Наша светлость - Демина Карина - Страница 8
- Предыдущая
- 8/104
- Следующая
— Ингрид, как вообще они работают? — Я наконец села. Все-таки дурные привычки заразительны, и надо бы избавляться от этой манеры метаться по комнате, загоняя мысли в голову. Может, и удобно, но при моих полутора метрах выгляжу я смешно.
Ингрид отложила расческу. Разделяя пепельную волну на пряди, она ловко сплетала их, закрепляя крохотными цветами из золотой проволоки.
Тисса сидела неподвижно.
Надеюсь, она не решит, что Ингрид проявляет излишний к ней интерес. Моя старшая фрейлина по-прежнему верна старой своей подруге.
— Жители города подают прошения. Гильдийным старейшинам или же смотрящим квартала. Могут и лично. Раз в месяц Благотворительный комитет устраивает день открытых дверей, когда принимают прошения от всех желающих. Бумаги рассматриваются. И прошение удовлетворяется или не удовлетворяется.
В принципе все довольно просто и логично, нашу светлость это устраивает всецело.
Осталось уточнить кое-какие детали.
— И много они отсеивают?
— Почти всех. — Ингрид отступила, любуясь делом рук своих. Тонкая сеть удерживала пепельную волну, в которой мерцали золотые звезды. Подав зеркало, Ингрид сказала: — Посмотри. Так тебе идет куда больше. Им важно оказать помощь достойному. А достойных мало.
Тисса смотрела на свое отражение с удивлением, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, словно проверяя, действительно ли та, которая в зеркале, — она.
— Ингрид, сколько в городе людей? — Я испытывала нечто сродни зависти. У меня такая грива если и отрастет, то очень и очень нескоро.
— Много. Около трехсот тысяч.
По здешним меркам действительно много.
— А сколько бедняков?
Молчание. Пожатие плечами. И пауза.
— То есть не считали?
— Это город, Иза. Здесь все сложно. Люди приходят. И уходят. Гильдии заботятся о своих. Или вот смотрители кварталов. Им выделяют деньги…
…которые, полагаю, если и уходят по назначению, то в куда меньших суммах, чем заявляется.
— …на эти деньги строят дома и покупают зерно. И любой, кто прожил в городе больше пяти лет, может просить о помощи. Но порой бывает, что люди врут… часто врут.
— Мой отец знал всех арендаторов. — Тисса не без сожаления отложила зеркало. — И было понятно, кому надо помогать, а кому — нет. Когда сгорел дом Фарлендейлов, он дал пять серебряных талеров на отстройку, разрешил невозбранно лес брать. А вот когда у Стингисона овцы померли и тот пришел денег просить, то выпороть велел. Потому что Стингисон пил много, а за отарой не смотрел и, значит, сам был виноват.
— Именно поэтому, — подхватила Ингрид. — Благотворительный совет требует от просителя рекомендации, заверенные или в гильдии, или у квартального смотрителя. Это гарантирует право на помощь…
…но лишь для тех, кому подпишут бумаги. А ведь подписывают далеко не всем. Это же такой удобный инструмент для шантажа и сведения мелких счетов. Его надо менять, но как? Рассматривать прошения без рекомендаций? Сколько их будет? Не сотни — тысячи. Выслушивать людей, пытаясь понять, кому именно нужна помощь, а кто притворяется обиженным? Я верю всем.
Но сомневаюсь, что на всех хватит денег.
Даже у местной казны имеется предел.
Надо думать над системой, но я не умею!
Ладно, начнем с малого.
— Ингрид, а мы можем достать те прошения, которые Благотворительный комитет не счел нужным удовлетворить?
— Ну… — Она задумалась, хотя думала недолго. — Пожалуй, я знаю, к кому обратиться.
Пока нет своей системы, попаразитируем на чужой. И совесть нашу светлость, что характерно, не заест.
— Нет, милая, не надо глядеть под ноги. Ты же не служанка… — Ингрид критически осмотрела наряд Тиссы. — Иза, вы ведь одного роста? Я думаю, что то твое синее платье… оттенок для тебя неудачный, а ей будет вполне к лицу.
— Я не могу!
— Можешь. — Тут я возражений не потерплю. Надо же нашей светлости хоть кем-то сегодня покомандовать. И вообще, почему мы раньше до этого не додумались?
Платье Тиссе почти впору.
Но до чего же она худая! И сейчас худоба особенно заметна.
— Тисса, — я отчетливо понимаю, что с возрастом ошиблась, — сколько тебе лет?
— Шестнадцать, — отвечает она, слегка краснея. — Будет. Через неделю.
Ну, Урфин, педофил несчастный… и пусть только попробует соврать, что не знал. И Кайя тоже получит. За соучастие.
— Иза, — Ингрид помогает выровнять швы на рукавах, — по меркам нашего мира она уже взрослая.
Про мерки этого мира я уже наслышана. Спасибо.
— Дай-ка это сюда, милая. — Сняв с руки цепочку, Ингрид надела ее Тиссе на шею. — Если тебя уже записали в ряды падших женщин, то хотя бы получай от этого удовольствие.
Глава 4
ЧУЖИЕ ДОЛГИ
Не хотите наступать на одни и те же грабли? У нас богатый выбор!
Письмо на сей раз обнаружилось в книге.
Листок надушенной бумаги, сложенный хитрым образом, вызвал подспудный страх, и Тисса не могла бы сказать, когда и почему этот страх появился.
Не было для него причин…
Письма — это лишь слова. Она ведь сама мечтала, чтобы с ней говорили о любви и чтобы сердце трепетало, а в груди рождалось томление, которому положено было рождаться в подобных случаях.
Но не страх же!
Просто Тисса опять все неверно истолковала. Ее вовсе не преследуют, а…
…а просто пишут письма.
Каждый день. Иногда и чаще.
Оставляют письма среди ее вещей, и леди Льялл не видит в том дурного. Всего-навсего игра. Придворная. Из тех, которыми увлечены все леди, ведь не думает же Тисса, что леди куда более благородного происхождения, нежели она, способны на опрометчивый поступок?
Да и есть ли зло в словах?
Нет.
Но слова почему-то становятся злыми. И Тисса знает, что, как бы она ни хотела спрятаться от них, у нее не выйдет.
«Моя прелестница, вы пишете мне про обязательства, которые связали вас, и тем наполняете душу мою печалью. Ведь что есть данное слово против истинного чувства? Смею привести вам вердикт Суда Любви, в котором мне довелось принять личное участие. Вопрос был таков: „Возможна ли истинная любовь между лицами, состоящими в браке друг с другом?“ Прения длились долго, и вердикт был вынесен единогласно: „Мы говорим и утверждаем, ссылаясь на присутствующих, что любовь не может простирать своих прав на лиц, состоящих в браке между собою. В самом деле, любовники всем награждают друг друга по взаимному соглашению совершенно даром, не будучи к тому понуждаемы какой-либо необходимостью, тогда как супруги подчиняются обоюдным желаниям и ни в чем не отказывают друг другу по велению долга…“».
Тисса отложила письмо, не смея читать дальше.
Она ведь умоляла оставить ее!
Она твердо и в выражениях изысканных в последний раз два дня подбирала, стараясь выразить именно то, что чувствовала и думала.
У нее есть долг. Перед будущим мужем. Перед сестрой. Перед их светлостью, который принял Тиссу и Долэг в своем доме. Перед леди Изольдой: она добрая и милая. Тисса даже перестала читать листовки, хотя ей предлагали, но теперь это казалось предательством.
Как и просьба Гийома о встрече.
Она же не давала повода!
Не было ведь ни проигранного в фанты желания, ни предрассветных разговоров на балконе, ни слова, ни взгляда, ничего… Почему он не желает оставить Тиссу в покое?
И почему становится таким жестоким?
Когда только переменился?
«…И мне горестно, что вы отвергаете этот сердечный дар во имя человека, вас недостойного. Он груб, хитер и коварен, как может быть коварен лишь мерзкий раб, но вскоре получит по заслугам…»
Тисса отправила письмо в камин.
Да как он смеет?
Тан, конечно, не самый воспитанный человек, но это же не правильно так о нем писать!
- Предыдущая
- 8/104
- Следующая
