Моря Африки - Ердег Элизабетта - Страница 8
- Предыдущая
- 8/60
- Следующая
— Стой, нужно возвращаться назад. — Но как мы теперь найдём вход в марса? Если вспомнить, как было трудно найти его днём, мысль о том, что придётся искать его сейчас, ночью, приводит меня в ужас. Оглядываюсь ещё раз по сторонам и обнаруживаю, что мир снова исчез. Его поглотила темнота и я нахожусь посреди пустоты стараясь сдерживать приступы паники.
— Попробуем поразмыслить. Мы шли примерно пол часа. Прошли три мили, может четыре.
Все на юг?
— Зависит от того, когда мы поменяли курс.
— В любом случае мы не можем быть далеко от лодок, не больше пяти миль. — заявляю я, хоть совершенно в этом не уверен.
Думаю о Лиззи и Кристине: — Они могли бы решить отправиться искать нас и сами потеряться.
Решаем развернуться и отправляемся на север. Теперь кроме кораллов держим под наблюдением и звёзды. Если бы мы сделали это сразу, то поняли бы, что ошиблись направлением. Орион слева и мы снова следуем вдоль линии рифа, по уже пройденному ранее пути.
— Нужно идти так с пол часа, или минут сорок. — думаю вслух. — Риф должен повернуть влево. Мы это заметим, так как Орион будет прямо по курсу и это будет сигналом, что мы на входе в марса. Тогда прибой должен исчезнуть и это будет знаком, что мы вошли в проход.
— Сколько у нас бензина?
— У меня запасная канистра.
Я не видел, как Ренато взял ещё одну канистру. Предосторожность оказалась спасительной.
Через сорок минут мы нашли вход в залив, а больше чем через час лодки. На борту нас ждут, а в это время там, в дали, Орион заходит за невидимые дюны.
3. Город призрак
«Cуакин, это мёртвый город. Входишь через арку сложенную из больших камней, как в средневековых городах, с деревянным порталом, защищённую двумя пушками, и видишь внутри город с улицами дворцами и мечетями. И ни души. На башнях только орлиные гнёзда и вокруг только пустыня.»
Слова Ренцо, как яркие мазки кисти. Видение заброшенного города на берегу моря вставало перед глазами, живое и полное солнца, хотя вокруг нас была зима, холод и мрачный туман венецианской лагуны. Я слушал его, как слушают учителя. Ренцо рассказывал о ветре, о пустыне, о далёком мире, диком и прекрасном. Рассказывал, как на своей двенадцатиметровой лодке прошёл против ветра всё Красное Море и остановившись в заливе на Суданском побережье обнаружил мёртвый город Суакин.
Это был период, когда мы начали готовится к нашей экспедиции. Лодка уже имела название — «Barca Pulita», но в реальности ещё не существовала. Был проект, но не было денег. Целыми днями мы писали и звонили в поисках маловероятных спонсоров, контактировали с партнёрами не проявляющими интереса. В общем было трудно, и когда по случаю конференции в Триесте, Ренцо пригласил нас на уик-энд, мы провели два дня слушая его. Сердце моё питалось этими рассказами, и я делал заметки в большой зелёной тетради.
Прошли четыре года, и зелёная тетрадь с заметками лежит открытая на штурманском столике. Несколько минут назад мы оставили Порт Судан и направляемся на юг вдоль побережья. Море вокруг нас сказочное, точно как его описал Ренцо, но суша унылая и безлюдная.
Суданцы живут держась за скупую пустыню, под безжалостным солнцем, которое иссушает почву и угнетает жизнь. Пустыня кругом и в пустыне люди живут в дощатых хижинах или пещерах, вырытых в подножье серых каменистых гор. Менее бедные имеют верблюдов и коз и из молока получают всё необходимое. Самые бедные пасут верблюдов менее бедных и плату получают молоком.
Но если в пустыне не весело, то в городе ещё хуже. На пыльных улицах Порт Судана нет даже верблюдов, и в раскаленном воздухе чувствуется немая покорность.
Улицы завалены мусором, который никто никогда не побеспокоится убрать и нищие бродят пытаясь укрыться в тени падающих стен. Воды нет, гигиена неизвестна и редкие магазины пусты.
Мы стоим в порту на якоре (для нашей безопасности, как говорит начальник полиции), вдалеке от пирсов в таможенной зоне, куда суданцам вход запрещён. Но в компенсацию мы, чтобы сойти на берег, пойти в город, должны каждый раз спрашивать разрешение у начальника таможни.
Во время одного из походов в поисках провианта неожиданный запах хлеба заводит нас во двор среди полуразрушенных домов. Под навесом из дырявого металлического листа (всё равно здесь никогда не бывает дождя), в полумраке чёрные руки замешивают пышное тесто для хлеба. Маленькие белые буханки пекутся на полу, в нише окружённой углями и издают дурманящий запах. В обмен на пачку ничего не стоящих банкнот покупаем мешок ароматных, ещё горячих хлебцев. Ещё до того как выйти, мы уже проглотили по одному, с аппетитом людей, которые уже несколько месяцев не ели свежего хлеба, и хлебопёки смотрели на нас с любопытством и гордостью.
— Как вкусно.
— Возможно мы взяли слишком много.
— Пока наедимся вволю. Остальное можем высушить.
Позже, под светом палящего солнца, мы разглядели, что хлеб просто нафарширован крохотными насекомыми.
— Да ладно. Ничего страшного. Они же печёные, жар их простерилизовал.
— Да, да. Но есть их я больше не буду — решает Лиззи.
— И что с ним делать? Не выкидывать же?
— Подожди…
Достаточно было предложить кусочек ребёнку, как в несколько секунд мы были окружены толпой менее привередливых чем мы, и освободились от проблемы.
Потом мы нашли рынок. Кривая линия полупустых повозок, где каждый продавец выложил перед собой своё маленькое сокровище из разношерстного товара. Подпорченная морковка, два три клубня подозрительного вида, горка репы покрытой земляной коркой, которая потом оказывается свеклой, капуста и так далее. Покупаем всё, переходя от одного к другому, потому что чтобы набрать три килограмма моркови или пять килограммов свеклы пришлось закончить запасы у четырёх разных торговцев.
В конце мы даже нашли старика с корзиной грейпфрутов, огромных как дыни. Я их сразу узнал.
— Смотри Лиззи. Маркизские грейпфруты.
Точно такие мы первый раз пробовали на Маркизских островах. Мы пришли на
«Vecchietto» (наша первая лодка) с Галапагосских островов, преодолев половину Тихого Океана, пробыли в море двадцать восемь дней, и все двадцать восемь дней не видели ни земли, ни лодки, ни живого человека. Во время такого длинного перехода на лодке кончается всё. Сначала заканчиваются свежие овощи, потом хлеб, яйца, лимоны, картошка, лук. В конце концов остаётся только рис, полный насекомых, вылупившихся за это время, порошковое молоко, сухие бобы и консервы. И ничего удивительного, что с появлением земли желания и ожидания становятся прозаическими: волнение встречи с новым миром на время уступает место желанию поесть, мяса, свежих овощей.
Мы зашли в небольшую бухту Атуона и встали на якорь, глядя по сторонам, растерянные, очарованные яркой зеленью земли и с удивлением ощущая под ногами неподвижную палубу после стольких дней качки. Вёсельная лодочка подошла к нашему борту, привезя в подарок нам батон хлеба и грейпфрут.
— Welcome. — сказал человек и сразу удалился.
Грейпфрут был точно такой, какие мы нашли в Порт Судан в корзинке у старика. Кожура губчатая и толстая, больше сантиметра, хорошо защищает их от окружающей среды и позволяет хранить их много недель. Внутри скрываются большие мясистые дольки с розовой плотной мякотью с привкусом земляники и лесных ягод. Короче говоря, это было, как найти сокровище, тем более, что уже несколько недель мы не видели фруктов и ещё месяцы не рассчитывали найти их. Тем временем с десяток плохо одетых юношей окружают нас, споря за право нести наши корзины с овощами. Мы предпочитаем нести сами, как всегда делали, но от них нелегко избавиться. Нам немного страшно: их много и они голодные, а мы, как всегда только вдвоём.
Возвращаемся с кортежем, сопровождаемые колонной носильщиков, как путешественники колониальной эпохи. На обратной дороге удалось купить сливочное масло: оно упаковано в большие голубые банки с жёлтыми звёздами и надписью: Помощь Европейского Сообщества суданскому народу, продажа запрещена. Видимо оно прибыло с судном гуманитарной помощи и теперь жулики продают его на уличных углах.
- Предыдущая
- 8/60
- Следующая