Знамя Быка - Sabatini Rafael - Страница 12

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая

Не она ли околдовала его? Не она ли напоила его вином, влив туда elixirium aureum — любовный эликсир, изготовленный магом Корвинусом Трисмегитом? Разве она не знала, что именно этот эликсир, неистово и неугасимо горевший в его жилах, побудил его, невзирая на все опасности, проникнуть сюда, к ней?

Маг предсказал ей, что человек, выпивший эликсир, окажется полностью в ее власти, прежде чем луна пойдет на убыль. Она попыталась вспомнить его слова, и это ей удалось: «Он придет к вам, даже если ему понадобится обойти всю землю». Она не сомневалась, что предсказание мага в точности исполнилось, эликсир подействовал отменно.

Так рассуждала синьорина Бьянка. И когда она повернулась к склонившему голову молодому капитану, в ее темных глазах стояли слезы, а уголки нежного рта опустились. Она подняла свою изящную руку и мягко опустила ее на светловолосую голову Лоренцо, окруженную нимбом лучей ослепительно яркого солнца.

— Бедный, бедный Лоренцо, — ласково прошептала она.

Он отпрянул от нее, бледный как мел.

— О, мадонна! — вскричал он и упал перед ней на одно колено. — Вы догадались о моей тайне, о моей заветной тайне! Позвольте мне теперь умереть! Позвольте им швырнуть меня со скалы и окончить мои страдания!

Эта сцена удалась ему на славу — на сей счет у обманщика не осталось сомнений; она была бы не женщиной, а сущей гарпией[17], если бы позволила теперь казнить его. Он приготовился услышать мягкое выражение сочувствия к постигшему его несчастью, к тому плачевному положению, в котором он оказался, попав под очарование ее красоты. Но к ответу, который прозвучал, он был совершенно не готов.

— Любовь моя, о чем ты говоришь? Разве для тебя не осталось иных радостей, кроме смерти? Разве я сержусь? Разве ты не видишь, как я счастлива, что ради меня ты пошел на все это?

В тот момент Лоренцо показалось, что либо в мире, либо у него в мозгу не все в порядке. Могла ли эта благородная дама обратить на него внимание? Неужели она ответила на его любовь, которая, как он полагал, так мало значила для нее, что для спасения жизни он не постеснялся выставить ее напоказ — чего никогда не осмелился бы сделать, думай он иначе.

— О, это невозможно! — воскликнул он, и на этот раз в его возгласе не было притворства.

— Что невозможно? Что невозможно? — повторила она, когда он, повиновавшись ее жесту, поднялся на ноги.

— Невозможно, чтобы вы насмехались над моей любовью, — вымолвил он.

— Насмехалась? Я? Я — которая разбудила ее, которая желала этого?

— Желала? — почти шепотом откликнулся он. — Желала?!

Несколько мгновений они стояли, глядя друг другу в глаза, а затем бросились друг к другу в объятия. Она всхлипывала от охватившей ее радости, и он тоже готов был расплакаться — столько драматических событий выпало на это утро.

В таком положении и застал синьору Сан-Лео и капитана Чезаре Борджа мессер Толентино, удивленный их долгим отсутствием и решивший выяснить, в чем дело.

Соблюдая приличия, они отпрянули друг от друга, и синьорина Бьянка, порозовев от смущения, представила кастеляну капитана Лоренцо как своего будущего супруга и доверительно сообщила ему об истинной причине — как она это понимала — его появления в Сан-Лео.

Стоит ли говорить, что Толентино считал недопустимым для своей госпожи, верноподданной герцога Гуидобальдо, фактической владелицы одной из крепостей Урбино, стать женой какого-то наемника этого узурпатора Чезаре Борджа. И если он тогда не высказал со свойственной ему горячностью и выразительностью своих соображений на сей счет, то лишь потому, что полностью лишился дара речи.

Синьору Лоренцо был оказан прием, подобающий человеку его положения. Для него приготовили ванну, одели в новое платье. Во время обеда с синьориной Бьянкой были поданы изысканные блюда и лучшие вина из погреба Фиорованти.

Лоренцо Кастрокаро охватило воодушевление, и после обеда, поощряемый улыбкой синьорины, он взял лютню и пропел ей одну из безобразных песен, сложенных в ее честь.

Это было весьма рискованно с его стороны, но чудо — синьорина Бьянка, несмотря на свой изысканный литературный вкус, оказалась очень довольной.

Во всей Италии в этот час не нашлось бы более счастливого человека, чем Лоренцо Кастрокаро, который от самого порога смерти вознесся к таким вершинам жизни, о которых не смел и мечтать. Ощущение счастья целиком охватило его, и все прочее было на время забыто. Но вдруг совершенно внезапно он вспомнил о вещах иного порядка, и эти воспоминания заставили его похолодеть от ужаса. Он уже пропел более половины своей второй песни, как вдруг, словно пораженный молнией, остановился. Лютня со стуком выпала из его онемевших рук.

Девушка склонилась к нему.

— Энцо! Тебе нехорошо?

— Нет, все в порядке. Но…

Он сжал кулаки и встал.

Она тоже встала и участливо спросила, что случилось.

— Что я сделал? Что я сделал? — повторял он в отчаянии.

Ей пришло в голову, что действие любовного эликсира, возможно, пошло на убыль. Встревожившись, она настойчиво умоляла его открыть причину беспокойства, но он не сразу смог найти относительно нейтральные выражения, чтобы не выдать себя.

— Дело вот в чем, — воскликнул он, и в его голосе звучала искренняя досада. — Поспешив прийти сюда, я в своем безумии совершенно забыл, чего мне это может стоить. Я капитан Чезаре Борджа и в настоящий момент не кто иной, как предавший его дезертир. Я изменник, оставивший свой отряд и перебежавший к врагу, чтобы беззаботно рассиживать здесь, в том самом замке, который осаждает мой герцог.

Она мгновенно оценила ужас положения, в котором он оказался.

— О Боже! — взмолилась она. — Я и не подумала об этом.

— Когда они меня схватят, то, несомненно, повесят как предателя! — искренне воскликнул он, поскольку кем же, как не предателем, он стал на самом деле? Всю ночь делла Вольпе и его люди напрасно ожидали, пока он откроет ворота. Его смерть или плен оправдали бы неудачу, но то, что он вступил в союз с синьориной Бьянкой де Фиорованти, будет расценено однозначно.

— Клянусь, было бы в тысячу раз лучше, если бы Толентино этим утром избавился от меня!

Тут он осекся и в раскаянии повернулся к ней.

— О, нет, нет! Я сказал, не подумав! Как я, неблагодарный глупец, мог желать этого! Если бы они убили меня, я бы никогда не узнал такого счастья, какое испытал в этот день.

— Но что же делать? Что делать, Энцо? Если ты теперь уйдешь, то это тоже не спасет тебя. О, дай мне подумать, дай мне подумать!

И через мгновение обрадованно воскликнула:

— Есть способ!

— Какой способ? — спросил он.

— Боюсь, что единственно возможный, — помрачнев, произнесла она.

Тут он догадался, что она имела в виду, и негодующе возразил:

— О, только не это! Мы не должны и думать об этом. Я не позволю тебе такой ценой спасти мою жизнь.

Она взглянула на него, и в ее темных глазах вновь вспыхнуло пламя любви.

— Чтобы спасти тебя, Энцо, тебя, которого я привела сюда, я пойду на все.

— О чем ты говоришь, любовь моя? — воскликнул он.

— О том, что вина лежит на мне и расплачиваться должна я.

— Вина?

— Разве не я привела тебя сюда?

Он вспыхнул, с некоторым опозданием поняв, что его ложь обернулась против него.

— Послушай, — продолжала она. — Ты поступишь так, как я прошу. В качестве моего посла ты отправишься к Чезаре Борджа и от моего имени предложишь ему капитуляцию Сан-Лео, оговорив лишь безопасность и почетные условия сдачи для гарнизона.

— Нет-нет! — продолжал протестовать он, и его подлость казалась ему все более и более отвратительной. — Да и как это поможет мне?

— Ты скажешь, что тебе известен способ, которым можно овладеть Сан-Лео, и в твоих силах осуществить это, — тут она задумчиво улыбнулась. — Герцог будет слишком доволен результатом, чтобы возмущаться по поводу использованных средств.

• Предыдущая
• 12/37
• Следующая