Собачий бог - Арбенин Сергей Борисович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/85
• Следующая

– Пошли, – сказал Бракин, выходя в калитку на улицу.

Он неторопливо побрел по горбатому переулку. В руке он держал пакет – словно собрался в магазин. Рыжая весело неслась рядом, то отставая, чтобы пометить столб или дерево, то уносясь вперед, затевая с цепными псами короткую собачью перебранку.

Когда они оказались возле дома очкастого старика, Бракин приостановился. Неподалеку горел фонарь, и задерживаться здесь надолго было ни к чему.

– Вот этот дом, – сказал Бракин вполголоса.

Рыжая насторожилась, высоко подняла одно ухо.

– Здесь живет тот, кто нам нужен.

Рыжая в недоумении оглядела забор.

– Да, здесь, – кивнул Бракин.

Присел на корточки, взял морду Рыжей в руки, – она аж взвизгнула от счастья, – и тихо сказал:

– Сторожи здесь. Дождись, когда хозяин вернется. И потом последи, сколько можешь. Устанешь, замерзнешь, – беги домой. Я буду тебя ждать.

Он поднялся, заметив впереди, в начале переулка, фигуру прохожего.

– Да смотри, не очень тут светись, – быстро предупредил Бракин. – От старика всего можно ждать. Чуть что – прячься, огородами уходи!

Он хмыкнул. И пошёл быстро, не оглядываясь.

Рыжая сидела несколько секунд в прежней позе: недоуменно подняв ухо. Потом встряхнулась, помчалась вперед, – и с лаем налетела на прохожего.

– Да отстань ты! – огрызнулся прохожий.

Рыжая полаяла еще для порядка, и побежала дальше, стараясь не слишком удаляться от дома таинственного старика.

Рыжая вернулась нескоро. Уже луна почти закатилась, лишь краешком освещая угрюмый, погруженный в безмолвие мир, когда Рыжая, стуча коготками, взлетела по лестнице и тявкнула под дверью.

Бракин открыл, присел: Рыжая кинулась ему на руки, стала лизать в лицо, в нос, в губы. Холодная, засыпанная снегом, дрожащая от холода и испуга.

Бракин сел поближе к печке, погладил Рыжую, взял ее морду в ладони, заглянул в глаза.

– Ну, что ты видела? Рассказывай.

Рыжая взвизгнула.

И Бракин словно провалился в её глаза и на какое-то время стал ею, – маленькой симпатичной рыжей собачонкой, бродившей вдоль заборов, обнюхивая чужие метки, и облаивая редких прохожих.

Потом и прохожих не стало. Мороз усилился. В окнах старика было темно, и Рыжая решилась: перескочила через забор в том месте, где ветром намело высокий сугроб, почти по самый забор, – покружила по маленькому дворику, и нашла себе местечко под навесом, где стояли лопата, метла, и лежали еще какие-то вещи, тщательно укрытые брезентом. Рыжая легла в уголок, одним боком – к брезенту, свернулась клубочком и замерла.

Она дремала, когда на улице послышался шорох шин, хлопок открываемой автомобильной дверцы.

– Вот спасибочки, – до самого дома доставили, – раздался старческий дребезжащий голос. Голос был притворным, лицемерным, – Рыжая, это сразу почувствовала. Как, впрочем, чувствуют притворство в голосе почти все собаки, кроме умственно отсталых, – а таких, кстати, немало среди собак благородных, искусственно выведенных пород, – генетически модифицированных, как принято теперь говорить.

– Большой привет градоначальнику, Александру Сергеичу, – проскрипел старик, хотя дверца захлопнулась и машина уже отъехала.

Скрипнули железные ворота, старик быстро прошел в дом.

Но свет не зажег.

Более того: дом оставался тихим, безмолвным, словно в нем и не было никого.

Рыжую это насторожило. Хозяева, возвращаясь домой, хотя бы включают свет, выходят во двор.

Этот не вышел. Может быть, он так устал, что сразу же лег спать?

(Тут Бракин покачал головой. Такое возможно, но… невозможно. Уж в сортир-то он должен был сходить. Правда, многие одинокие старики пользуются по старинке горшками, – стесняться некого, а на улицу зимой, особенно если ночью прихватит, чесать не шибко-то охота).

Короче говоря, Рыжая незаметно для себя уснула.

А проснулась внезапно: почувствовала, что она во дворе не одна. Открыла глаза – и взвизгнула от испуга: прямо над ней, на фоне звездного неба, нависало громадное лохматое чудовище, от которого грозно пахло зверем, кровью, диким лесом.

И не просто кровью.

Зверь стоял над ней, глядя обманчиво лучистыми глазами, широко расставив массивные лапы, нагнув гигантскую серую, серебрившуюся под звездами, голову.

Зверь молчал, и дышал тихо-тихо, чуть слышно.

Рыжая, не долго думая, тут же перевернулась на спину, выставив безволосый живот, стала загребать передними лапами и повизгивать. Визг был натуральным: уж очень она испугалась.

Серебристое чудовище постояло еще с минуту, принюхиваясь и размышляя.

А потом – исчезло.

То есть, наверное, оно так быстро отскочило, перемахнув через забор, что Рыжая, опрокинутая на спину, просто не успела уследить.

Во всяком случае, Рыжая снова осталась одна. Перед ней был небольшой двор, аккуратно вычищенный, подметенный. Снег казался голубым, а лед на бетонной дорожке отсвечивал вороненой сталью.

Тогда Рыжая осторожно поднялась, бесшумно прошла к переднему углу дома, нашла там лазейку, вылезла в палисадник. Обошла дом кругом, по тропинке вдоль штакетника добралась до соседнего дома, перепрыгнула, – и едва не попала в зубы поджидавшего её цепного пса. Пёс, хоть и поджидал, но от такой наглости просто ошалел: Рыжая едва не свалилась ему на голову. Пёс даже отскочил, и с замедлением, гремя цепью и клокоча гортанью, кинулся в атаку.

Атака не удалась: Рыжая была воспитана улицей, и прытью превосходила всех. Она ловким маневром уклонилась от страшных челюстей сторожа, прыгнула к сугробу, перескочила через забор и оказалась уже на Стрелочном переулке.

В переулке царили мрак и тишина, и Рыжая, не чуя под собой ног, стремглав кинулась домой.

– Та-ак, – задумчиво протянул Брагин, ссаживая Рыжую с колен.

Подставил ей чашку с магазинным студнем, прошелся по комнате, и лег.

Луна закатилась. Мансарда погрузилась в полную тьму. Рыжая еще долго чавкала и стучала хвостом в знак благодарности, а потом, повозившись, устроилась на своем половичке и задышала тихо и ровно.

– Ну, всё, старичок, извини… Куда тебе дальше – не знаю.

Костя сидел перед псом на корточках. Тарзан глядел на него молча и пытливо, словно вслушивался в слова и пытался их понять.

– Город большой, ёшкин корень, – ищи хозяина, если сможешь.

Тарзан понял, напрягся, приподнял голову и басовито гавкнул.

Костя погладил его по покатой голове с белыми пятнами над глазами.

– Вишь ты, сразу понял, как про хозяина услыхал, – сказал Костя и поднялся. – Ладно. Иди, брат, ищи хозяина. Ищи!

Он еще потрепал Тарзана за ухом и повернулся. Но успел сделать лишь несколько шагов, как почувствовал: что-то неладно.

Он обернулся. И увидел, как, рассекая вечно спешащую толпу, прямо к Тарзану идут два милиционера.

Один из них на ходу отстегивал от пояса газовый баллон, другой что-то кому-то докладывал по рации.

А Тарзан по-прежнему смирно сидел, склонив голову, смотрел на Костю. И милиционеры заходили на него с двух сторон, с опаской. Тот, что говорил по рации, уже положил руку на кобуру.

– Ну, чего расселся? – неожиданно для себя громко спросил Костя. Хлопнул себя по ноге: – Ко мне!

Радостно тявкнув, Тарзан вскочил и кинулся к нему.

Милиционеры на мгновение замерли, потом почти официальной походкой направились прямо к Косте.

– Здравия желаю, – хмуро сказал один, оглядев Костю и чутьем уловив, что перед ним – не просто шпак, а человек, имеющий какое-то отношение к военной форме и погонам, хотя Костя был в «гражданке». – Ваша собака?

– Моя, – ответил Костя.

– Почему без ошейника и без поводка?

– А разве обязательно? – простодушно спросил Костя. – Вы извините, мужики, я только что с Северов, и собака со мной, оттуда. Мы здешних порядков не знаем.

– Порядки везде одинаковые, – проворчал милиционер. – Собаке в общественном месте полагаются ошейник, поводок, ну, и хозяин, соответственно.

• Предыдущая
• 37/85
• Следующая