Воин кровавых времен - Бэккер Р. Скотт - Страница 12

— Бояться чего?

— Бояться любить его.

Ахкеймион мысленно проклял бешено бьющееся сердце.

— Ты меня недолюбливаешь, верно?

Даже сейчас, в полумраке, она казалась слишком красивой, чтобы быть настоящей, — словно нечто, проходящее сквозь трещины мироздания, нечто дикое и белокожее. Ахкеймион впервые осознал, насколько сильно хочет ее.

— Только… — Серве заколебалась, уставившись на примятую траву.

Затем она подняла голову и на кратчайший миг взглянула на колдуна глазами Эсменет.

— Только потому, что ты отказываешься видеть, — пробормотала она.

«Что видеть?!» — хотелось закричать Ахкеймиону. Но Серве уже убежала.

— Акка! — позвал Келлхус в полутьме. — Я слышал плач.

— Пустяки, — хрипло отозвался Ахкеймион, все еще пряча лицо в ладонях.

В какой-то момент — он сам не мог точно сказать, когда именно, — он выполз из палатки и свернулся калачиком у костра, от которого остались только угли. Теперь уже светало.

— Это Сны?

Ахкеймион протер лицо и полной грудью вдохнул холодный воздух.

«Скажи ему!»

— Д-да… Сны. Это Сны.

Он чувствовал, как Келлхус смотрит на него сверху вниз, но не решался поднять голову. Когда Келлхус положил руку ему на плечо, Ахкеймион вздрогнул, но не отстранился.

— Но это не просто Сны, Акка? Это что-то еще… Нечто большее.

Горячие слезы потекли по щекам Ахкеймиона. Он ничего не ответил.

— Ты не спал этой ночью… Ты не спишь уже много ночей, так ведь?

Ахкеймион взглянул на усеянные шатрами поля и склоны холмов. На фоне серо-стального неба яркими пятнами вырисовывались знамена.

Затем он перевел взгляд на Келлхуса.

— Я вижу в твоем лице его кровь, и это наполняет меня одновременно и надеждой, и ужасом.

Князь Атритау нахмурился.

— Так, значит, все из-за меня… Этого я и боялся. Ахкеймион сглотнул и вступил в игру.

— Да, — сказал он. — Но все не так просто. — Но почему? Что ты имеешь в виду?

— Среди многих Снов, терзающих меня и моих братьев-адептов, есть один, который беспокоит нас в особенности. Это Сон о смерти Анасуримбора Кельмомаса II, Верховного короля Куниюрии, — о его смерти на полях Эленеота в 2146 году.

Ахкеймион глубоко вздохнул и сердито потер глаза.

— Видишь ли, Кельмомас был первым великим врагом Консульта и первой и самой знаменитой жертвой Не-бога. Первой! Он умер у меня на руках, Келлхус. Он был моим самым ненавистным и самым дорогим другом, и он умер у меня на руках!

Он помрачнел и в замешательстве развел руками. — В смысле… я имел в виду — на руках у Сесватхи…

— И это причиняет тебе боль? Что я…

— Ты не понимаешь! П-послушай… Он, Кельмомас, сказал мне — то есть Сесватхе — перед тем, как умереть… Он сказал всем нам…

Ахкеймион замотал головой, фыркнул и запустил пальцы в бороду.

— На самом деле он продолжает это говорить каждую треклятую ночь, умирая снова и снова — и всегда первым! И… и он сказал…

Ахкеймион поднял голову; он как-то резко перестал стыдиться своих слез. Если он не раскроет душу перед этим человеком — так похожим на Айенсиса и на Инрау! — то перед кем же еще?

— Он сказал, что Анасуримбор — Анасуримбор,Келлхус! — вернется перед концом света.

Лицо Келлхуса, на котором никогда прежде не отражалась борьба чувств, потемнело.

— Что ты такое говоришь, Акка?

— А ты не понял? — прошептал Ахкеймион. — Это ты, Келлхус. Тот самый Предвестник! И это означает, что все начинается заново…

«Сейен милостивый!»

— Второй Армагеддон, Келлхус… Я говорю о Втором Армагеддоне. Ты — его знак!

Рука Келлхуса соскользнула с плеча Ахкеймиона.

— Но, Акка, это лишено смысла. То, что я здесь, еще ничего не значит. Ничего. Сейчас я здесь, а прежде был в Атритау. А если мой род и вправду уходит корнями в настолько далекое прошлое, как ты утверждаешь, значит, Анасуримбор всегдабыл здесь, где бы это здесь ни находилось…

Взгляд его помутнел, словно князь Атритау боролся с чем-то незримым. На миг его абсолютное самообладание дало сбой, и Келлхус сделался похож на любого человека, ошеломленного внезапно переменившимися обстоятельствами.

— Это просто… — начал он и умолк, как будто ему не хватило дыхания продолжать.

— Совпадение, — сказал Ахкеймион, прижавшись к его ногам.

Ему почему-то ужасно хотелось обнять Келлхуса, поддержать и успокоить.

— Именно так мне и показалось… Должен признаться, я был потрясен, впервые встретив тебя, но никогда не думал… Это казалось чересчур безумным! Но затем…

— Что — затем?

— Я обнаружил их. Я обнаружил Консульт… В ту ночь, когда вы праздновали победу Пройаса над императором, меня вызвали в Андиаминские Высоты — не кто иной, как сам Икурей Конфас — и привели в катакомбы. Очевидно, они обнаружили шпиона, причем такого, что император был убежден -без колдовства здесь не обошлось. Но колдовство оказалось ни при чем, и человек, которого мне показали, не был обычным шпионом…

— Как так?

— Сперва он назвал меня Чигра — так выглядело имя Сесватхи на агхурзое, искаженном языке шранков. Он каким-то образом разглядел во мне след Сесватхи… Затем он…

Ахкеймион прикусил губу и замотал головой.

— У него не было лица! У него была не плоть, а какая-то мерзость, Келлхус! Шпион, способный в точности подражать облику любого человека, без колдовства и колдовской Метки. Идеальный шпион!

Когда-то Консульт убил первого советника императора и подменил его вот этим. Такие… такие существа могут быть где угодно! Здесь, в Священном воинстве, при дворах Великих фракций… Судя по тому, что нам известно, кто-то из них мог сделаться королем!

«Или шрайей…»

— Но почему я-то становлюсь Предвестником?

— Потому что Консульт овладел Древней Наукой. Шранки, башраги, драконы, все мерзости инхороев — это артефакты Текне, Древней Науки, созданной в незапамятные времена, когда Эарвой правили нелюди. Считается, что она была уничтожена, когда куйюра-кимнои стерли инхороев с лица земли — еще до того, как был написан Бивень, Келлхус! Но шпионы-оборотни — это нечто новое. Неизвестные ранее артефакты Древней Науки. А раз Консульт заново открыл тайны Текне, есть вероятность, что они знают и как возродить Мог-Фарау…

От этого имени у Ахкеймиона перехватило дыхание, словно от удара в грудь.

— Не-бога, — сказал Келлхус.

Ахкеймион сглотнул и поморщился, как если бы у него болело горло.

— Да, Не-бога…

— И теперь, раз Анасуримбор вернулся…

— Эти домыслы превращаются в уверенность.

Несколько тягостных мгновений Келлхус изучающе глядел на Ахкеймиона; лицо его было непроницаемо.

— И что вы будете делать?

— Мне поручено лишь наблюдать за Священным воинством, — сказал Ахкеймион. — Но решение все равно принимать мне… И есть вещь, которая непрестанно разрывает мое сердце.

— Что же это за вещь?

Ахкеймион изо всех сил старался выдержать взгляд ученика, но в его глазах было нечто… нечто не поддающееся описанию.

— Я не сказал им о тебе, Келлхус. Я не сказал моим братьям, что Пророчество Кельмомаса исполнилось. И пока я молчу, я предаю их, Сесватху, себя, — он нервно рассмеялся — и, может быть, весь мир…

— Но почему? — спросил Келлхус. — Почему ты им не сказал?

Ахкеймион глубоко вздохнул.

— Если я это сделаю, они придут за тобой, Келлхус.

— Ну, может, так будет правильнее…

— Ты не знаешь моих братьев, Келлхус.

Найюр урс Скиоата лежал нагим в предрассветной полутьме, в шатре, который делил с Келлхусом, вглядывался в лицо спящей Серве и кончиком ножа убирал пряди, упавшие ей на лицо. Наконец он отложил нож и провел мозолистыми пальцами по щеке женщины. Та заворочалась, вздохнула и поплотнее закуталась в одеяло. Она так красива. Так похожа на его покинутую жену.

Найюр смотрел на Серве; он был неподвижен, равно как и девушка, хотя она спала, а он бодрствовал. Все это время снаружи доносились голоса: Келлхус и колдун несли какую-то чушь.