Еще одно мгновение, или Каждый твой вздох - Макнот Джудит - Страница 23

• Предыдущая
• 23/94
• Следующая

Захваченный врасплох, шокированный ее откровенностью и одновременно восхищенный отвагой, Митчел воздал ей должное, честно ответив:

– Не понравится. И очень.

– Я знала это, – снова улыбнувшись, прошептала она и медленно скользнула рукой по его плечу, прежде чем отнять окончательно. – А теперь уходите, пока я не передумала.

Митчел заметил, как неохотно она отстранилась, услышал легкую дрожь в голосе и с абсолютной уверенностью понял, что может обнять ее и заставить передумать. Он даже ощутил, что на каком-то подсознательном уровне она хотела, чтобы он сделал это, хотела так же сильно, как и он. Но вместо этого он решил исполнить высказанную вслух просьбу, отчасти потому, что сейчас это было самой мудрой тактикой. Однако, не желая заканчивать их короткое знакомство на мрачной ноте, перед уходом он намеренно шутливо объявил:

– Вы еще пожалеете о своем решении.

– Вне всякого сомнения, – с готовностью кивнув, заверила она ему в тон, но ее глаза подозрительно блестели.

Уже привыкший тонко улавливать каждый оттенок ее настроения, Митчел предположил, что этим блеском она обязана непрошеным слезам.

– Если передумаете насчет завтрашнего дня...

– Не передумаю, – тихо перебила она. – Прощайте.

Она уже протянула руку для рукопожатия, совсем как двенадцать часов назад, когда представилась ему после истории с пролитым коктейлем.

Он уставился на эту руку и внезапно ни с того ни с сего, без каких-либо резонов едва не поддался почти непреодолимому желанию уговорить ее провести вместе ночь.

Игнорируя протянутую руку, он сжал ее подбородок большим и указательным пальцами, приподнял лицо и улыбнулся, глядя прямо ей в глаза:

– В Европе, когда мужчина и женщина проводят вечер вместе, они на прощание целуются.

Если бы она отвела взгляд или попыталась высвободиться, Митчел насильно завладел бы ее губами, заглушил поцелуями и ласками все возражения. Но она с наивным недоумением уставилась на него.

– В какой части Европы принято такое? Во Франции? Швеции? Бельгии?

Митчел нахмурился:

– Вы чертовски упрямы, верно?

– В Испании? Трансильвании? – настойчиво продолжала она.

Митчел раздраженно передернул плечами и опустил руку. Кейт отступила.

– Я провожу вас, – вежливо добавила она, поворачиваясь.

Он отклонил ее предложение скучающим, надменным тоном:

– Не трудитесь. Я обойду вокруг здания.

Отчаянно пытаясь не заплакать, Кейт смотрела, как он спускается с террасы и поворачивает налево, на дорожку, ведущую вдоль заднего фасада ее виллы. Но тут он внезапно остановился, извлек из кармана ключи, задумчиво наклонил голову и снова обернулся. При виде его улыбающегося лица надежды Кейт возродились с новой силой, но слова прозвучали пощечиной, мигом вернувшей ее к трезвой, болезненно-холодной реальности.

– Вы сделали правильный выбор.

Он и не подозревал, как жестоко обидел ее равнодушными словами и небрежной усмешкой, но она старательно растянула губы в ответной улыбке.

– Знаю, – солгала она.

Он кивнул, словно обрадованный, что между ними все улажено, после чего пошел дальше и исчез за углом. Исчез из ее жизни.

В деревьях на границе сада что-то снова прошуршало, но на этот раз Кейт не встревожилась и даже не позаботилась обернуться. Поскольку это не Митчел, остальное значения не имеет. Она не двинулась с места. Только зажмурилась, опустив голову. Проигрывая поединок со стыдом и сомнениями.

Причины, по которым она заставила Митчела так быстро закончить вечер, были всего лишь полуправдой. С самого начала, решив переспать с ним, она вовсе не собиралась допытываться, сколько языков он знает, сколько сестер и братьев у него было и есть. Зачем ей все это? И какое имеет значение для принятия этого самого решения, если она пошла на попятную, по причинам, которые ей самой казались фальшивыми и нечестными? Кейт с самого начала понимала, что, если переспит с ним сегодня, потом будет терзаться угрызениями совести и стыдом, однако была готова рискнуть и принять все последствия. Но оказалась неготовой вернуться в Чикаго и мучиться вопросами, на которые не получила ответа. Смерть ее отца до сих пор оставалась загадкой, а будущее ресторана, которому он посвятил жизнь, по-прежнему было крайне неопределенным, особенно с нынешней хозяйкой в ее лице. И когда Митчел отказался рассказать о себе, она запаниковала при мысли о том, что на ее голову свалилась очередная неприятная тайна, стоявшая прямо перед ней и смотревшая на нее чувственными глазами под тяжелыми веками. Соблазнявшая обманчиво ленивой улыбкой. И при этом он практически подначивал ее обнаружить, что происходит в ее душе.

Но больше всего Кейт бесилась и стыдилась себя, потому что могла сделать это, пусть и частично. Струсила! Это она-то, со степенью магистра психологии и многолетним опытом общения с членами неблагополучных семей! Сегодня за ужином она почти сразу поняла, что вокруг Митчела буквально громоздятся тщательно возведенные эмоциональные баррикады, причем возведенные много лет назад, возможно, в самом детстве. Но вместо того, чтобы предоставить ему право сохранять эти психологические барьеры и восхищаться тем изумительным теплом и той силой воли, которыми он, очевидно, обладал, вместо того, чтобы испытать на себе всю мощь его неодолимой, уверенной сексуальности, как она и намеревалась с самого начала, Кейт сосредоточилась на возможном происхождении и фундаменте его баррикад и принялась докапываться до истины назойливыми вопросами о членах его семьи.

А ведь он задал ей поразительно точный и верный вопрос: «Да какая вам разница, черт возьми?»

Кейт, краснея, была вынуждена признать: абсолютно никакой. Каждый взрослый мужчина воздвигает вокруг себя эмоциональные барьеры того или иного рода. Иногда, правда, разрушает их ради женщины, которой симпатизирует, но никогда только потому, что едва знакомая особа настойчиво требует сделать это, причем немедленно.

Горестно шмыгнув носом, Кейт спустилась с террасы, где смеялась, шутила и танцевала с ним... и таяла от единственного незабываемого поцелуя. Подняв руку, она потерла ноющие мышцы шеи. Всего полчаса назад его длинные пальцы легли на ее затылок, зарылись в волосы, а губы жадно сомкнулись на ее губах.

Она неожиданно сообразила, что с его уходом смолкла и музыка. Наверное, теперь на пляже никого нет.

Она бесцельно побрела по саду. С его уходом умерла ночь.

Она вспомнила, как он обернулся, словно, вынимая ключи, вспомнил о том, что необходимо сделать напоследок.

«Вы сделали правильный выбор», – усмехнулся он, и Кейт впервые поняла причину его очевидно странного поведения.

Он учтиво, как истинный джентльмен, принял на себя вину за неудавшийся вечер. Ничего не скажешь, манеры не просто идеальные, а поистине безупречные. Независимо от того, поливали ли его ледяным коктейлем или отказывали в самых интимных желаниях, он ни разу не вспылил и не потерял терпения.

Она остановилась, пытаясь сообразить, где слышала о такой сдержанности, и вспомнила, что читала об этом в книгах. Похоже, именно представители британского высшего класса держались так, словно их никогда и ничем не проймешь. Любое проявление нетерпения или раздражения считалось признаком дурного воспитания. Очевидно, Митчел каким-то образом приобрел манеры английских аристократов. Впрочем, теперь уже трудно сказать, так ли это. Из-за собственной трусости и ребяческого желания побольше узнать о предмете своего увлечения она навеки потеряла возможность вообще что-либо узнать.

И от этого ей стало так плохо, что осознание собственной абсолютной для него никчемности послужило почти утешением. По крайней мере можно не винить себя за то, что она лишилась тех шансов, которых на самом деле никогда не имела.

Кейт продолжала бездумно бродить по саду, изнемогая от сожаления и несбыточного желания вернуться к началу сегодняшнего вечера. И не сводила глаз с переливавшегося серебром прибоя, который, едва нахлынув на песок, тут же откатывался в залитое лунным светом море.

• Предыдущая
• 23/94
• Следующая