Величие и ограниченность теории Фрейда - Хорьков Михаил Львович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/9
• Следующая

Это было важным открытием, но одновременно и опасным. Предположение, что нечто может означать свою противоположность, требует доказательств, и Фрейд активно эти доказательства искал. Если проявить меньшую осторожность, как делали многие его ученики, очень просто прийти к гипотезе, деструктивной для научного мышления. Чтобы не ограничиваться здравым смыслом и показать, что обладает специальными знаниями, не один психоаналитик рутинно заключал, что мотивация пациента противоположна тому, что он таковой считает.

Одним из лучших примеров является «неосознанная гомосексуальность». Она составляет часть теории Фрейда, от которой пострадало немало людей. Аналитик, чтобы показать, что видит глубже поверхности, может предположить, что пациент страдает неосознанной гомосексуальностью. На основании того, что пациент ведет очень активную гетеросексуальную жизнь, делается вывод, что сама эта активность помогает подавить неосознанную гомосексуальность. Если же пациент не проявляет совсем никакого интереса к лицам своего пола, это рассматривается как аргумент, говорящий о том, что полное отсутствие гомосексуального интереса является доказательством подавленной неосознанной гомосексуальности, а если мужчина восхищается цветом галстука другого мужчины, то это несомненное доказательство его подавленной гомосексуальности. Беда, конечно, заключается в том, что при использовании такого метода отсутствие гомосексуальности никогда не может быть доказано, и анализ в поисках неосознанной гомосексуальности, никаких свидетельств которой нет, за исключением базовой исходной идеи о том, что каждое явление может быть противоположностью своему явному значению, нередко продолжается годами. Такая привычка приводила к печальным результатам, поскольку допускала значительную степень произвольности при интерпретации, что часто ведет к совершенно ошибочным заключениям. Просматривается явная параллель между вульгарным фрейдизмом и вульгарным марксизмом, культивировавшимся советской теоретической мыслью. Маркс, как и Фрейд, показывает, что нечто может означать полную свою противоположность, но и для Маркса это оставалось тем, что требуется доказать. Вульгарному марксизму, однако, такое положение служило для утверждения: если какое-то явление не является тем, чем провозглашено, то имеет место нечто обратное; таким образом оказывается легко манипулировать мыслью в собственных догматических целях.

Цели приводимого ниже обсуждения – показать:

каковы величайшие открытия Фрейда;

как философские и личные предпосылки вынудили Фрейда сузить и исказить свои открытия;

насколько значимость открытий Фрейда увеличится, если мы освободим формулировки Фрейда от этих искажений;

что такое освобождение эквивалентно различению того, что в теории Фрейда важно и имеет непреходящее значение, от того, что было ограничено временем и социальными условиями.

Такое обсуждение не означает ревизии теории Фрейда или неофрейдизма. Скорее имеет место развитие сути учения Фрейда с помощью критической интерпретации его философской основы, замены буржуазного материализма на исторический подход.

Несомненно, Фрейд был не первым, кто открыл наличие мыслей и побуждений, которые мы не осознаем, – то есть тех, которые являются бессознательными и живут своей скрытой жизнью в нашей психике. Однако Фрейд был первым, кто сделал это открытие центром своей психологической системы и в подробностях и с поразительными результатами исследовал феномен бессознательного. В первую очередь Фрейд обратил внимание на несоответствие между мышлением и бытием. Мы думаем одно – например, что наше поведение мотивировано любовью, преданностью, чувством долга и т. д., – и не осознаем, что вместо этого нами движет желание власти, мазохизм, зависимость. Открытие Фрейда заключалось в следующем: то, что мы думаем, не обязательно совпадает с тем, чем мы являемся: то, что человек думает о себе, может быть (и обычно является) совершенно отличным или даже полностью противоречащим тому, чем он в действительности является; большинство из нас живет в мире самообмана, и мы принимаем свои мысли за отражение реальности. Историческая значимость фрейдовской концепции бессознательного заключается в развенчании давней традиции считать, что мышление и бытие идентичны, а в более строгих терминах философского идеализма – что только мысль (идея, слово) реальны, в то время как феноменологический мир реальностью не обладает[5]. Фрейд, отводивший значительному числу осознанных мыслей роль рационализации побуждений, тем самым наносил удар по рационализму, выдающимся представителем которого был сам. Своим открытием разрыва между мышлением и бытием Фрейд не только подрывал западную традицию идеализма в его философской и популярной формах, он также сделал далеко ведущее открытие в области этики. До Фрейда искренность можно было определить как высказывание того, что человек думает. После Фрейда такое определение уже не было достаточным. Различие между тем, что я говорю и что думаю, приобрело новое измерение, а именно, мое неосознаваемое убеждение или мое неосознаваемое побуждение. Если в дофрейдовское время человек считал, что наказал своего ребенка, потому что это помогает его развитию, он был бы совершенно искренен, если бы действительно так думал. После Фрейда главным вопросом стал такой: не является ли его убеждение просто рационализацией его садистских устремлений, то есть не получает ли он удовольствия, поря ребенка, и только как предлог использует идею о том, что порка идет ребенку на пользу. Действительно, можно с этической точки зрения предпочитать человека, которому хватает честности признать свой настоящий мотив; такой человек не только был бы более честным, он был бы менее опасным. В истории не существует такой жестокости или порока, которые не получили бы рационализации, как мотивированные добрыми намерениями. Со времен Фрейда фраза: «Я хотел как лучше» – больше не может служить оправданием. Добрые намерения – одна из лучших рационализаций для дурных поступков, и нет ничего легче, чем убедить себя в валидности такой рационализации.

Есть еще и третий результат открытия Фрейда. В такой культуре, как наша, где слова играют огромную роль, вес, который им придается, часто приводит к пренебрежению реальностью, если не искажению события. Если кто-то говорит «я тебя люблю» или «я люблю Бога» или «я люблю свою страну», он произносит слова, которые, несмотря на то, что он полностью убежден в их истинности, могут быть совершенной неправдой и всего лишь рационализацией стремления этого человека к власти, успеху, славе, богатству или выражением его зависимости от собственной группы. В этом может не быть – и обычно и не бывает – никакого элемента любви. Открытие Фрейда еще не нашло такого общего признания, чтобы люди инстинктивно относились критически к уверениям в добрых намерениях или рассказам о примерном поведении; тем не менее то, что теория Фрейда носит критический характер, как носила и теория Маркса, – это факт. Фрейд не принимал высказывания на веру; он смотрел на них скептически, даже если не сомневался в сознательной искренности говорящего. Однако сознательная искренность значит довольно мало в целостной структуре личности человека.

Великое открытие Фрейда с его фундаментальными философскими и культурными последствиями заключается в том, что между мышлением и бытием существует конфликт. Однако Фрейд ограничил важность своего открытия, предположив: главное, что подавляется, – это детские сексуальные побуждения и что конфликт между мышлением и бытием по сути является конфликтом между мышлением и детской сексуальностью. Это ограничение не удивительно. Как я говорил выше, находясь под влиянием материализма своего времени, Фрейд искал содержание того, что подавляется, в физических и физиологических побуждениях, но также, очевидно, в том, что подавлялось обществом, в котором Фрейд жил, – точнее, средним классом с его викторианской моралью, к которому принадлежал сам Фрейд и большинство его пациентов. Он нашел доказательства того, что патологические феномены – например, истерия, – иногда были выражением подавленных сексуальных побуждений. Что он сделал, так это отождествил социальную структуру своего класса с неотъемлемыми особенностями человеческой природы. Это, несомненно, было для Фрейда слепым пятном. Для него буржуазное общество было идентично цивилизованному обществу, и хотя он признавал существование различных культур, отличных от буржуазного общества, они оставались для него примитивными, неразвитыми.

• Предыдущая
• 6/9
• Следующая