Голова лошади - Макбейн Эд - Страница 31

• Предыдущая
• 31/50
• Следующая

— Вот, — сказал кассир, — четыре пятьдесят пять. Правильно?

— Правильно, спасибо, — сказал Малони.

— Извините, что заставил вас ждать, — сказал кассир.

— Ничего, все в порядке, — сказал Малони.

Он двинулся к выходу, оставил на стойке двадцать пять центов чаевых для официантки, кивнул кассиру и вышел на улицу» поклявшись себе, что вернется сюда отдать деньги, как только его корабль достигнет гавани удачи.

Он никак не мог найти тот вход в книгохранилище.

Он толкал подряд все двери, но, словно волшебство закончилось, ни одна из них не открылась в лабиринт книжных стеллажей, в глубине которых скрывалось то укромное местечко, где лежал пиджак и где он уговаривал девушку отдаться ему, обещая за это все блага мира. Измученный и растерянный, потерявший всякую надежду, он вдруг обнаружил за очередной дверью место, которое показалось ему знакомым, и пошел между бесконечными рядами книг, вздымая нетерпеливыми шагами пыль, где-то вдали увидел смутно поблескивающий красный огонек над запасным выходом, резко свернул в сторону и оказался в памятном убежище-тупике и тут же увидел свой пиджак. Так и не тронутый, он лежал на полу, окруженный клочками газетной бумаги, извлеченной из его подкладки.

Малони поднял его подрагивающими руками.

Ничего особенного в нем не было, в этом совершенно обыкновенном пиджаке, сшитом из черной шерсти или из ткани, похожей на шерсть, он никогда особенно не разбирался в тканях, с четырьмя круглыми черными пуговками на каждом рукаве и с тремя большими пуговицами впереди, пиджак как пиджак, ничем не отличающийся, чтобы рекомендовать купить его для какого-то торжественного случая, разве только для собственных похорон. Он задрал черную шелковую подкладку и проверил все внутренние швы в надежде, что настоящие банкноты каким-то образом были прикреплены к ним, но ничего там не обнаружил.

Он сунул руку в нагрудный карман, затем полез в боковые карманы и проверил оба внутренних, но все карманы были пусты.

Он потеребил лацканы пиджака, проверяя, не в них ли зашиты деньги, но не ощутил ни малейшего их признака, однако, чтобы быть полностью уверенным, он зубами надорвал шов лацкана, распорол его до конца, но нашел там только плотную прокладку и ничего больше. Тогда он застегнул на пиджаке все пуговицы и внимательно осмотрел его в застегнутом состоянии, затем расстегнул его и снова вперился в пиджак настойчивым пытливым взглядом, но проклятый пиджак упорно не желал выдавать свою тайну.

Он отложил его в сторону и поднял один из обрывков «Нью-Йорк тайме», не зная, что должен найти и даже не зная, что ищет, но втайне надеясь, что один из этих кусочков подскажет ему ключ к разгадке секрета пиджака. Он начал методично изучать каждый кусочек газеты, не вчитываясь в текст, а только просматривая его, в поисках какого-нибудь слова, взятого в кружочек или отмеченного каким-либо другим способом, но ничего подобного ему не попалось. Переворачивая каждый клочок, он вспомнил, как сказал в ту ночь Мак-Рэди: «Где есть сыр, там так и жди, что появится крыса». Черт, что он хотел этим сказать? Он тяжело вздохнул; пол густо усеивали обрывки газеты, имитирующие деньги. Наконец он расстелил их на полу по возможности в один слой и стал внимательно рассматривать их, поднимая к глазам то один, то другой обрезок, и в результате длительной проверки убедился, что ни на одном нет никаких особых примет, ни один уголок не был загнут, или зазубрен, или срезан.

Ну, все, устало подумал он, не знаю, просто не знаю, что за тайна может здесь скрываться.

Он поднял пиджак и перебросил его через руку, пусть вот так висит себе, пока меня не осенит какая-нибудь блестящая догадка. Сейчас-то это кажется маловероятным, но посмотрим… А тем временем он решил поторопиться в «Эквидакт», пока он не пропустил второй заезд. Он не задумывался о том, что ехать туда бессмысленно, так как у него осталось всего четыре доллара и десять центов. После того как он заплатит за проезд двадцать центов и за входной билет два доллара, у него не останется даже двух долларов, чтобы поставить на Джобоун.

Ладно, сказал он себе, поеду, а там посмотрю.

Он покинул библиотеку тем же путем, каким и попал сюда, только теперь на его согнутой руке болтался черный пиджак. По пути к станции «Гранд-Сентрал» он проходил мимо череды крупных магазинов и перед одним из них увидел двух пикетчиков.

Один парень улыбнулся, приблизился к нему и сказал:

— Не желаете взять пакет для вашей покупки, сэр?

— Спасибо, — сказал Малони.

Это был большой белый полиэтиленовый пакет, на одной стороне которого крупными буквами было написано: «Рабочие Джуди Бонд, все на забастовку!» Не будучи членом какого-либо профсоюза, но тем не менее искренне сочувствуя рабочему люду всего мира, Малони принял пакет, бросил в него пиджак и поспешил к станции надземки.

Сорок пять минут заняла у него дорога от станции «Гранд-Сентрал» до «Эквидакта», через линию Лексингтон-авеню до станции «Фултон-стрит-Бродвей», где он пересел на поезд «А», домчавший его до Эвклид-авеню в Бруклине, там он снова сделал пересадку на поезд «Рокэвей», который и доставил его до станции «Эквидакт», примыкающей к ипподрому, так что с перрона открывался прекрасный вид на беговое поле.

За последний год он посещал «Биг-Э», как называли между собой игроки этот великолепный ипподром, бесчисленное множество раз и каждый раз его охватывало невероятное возбуждение. Вот и сейчас на его лице появилась безотчетная улыбка, когда он приближался к грандиозному зданию современной архитектуры, окруженному аккуратно подстриженными газонами, с клумбами ярких цветов, над которыми носился легкий ветерок с залива Флэшинг-Бей, относя в сторону радужный дождик, сеющий из автоматической системы разбрызгивателей. Неся в руке бесплатный пакет с обращением Джуди Бонд, он легко взбежал по бетонной дорожке, поднимающейся к ипподрому. Он заплатил человеку в будке два доллара за входной билет, приобрел у мальчишки-разносчика программку бегов и «Морнинг телеграф», отдав двадцать пять центов, и поднялся по эскалатору на второй этаж.

Высоко в небе над трибунами парила легкая алюминиевая конструкция навеса, а под ней висело видное отовсюду огромное полотно электронного табло, где ежесекундно менялись светящиеся цифры, отражая непрерывно изменяющиеся суммы ставок на фаворитов сегодняшних бегов. Казалось, устроители ипподрома специально использовали на табло спокойную гамму огоньков, от бежевого до мягкого кораллового, чтобы несколько уравновесить пылающее возбуждение толпы, заполняющей этаж, где принимались ставки.

Часы на табло показывали 1:10, а первый заезд должен был начаться в 1:36. Это означало, что у Малони оставалось чуть больше сорока пяти минут, чтобы раздобыть денег на ставку во втором заезде. Он жадно осматривал лица толпящихся людей в надежде увидеть знакомых. Однако сегодня был выходной, и игроки, которые в обычные дни составляли процентов десять ежедневного числа посетителей бегов, сегодня терялись в густой гудящей толпе из продавцов и бизнесменов, приехавших из пригорода, путем жестокой экономии в течение недели скопивших несколько долларов, клерков, горящих желанием швырнуть свою недельную зарплату на какую-нибудь надежную кобылку.

В шумной толчее можно было заметить опытных хастлеров с биноклями, висящими у них на шее, и блондинками, виснущими у них на руке; девушек из колледжа, вернувшихся домой на весенние каникулы; военнослужащих в отпуску, леди с Паркавеню в роскошных норковых манто, зазывал и проституток, букмекеров и их шлюх, жалких старушек, помешавшихся на бегах, которых здесь звали Сумасшедшие Анни, проводящих целые дни за обшариванием пола в поисках выброшенного кем-нибудь по ошибке выигрышного билетика, изредка попадались молодые ребята в черных кожаных куртках с намалеванными на спине белой краской черепами со скрещенными костями в подражание какому-нибудь крутому герою боевика. Сегодня просто невозможно найти знакомых, с отчаянием думал Малони, придется смотреть очень внимательно, и в этот момент раздался четкий голос диктора, доносящийся из громкоговорителя и на миг прорезавший многоголосый гул:

• Предыдущая
• 31/50
• Следующая