. Одна из них попала в рукав моего пиджака и вынудила меня на минуту выпустить сковородку.
Наконец, все затихло, ящик был пуст. Я положил сковородку и снова пустился в свое путешествие. На этот раз я благополучно добрался до противоположной стенки. Только два злополучных крысенка, не сумевших выбраться из ящика, пискнули подо мной и замолкли.
Я вынул из кармана гвоздь и ударил им по стенке ящика. Звук получился глухой и неопределенный. Это вселило в меня надежду. Я ощупал стенку и вдруг нашел отверстие величиной с кулак, прогрызенное, должно быть, крысами. Я просунул в него руку — пусто! Проломать эту стенку, и я — на свободе!
Я с остервенением принялся за работу. Темнота мешала мне, и я окровавил себе руки. От крысиного укуса ныла шея. Но мой гвоздь бешено крошил доски. Отверстие все росло и росло. Вот я просунул в него голову и плечи, вот я протащил в него туловище.
Я встал на ноги и чиркнул спичкой. Тьма расступилась. В обе стороны от меня простирался коридор, шириной не больше аршина, заключенный между двумя рядами ящиков.
Я постоял и пошел налево, время от времени чиркая спичкой. Воздух здесь был еще более затхлый, чем у меня в каморке. Крысы выскакивали у меня из-под ног. Шагов через восемь коридор стал суживаться. Наконец, я уперся в тупик.
Тогда я повернул и пошел обратно. Может быть, я найду выход в другом конце коридора. В нескольких шагах от того ящика, который вел в мою каморку, коридор круто заворачивал вправо. Я пошел дальше, беспрерывно спотыкаясь в темноте об углы неровно стоящих ящиков и спугивая бесчисленных крыс. Скорей, скорей! Впереди меня ждет свобода и встреча с отцом. Прощай, прощай навсегда, мой странный тюремщик, вешающий крыс и говорящий о музыке, мой вечно-шумящий примус, моя затхлая темная тюрьма!
Но, увы, я прощался слишком рано. Передо мной внезапно выросла дощатая стена. Коридор был замкнут с обеих сторон.
Все погибло! Я судорожно боролся с отчаянием. Нужно заставить себя успокоиться и обдумать свое положение. Шея, укушенная крысой, сильно болела. Теплые слезы текли по моим щекам. Я сел на выступ одного из ящиков и попробовал собраться с мыслями. Еще не все потеряно. Коридор велик. Я плохо осмотрел его. В нем может оказаться какая-нибудь щель. Может быть люк, ведущий на палубу. Да кроме того ящики мне тоже не преграда. Если мне удалось пролезть через один ящик, я пролезу и через другой. Придется, к сожалению, отложить свои дальнейшие поиски выхода на завтра. Сейчас уже, должно быть, шестой час? Часа через полтора вернется Шмербиус. Надо убрать в комнате и заложить чем-нибудь разбитые ящики. А то он откроет мои проделки, отнимет гвоздь и станет следить за мной.
Я встал и понуро побрел назад, к ящику, ведущему в мою тюрьму. Не успел я отойти несколько шагов, как услышал за собой какой-то звук, похожий на тихий вздох. Я остановился. Все тихо. Должно быть, это мне показалось. Я пошел дальше. За поворотом коридора я увидел слабый свет. Это свет моего примуса проникал сюда через пробитый ящик.
Но вот звук повторился. На этот раз я услыхал его совершенно ясно. Это был не вздох, а скорее стон. Я остановился. Звук раздался еще раз.
— Кто здесь? — спросил я.
Позади меня, — казалось, довольно далеко, — раздавался тихий заглушенный плач, сопровождаемый стонами.
Я повернулся и побежал назад. У меня не было времени зажигать спички, и я несколько раз падал в темноте. Наконец, я остановился у стены, которой оканчивался коридор. Из-за нее раздавался отчетливый плач.
Я чиркнул спичкой и осветил стену. Она была небрежно сколочена из неслишком плотно прилегающих друг к другу сосновых досок. Между ними кой-где зияли черные щели.
Я воткнул в одну из них пальцы и потянул доску к себе. Доска отскочила. Я исступленно продолжал свою работу. Через пять минут отверстие в стене было настолько широко, что я мог влезть в него. Еще полминуты, и я очутился по другую сторону стены.
Плач прекратился. Я чиркнул спичкой и сразу же увидел стоящую на полу свечу. Я зажег свечу и огляделся.
Я находился в маленьком четырехугольном чулане. Потолок был так низок, что я касался его головой. Пол был покрыт толстым слоем грязных опилок, окон не было. В стене, находящейся против той, через которую я проник, была запертая деревянная дверь. В углу стоял огромный контрабас.
Рядом с контрабасом, уткнувшись лицом в опилки, лежала белокурая девушка в побуревшем от грязи розовом шелковом платье. Плечи ее, покрытые волной желтых, как солома, распущенных волос, вздрагивали. Она, казалось, старалась сдержать рыдания.
— Кто вы? — спросил я.
Она не ответила. Даже не шевельнулась.
— Может быть, я могу вам помочь?
Но она, не оборачиваясь, замахала на меня рукой и что-то сказала на непонятном языке.
«Она, должно быть, говорит по-английски», — подумал я и заговорил с ней по-английски.
— Если вам нужна помощь, я попробую помочь вам.
Она удивленно взглянула на меня. Ее заплаканное лицо было усыпано опилками. Опилки висели на бровях и ресницах, скопились в уголках рта, бежали двумя дорожками по щекам. Она попробовала стереть опилки рукавом, но только еще больше размазала их по лицу.
— Кто вы такой? — спросил она по-английски. Голос ее, грудной и мягкий, был в то же время звонок и звучен.
- Предыдущая
- 8/26
- Следующая