Величие и ограниченность теории Фрейда - Хорьков Михаил Львович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/9
• Следующая

Материалистическая философия и общепринятый отказ от осознания сексуальных желаний были той базой, на которой Фрейд строил содержание бессознательного. К тому же он игнорировал тот факт, что очень часто сексуальные импульсы не обязаны своим существованием или интенсивностью физиологическому субстрату сексуальности, а, напротив, часто являются продуктом совершенно других импульсов, которые сами по себе сексуальными не являются. Таким образом, источником сексуальных желаний может быть нарциссизм, садизм, склонность подчиняться, простая скука; известно, что власть и богатство – важные факторы, вызывающие сексуальные желания.

Сегодня, когда после Фрейда сменилось всего два или три поколения, стало очевидным, что в городской культуре сексуальность – не главный объект подавления. Поскольку средний человек предан тому, чтобы быть человеком потребляющим, секс превратился в один из основных предметов потребления (к тому же один из самых дешевых), создавая иллюзию счастья и удовлетворения. Наблюдаемые в человеке конфликты как сознательных, так и бессознательных побуждений весьма различны. Ниже приводится список некоторых из самых распространенных:

Таковы истинные противоречия современности, которые подавляются и рационализируются.

Они существовали уже во времена Фрейда, но некоторые были не столь радикальны, как сегодня.

Однако Фрейд не обращал на них внимания, потому что был зачарован сексом и его подавлением.

В ортодоксальном фрейдовском психоанализе детская сексуальность все еще остается краеугольным камнем. Таким образом, анализ оказывает сопротивление прикосновению к самым решающим конфликтам внутри личности и между людьми.

Другим великим открытием Фрейда является то, что называется Эдиповым комплексом, и утверждение, что неразрешенный Эдипов комплекс лежит в основе любого невроза.

Легко понять, что? Фрейд имел в виду под Эдиповым комплексом: у маленького мальчика, сексуальные побуждения которого просыпаются в раннем возрасте, в четыре-пять лет, развивается интенсивная сексуальная привязанность и желание в отношении матери. Мальчик желает ее, и отец становится соперником. У сына возникает ненависть к отцу и желание оказаться на его месте, в конце концов убить его. Считая отца соперником, мальчик боится, что отец-соперник его кастрирует. Фрейд назвал эту совокупность Эдиповым комплексом из-за греческого мифа: Эдип женился на своей матери, не подозревая, что любимая женщина – его мать. Когда об инцесте стало известно, Эдип ослепил себя (символ самокастрации) и покинул свой дом и родных в сопровождении одной только своей дочери Антигоны.

Великое открытие Фрейда заключается в показе силы привязанности маленького мальчика к матери или замещающему ее лицу. Степень этой привязанности – желания быть любимым матерью и пользоваться ее заботой, не лишиться ее защиты, и для многих мужчин – не расстаться с матерью, а видеть ее в женщине, которая, будучи его ровесницей, символизирует для него мать, – нельзя переоценить. Подобная же привязанность существует и для девочек, однако она, по-видимому, имеет несколько иной исход, который не был разъяснен Фрейдом, и который и в самом деле очень трудно понять.

Привязанность мужчины к своей матери, впрочем, понять нетрудно. Она – его мир еще во время внутриутробной жизни. Он полностью является ее частью, питаемой и защищаемой ею, и даже после родов ситуация фундаментально не меняется. Без помощи матери ребенок умер бы, без ее любви стал бы психически неполноценным. Мать – та, кто дарит жизнь и от кого жизнь ребенка зависит. Она также может лишить жизни, отказавшись выполнять свои материнские функции. Символом этих противоречивых качеств матери является индуистская богиня Кали – создательница и разрушительница жизни. Роль отца в первые годы жизни почти столь же незначительна, как и его дополнительная функция зачатия ребенка. Хотя соединение мужского сперматозоида с женской яйцеклеткой – научный факт, житейским фактом является то, что мужчина практически не играет никакой роли в появлении ребенка на свет и в заботе о нем. С психологической точки зрения присутствие мужчины совсем не является необходимым и вполне может быть заменено искусственным оплодотворением. Мужчина может начать снова играть важную роль, когда ребенок достигает возраста четырех-пяти лет, будучи тем, кто учит, кто подает пример, кто отвечает за умственное и моральное воспитание. К несчастью, мужчина часто оказывается примером эксплуатации, иррациональности и неэтичности. Он обычно стремится вылепить сына по своему образу и подобию, чтобы тот стал ему полезен в работе и сделался наследником его собственности, а также восполнил его собственные слабости, достигнув того, чего не смог достичь отец.

Привязанность и зависимость от матери или выполняющего ее функции лица оказываются бо?льшим, чем привязанность к личности. Это – страстное желание вернуться к ситуации, когда ребенок пользовался любовью и защитой матери и еще не нес никакой ответственности. Однако не только ребенок испытывает такое желание. Если мы говорим, что ребенок беспомощен и поэтому нуждается в матери, мы не должны забывать, что каждый человек беспомощен по отношению к миру как к целому. Несомненно, он может защищаться и в определенной мере заботиться о себе, однако учитывая опасности, неуверенность, риски, с которыми человек сталкивается, и то, как мало властен он над физическими болезнями, нищетой, несправедливостью, вопрос о том, менее ли беспомощен взрослый по сравнению с ребенком, остается открытым. У ребенка есть мать, чья любовь защищает его от опасностей. У взрослого человека нет никого. Он может иметь друзей, супруга, некоторую степень социальной защищенности, но даже при этом возможность защитить себя и добиться желаемого очень скромна. Удивительно ли, что человек сохраняет мечту найти мать или такой мир, в котором он снова мог бы быть ребенком? Противоречие между любовью к райскому детскому существованию и необходимостью, порождаемой его статусом взрослого, может с полным правом рассматриваться как ядро развития невроза.

В чем Фрейд ошибался – и должен был ошибаться в силу своих допущений, – так это в понимании привязанности к матери как исключительно сексуальной. На основании теории детской сексуальности было логично заключить, что маленького мальчика к матери привязывает то, что она – первая в его жизни близкая женщина и представляет собой естественный объект его сексуальных желаний. Эта в значительной мере правда. Существуют многочисленные свидетельства того, что для маленького мальчика мать – объект не только привязанности, но и сексуальных желаний. Однако – и в этом огромная ошибка Фрейда – не сексуальное желание делает связь с матерью такой напряженной и жизненно важной не только в детстве, но, возможно, и всю жизнь человека. Скорее такая глубина чувств основывается на потребности в том райском существовании, о котором я говорил выше.

Фрейд не обратил внимания на тот общеизвестный факт, что сексуальные желания как таковые не отличаются большой стабильностью. Даже самые напряженные сексуальные отношения, если они не сопровождаются привязанностью или сильными эмоциональными связями, самой важной из которых является любовь, долго не живут, и даже шестимесячный срок для них, возможно, слишком велик. Сексуальность per se переменчива, и, может быть, более переменчива у мужчин, непостоянных и стремящихся к приключениям, чем у женщин, для которых ответственность за ребенка придает сексу более серьезное значение. Считать, что мужчины будут привязаны к матери в силу сексуальных уз, имевших место двадцать, тридцать или пятьдесят лет назад, когда к женам после трех лет сексуально удовлетворительного брака они теряют интерес, – просто абсурд. Конечно, для маленького мальчика мать может быть объектом сексуального желания потому, что она – одна из первых близких ему женщин, но так же верно то, что, как отмечает и Фрейд в своих историях болезни, мальчик готов влюбиться в девочку своего возраста и завести с ней страстный роман; мать оказывается относительно забытой.

• Предыдущая
• 7/9
• Следующая