Сказка для злодеев - Гусев Валерий Борисович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/28
- Следующая
— Ты и так уже намолотил. Семь бочек арестантов. — Бабушка положила сигарету на край пепельницы. — Что тебе надо, чудовище?
— У меня вскочила одна мысль.
— И где она у тебя вскочила?
Алешка постучал себя по лбу.
— Это еще ничего, — сказала бабушка. — Что за мысль?
— Астя, я хочу в вашем городе поставить памятник нашему прадеду.
— Ну и ставь. Кто тебе не дает?
— Денег не хватает.
— И много не хватает? Дать тебе взаймы? Не получится. Я и так еле концы с концами свожу. Иной раз не знаю, на что клочок сена купить.
— Деньги есть. Только их надо достать. Под носом у жуликов.
— Счастливая у меня дочь! — Бабушка снова взялась за сигарету. — И очень терпеливая.
Алешка сел на подлокотник ее рабочего кресла и заглянул в лицо. Изучающе так.
— Что ты на меня уставился?
— А ты похожа.
— На кого? — удивилась бабушка. — На худощавую старуху?
— На спящую Марфушу.
— Вот еще! Что за Марфуша? Твоя одноклассница? Которая спит на уроках.
— Это Ленка Стрельникова спит на уроках. А Марфуша спит в подземелье. На груде золота и всяких камней.
— Делать ей больше нечего! — рассердилась бабушка на Марфушу. — А ну слезай и не морочь мне голову.
— Значит, — грустно произнес Алешка, понурив голову, — памятник тебе не нужен.
— Не дождешься! — вспылила бабушка. — Мне еще рано ложиться под памятник. Я еще доживу до того счастливого дня, когда приедет Сережка и надает тебе по всем задним местам.
— Мы этого достойны. — Алешка вздохнул и без всякого перехода, очень просто сказал: — Твой папа спрятал деньги и ценности в Гремячей башне, когда скрывался там от немцев. Они лежат под гробом Марфуши. До них добираются твой обормот Пашка и наш обормот Червяков. Они сегодня ночью, во вторниковое полнолуние придут за сокровищами. Червяков потом уедет в заграницу и купит на море бассейн, а Пашка купит ипподром у Делягина. Ты рада?
Надо отдать должное бабушке.
— Ты не врешь? Это все точно? А что нужно сделать?
Алешка помолчал, а потом брякнул:
— Нужно тебе немного побыть Бабой-ягой.
— Где?
— В гробу.
Бабушка молча сунула ему под нос свою костлявую фигу.
— Да, ты этого не достойна. Тогда я сам надену этот старинный наряд. — И Алешка развернул перед ней сарафан и прочие прибамбасы.
Бабушка глянула, в глазах ее загорелся женский огонек.
— Ну… Поносить эти штуки я бы не против. Но лезть в какой-то подвал, ложиться там в какой-то ящик… Категорически отказываюсь.
— Как хочешь. Тогда мы идем к вам. — И Алешка нахлобучил на голову кокошник, обшитый цветочками и жемчугами.
Получилось здорово. Такая юная принцесса неопределенных лет. С голубыми глазами.
— Ладно, — согласилась бабушка с завистью. — Давай уж, примерю. — Она вышла в соседнюю комнату и скоро вернулась в наряде прекрасной Василисы.
— Класс! — ахнули мы в один голос. — Не пытайтесь повторить!
Бабушка глянула на себя в зеркало и застенчиво покраснела от удовольствия.
— Волос мало, — заметил Алешка.
— Это поправимо. — Бабушка достала из шкатулки черную длинную заплетенную косу. — Я сплела ее из хвоста Арифметики, когда стеснялась обгоревшей головы.
Что там за хвост Арифметики, нам все равно. Но когда бабушка надела под кокошник этот парик, и перекинула косу на грудь, и эта черная коса из хвоста Арифметики заструилась черной змеей, мы просто онемели от восторга.
— Клево? — спросила довольная бабушка.
— Дядя Мифа обалдеет, — выдохнул Алешка. А потом без всякой подготовки выдал: — Астя, а теперь вынь изо рта свою зубастую челюсть.
В ту же секунду парик полетел в один угол, кокошник — в другой, а мы с Алешкой — за дверь.
…Через полчаса переговоры возобновились. Через час бабушка, под Алешкиным напором, дала согласие и начала учить свой текст. И когда она его отрепетировала, мы с Алешкой немного пожалели обормота Пашку и проходимца Червякова.
— Я заеду за вами в десять, — сурово и лаконично сказала бабушка. — Будьте готовы.
* * *
Ровно в десять бабушка позвонила в дверь. Она была в костюме для верховой езды и со стеком в руке.
— Доча, — сказала бабушка, — я забираю твоих гангстеров. У нас небольшая экскурсия в прошлое.
— А у меня? — с обидой спросила мама. — У меня не будет экскурсии? Или я этого не достойна?
— Ты встречай Сережку. Накрой стол с яблоками, испеки ему чего-нибудь…
— И мешок для изумрудов приготовь, — сказал Алешка.
— Наволочка подойдет? — усмехнулась мама.
— Маловато будет, — Алешка покачал головой. — Мою наволочку тоже возьми.
— Она у тебя серая. Я лучше приготовлю спальный мешок.
— Время! — напомнила бабушка.
— Что передать папе? — спросила мама.
— Пламенный привет.
* * *
Бабушка остановила машину на краю рощи. Мы вышли в тишину и ночную прохладу. Никакого полнолуния не было. Был узенький месяц в окружении крохотных звезд. Была роса под ногами и легкий шелест листвы над головой. И мрачно нависала над окрестностью суровая Гремячая башня.
— Авантюристы, — проворчала бабушка. — Ну, пошли. — Она забрала из машины сверток со своим нарядом, а Лешка взял свой школьный рюкзачок.
Молча мы подошли к башне. Я даже поежился. И почему-то подумал: а как же здесь, в окружении жестоких врагов, прятался в подземелье целую неделю наш одинокий прадед? Нам-то что, нам бояться нечего… Хотя, конечно, мурашки по коже пробегали. То туда, то обратно.
— Ты сейчас не бойся, — шепнул Алешка бабушке, когда мы остановились возле ямы. — Сейчас немного нечистая сила повоет.
— А нельзя ее как-то отключить?
— Можно. Но не сразу.
— Ладно, пусть повоет.
Алешка спрыгнул в яму, включил фонарик и распахнул дверь. Вой нечистой силы еще только набирал свою высоту, а мы уже все трое шмыгнули в подземелье. Я захлопнул дверь — на нас обрушилась тишина.
— И что меня сюда занесло? — произнесла, оглядевшись, бабушка.
— Мы подумаем об этом завтра, — скомандовал Алешка. — Надо действовать.
Он скинул с плеч свой рюкзачок, достал из него два свертка. Бабушка тем временем с опаской подошла к каменной гробнице, заглянула.
— Ничего тут нет. Даже паутины, — сказала разочарованно.
— А зачем тебе чужая паутина? — удивился Алешка. — У тебя на конюшне своей хватает.
— Потому что вот такие у меня работники, как ты. Нескладехи и неряхи.
Один сверток оказался надувным матрасом. С моей раскладушки. Алешка, передав мне фонарик, тут же взялся его надувать.
— Ты здесь ночуешь? — удивилась бабушка.
Алешка, выпучив глаза и надув щеки, ничего не ответил, только помотал головой.
— Смотри не пукни, — сказала бабушка. — Пусть лучше Димка надует.
«Какая разница, — подумал я, забирая у него матрас, — кто пукнет?»
Алешка тем временем раскрыл пакет и достал из него череп Ивана-царевича.
— Мой жених? — спросила бабушка.
Мне нравилось, что она совершенно спокойно воспринимала обстановку и все Лешкины заморочки.
Алешка вставил в череп свечу, зажег ее, поставил «жениха» в нишу. Стало еще неуютнее.
— Надул? — спросил меня Алешка. — Клади его в гроб.
— Заботливый ты мой, — умилилась бабушка и напялила на себя вышитый сарафан и нахлобучила кокошник.
— Ну как? — бабушка кокетливо скосила глазки.
— Блеск! Вылитая пересохшая Марфуша. Челюсть сдавай.
Бабушка отвернулась, выхватила изо рта свои белые зубы, отдала их Алешке и, кряхтя, уселась в саркофаг. Откинулась, вытянула руки вдоль тела.
— Нишего, — сказала она, шепелявя, — довольно удобно.
Мы с Алешкой отошли в темный угол, критически осмотрели «композицию». Скажу честно: жутко все это выглядело. В нише светился череп, в гробу лежит Баба-яга в девичьем наряде — и тишина. Я думаю, для наших соперников впечатление будет достойное.
— Все, — сказал Алешка, — сидим тихо и ждем. Скоро придут гости. Но очень быстро уйдут.
- Предыдущая
- 20/28
- Следующая
