Из Багдада в Стамбул - Май Карл Фридрих - Страница 13

• Предыдущая
• 13/89
• Следующая

– А почему ты побежал от меня?

– Я подумал, что ты враг, потому что натравил на меня свою собаку.

– Ты действительно здесь один?

– Клянусь бородой Пророка, один!

– Тогда иди вперед.

Мы вернулись с ним к моим спутникам, где он все повторил слово в слово. Они так же, как и я, признали, что человек не представляет опасности. Ему вернули его ружье и разрешили идти. Мы продолжили свой путь. Я заметил, что Алло как-то особенно внимательно рассматривает этого человека. Сидя на лошади, он мурлыкал какую-то нехитрую песенку, как вдруг быстро подъехал ко мне.

– Господин, этот человек обманул вас! Я знавал его, но не ведал, кто он такой. Но теперь я вспомнил. Это не джиаф, а беббе, причем родственник, может даже, брат шейха Газаля Габойи. Я встречал их обоих в Нвейзгие.

– Так ли это? Ты не ошибаешься?

– Вообще-то у меня хорошая память…

Я поведал остальным о подозрениях угольщика и заявил:

– Я могу быстро настичь его!

Мохаммед Эмин покачал головой.

– Зачем терять время, возвращаться? Если этот человек действительно беббе, откуда ему знать, что Хайдар Мирлам приглашен к джиаф? Такие вещи обычно держат в секрете.

– И к тому же, – добавил Амад эль-Гандур, – как он может навредить нам? Он идет на север, а мы – на юг. Нас никто не сможет догнать, даже если он расскажет о нас в Бане.

Эти доводы показались мне убедительными, поэтому я решил не возвращаться.

Только англичанин возразил.

– Зачем отпустили парня? – заявил сэр Дэвид после того, как я поведал ему суть разговора. – Надо было его пристрелить, причем без жалости. Любой курд – преступник. Да!

– И бей из Гумри тоже?

– Хм! Пожалуй!

– Сэр, вы неблагодарны.

– Этот бей не встретил бы нас так хорошо, не знай он о нас заранее от Мары Дуриме. Хорошая жена – единственная жена…

Имя Дуриме навеяло на меня поток воспоминаний, которые на мгновение заставили забыть о происходящем. И я ушел в свои мысли, пока англичанин развивал идею о предстоящем завтраке. А ведь он был прав! Мы отмахали, невзирая на сложность дороги, приличный кусок и заслужили отдых. Кстати, лошади тоже. Скоро мы нашли подходящее место, где спешились и растянулись на подстилках. Все, за исключением часовых.

К тому времени как мы пробудились, животные уже хорошо отдохнули. Я решил проверить, допустит ли до себя угольщика наше новое приобретение. Допустило. Животному, наверное, нравилось, что его здесь не мучают. Так что я смог снова вернуться к своему вороному, и это оказалось весьма кстати, как я вскоре понял.

На вершинах, голых до сей поры, появился лес – мы пробирались все дальше на юг. Здесь было больше воды, и поэтому наше продвижение несколько затруднилось. О проторенной дороге не могло быть и речи. Нам приходилось то забираться на немыслимые кручи, то спускаться в расщелины. Иногда мы продирались между дремучих чащоб, а подчас протискивались между скал.

Так к обеду мы оказались в долине с несколькими деревцами. Вдали в голубой дымке возвышалась большая гора, своими отрогами преградившая нам путь.

– Мы пройдем здесь? – спросил я Алло.

– Да, господин. Слева мы проедем у ее подножья.

– Что он говорит? – спросил Линдсей.

– Что наш путь проляжет слева от горы.

– Подумаешь, тоже мне проводник!

Едва он это произнес и только я открыл рот, чтобы возразить ему в ответ на колкость, с обеих сторон бабахнули выстрелы и более пятидесяти всадников показались из-за деревьев, окружив нас.

Это было полной неожиданностью! Все лошади моих спутников были схвачены – все, кроме моей. Благодарить за это я должен был, как позже понял, вовсе не случай. Всадники пытались освободиться от стремян и добраться до оружия. Мы были окружены за считанные секунды, и прямо на меня ехали двое всадников, которых я тут же узнал – шейх Газаль Габойя и беббе, с которым я вел недавно мирные переговоры. Стреляли только в наших лошадей, нас же хотели захватить живыми. Поэтому я оставил штуцер в покое и взялся за легкое ружье.

– Червяк, теперь ты мой! – кричал шейх. – Теперь ты от меня не уйдешь!

Он замахнулся дубиной, но в тот же миг Доян бросился на него и схватил зубами за ляжку. Тот испустил крик боли, и удар, который предназначался мне, пришелся на голову моего коня. Он громко заржал, взвился в воздух всеми четырьмя копытами и дал мне возможность обрушить удар приклада на плечи беббе, а потом он понесся, не помня себя от боли.

– Доян! – громко крикнул я, потому как не хотел терять верного пса.

Против меня было направлено множество копий – я отбил их с помощью ружья. Ту скачку я не забуду, пожалуй, до конца дней. Ни одна яма не показалась мне глубокой, ни один камень – большим, ни один овраг – широким, ни одна скала – слишком гладкой и ни одно болото – топким, все это пролетало мимо, пока мой конь понемногу приходил в себя. Так я оказался один в совершенно незнакомой местности. Правда, я заметил направление, в котором мчался, и передо мной возвышалась та самая гора, о которой мне говорили незадолго до событий.

Что было делать? Ехать за спутниками? Это было исключено – следовало ожидать, что беббе пустятся за мной в погоню. Но как эти курды так далеко забрались в горы? Как они узнали, что мы выбрали именно этот путь? Это было для меня загадкой.

В тот момент я ничего не мог сделать для моих товарищей. Они были или мертвы, или захвачены в плен. Прежде всего, мне следовало спрятаться, и только утром я мог взглянуть, что происходит на месте боя. Только завтра я мог что-либо для них сделать.

Наконец я осмотрел голову моего коня. Вскочила здоровенная шишка. Я отвел жеребца к воде, где и уложил его. Здесь я сделал ему несколько компрессов с поистине материнской заботой. Прошло уже четверть часа, и я услышал какой-то шум. Потом сопенье и кряхтенье, как будто кто-то с трудом переводил дыхание. В следующий момент раздался радостный лай, и Доян прыгнул на меня с такой силой, что я повалился в траву.

– Доян!

Пес прыгал и взвизгивал от радости. С такой же радостью он прыгал на коня, но потом постепенно успокоился. Он, как и я, уберегся от ранений. Умное животное скоро заметило, что я забочусь о здоровье лошади. Насмотревшись на меня вдоволь, Доян начал обстоятельно вылизывать пораженное место на голове коня. Жеребец лежал спокойно, и лишь время от времени издавал удовлетворенное ржанье.

Так мы пролежали некоторое время, пока я, наконец, не счел необходимым покинуть это благословенное место. Лучше всего было поискать подножье той горы, о которой говорил угольщик. Я снова сел в седло и поехал на поиски.

Склоны горы были покрыты густым лесом, и только глубоко в долине, через которую непременно должен был пролегать наш путь, было свободное пространство. Там я заметил далеко выступающий участок леса, откуда можно было бы видеть любого подъезжающего. Туда я и направился. Там я спешился и побеспокоился о надежном укрытии для лошади. Едва я углубился в лес, как Доян дал мне знак, что его что-то обеспокоило. Я взял его на поводок, привязал коня к дереву и пошел за собакой с заряженным штуцером в руке.

Мы медленно пробирались вперед. Пес так тянул поводок, что тот, казалось, вот-вот лопнет. Между двумя пиниями он залаял. Там росло множество папоротников, и когда я стал разводить их резные метелки, обнаружил дыру шага два в диаметре, наискось уходящую в землю. Логово зверя? Вряд ли. Но когда я со штуцером наизготовку приготовился осторожно спускаться, то почувствовал, что там кто-то есть, и не обязательно враг, как я понял по поведению Дояна. Я сделал ему знак идти вперед, но он вместо этого завилял хвостом и стал бросать умилительно радостные взгляды на отверстие.

Тут я решил спускаться. И сразу же увидел волосатую всклокоченную голову. Вот где зарыта собака – в прямом смысле слова! Там, внизу, похоже, прятался пес угольщика!

Он, вероятно, убежал, когда услышал выстрелы, и от страха забрался в пещеру.

• Предыдущая
• 13/89
• Следующая