Царь грозной Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 80
- Предыдущая
- 80/151
- Следующая
А ядро армии Мстиславского наступало на Феллин (Вильянди), один из крупнейших ливонских городов. Под Эрмесом орден собрал главные силы — оставшихся рыцарей, их вооруженных слуг. И это была последняя битва ливонских крестоносцев. Тех знаменитых, наводивших ужас крестоносцев, которые когда-то пытались покорить русские земли, которых побеждал св. Александр Невский в тяжелом Ледовом побоище. Но сейчас против ордена оказалось достаточно одного лишь передового полка князя Барбашина. 2 августа наша конница наткнулась на врага и с налета разметала его. В плен попали ландмаршал фон Белль, 11 комтуров, 120 рыцарей. Царские войска обложили Феллин. Основной вклад в победу опять внесла артиллерия Морозова. Она раздолбила стены, начались пожары, и город капитулировал. Русским досталась огромная казна, 450 пушек, сдался и бывший магистр Фюрстенберг.
Немецких наемников, оборонявших Феллин, воеводы отпустили восвояси. Но на тех, кто уцелел в боях, отыгрался Кеттлер. Он драконовскими мерами пытался подтянуть дисциплину и воинский дух у своих подчиненных. Защитника Мариенбурга командора Зибурга, невзирая на то, что он стойко оборонял город до последней крайности, предали даже не обычной казни, а замучили медленными пытками. А всех наемников, пришедших из Феллина в Ригу, магистр повесил как «изменников» [49].
Но в те самые дни, когда в Ливонии наши воины торжествовали, когда писались победные донесения, разыгралась трагедия в Москве. Исполнилось мрачное «пророчество» Сильвестра — насчет Анастасии… О ее гибели в исторических работах тоже встречаются неточности. Пишут, что она так и не оправилась с осени, однако для этого нет никаких оснований. Ни одна летопись, ни один иностранный источник на продолжительную болезнь даже не намекают. Наоборот, есть упоминания о цветущем «здравии» царицы. Видимо, молодой и сильный организм преодолел недуг. А сообщения о новой болезни относятся только к лету.
В июле в Москве случился большой пожар. Царь отправил жену в Коломенское, а сам возглавил тушение. Мобилизовал бояр, чиновников, военных, поднял горожан. И отмечалось, что пожар «стоил битвы». В то время деревянные дома, уже охваченные пламенем, не гасили, это было бесполезно. Огонь останавливали, ломая постройки на его пути. Иван Васильевич находился в самом пекле в прямом смысле слова. Он лично руководил работами, его жизнь несколько раз была в серьезной опасности. Командуя пожарными бригадами, он «заезжал против ветра», а потоки пламени прорывались, кострами вспыхивали здания вокруг борющихся с огнем. На них несло тучи едкого, удушающего дыма. Когда казалось, что с бедствием справились, пожар возобновлялся… И все-таки Москву сумели отстоять.
Но как раз в связи с этими событиями современники упоминают, что Анастасии стало плохо. Ее опять старались выходить, привлекли лучших лекарей, всюду служили молебны о здравии, муж проводил бессонные ночи в молитвах у ее постели. И все же помочь не удалось. 7 августа царица умерла. Лишь в скупых строчках летописей мы можем увидеть, какое страшное горе, какое потрясение навалилось на Ивана Васильевича. На похоронах он не мог сам идти, «царя и великого князя от великого стенания и жалости сердца едва под руки ведяху». Много ли было в его тридцатилетней жизни тепла, ласки, уюта, искренней и верной любви? Сейчас все это рухнуло… Впрочем, рыдал и весь народ. Люди запрудили улицы, мешая траурной процессии, старались прикоснуться к гробу, называя покойную «матерью». Правительство пыталось, по обычаю, раздавать милостыню — нищие ее не брали. Говорили, что в такой день не хотят никакой радости…
Точный «диагноз» Анастасии был поставлен уже в XX в. при химическом исследовании останков. Содержание мышьяка — в 10 раз, содержание ртути в костях в 4 раза, а в волосах в 100 раз выше максимально допустимого уровня [69, 83, 84]. Ее травили не один раз, несколькими способами. Судя по всему, этим объяснялась и осенняя «болезнь». Тогда не сумели извести, а летом все же добили. В XVI в. химических анализов не делали, но признаки отравления знали, и обстоятельства смерти заставили заподозрить неладное. Началось расследование по поводу «чародейства» (в это понятие входило и отравительство).
Исполнителей нашли. Были арестованы уроженица Польши, некая Мария по прозвищу Магдалина, и пять ее сыновей. Кстати, прозвище для русских должно было звучать кощунственно. Св. равноапостольная Мария Магдалина, близкая ученица Христа, глубоко почитается православными. Это католическая традиция связала ее с блудницей, которую хотели побить камнями — особенно популярной такая интерпретеция стала в эпоху Возрождения, когда понадобились эротические сюжеты картин, и художники ринулись живописать «кающихся Магдалин». Очевидно, прозвище полячки намекало на ее образ жизни. Но что самое примечательное, подобная сомнительная особа оказалась близка к Адашеву [49]! Тут уж нити потянулись к нему и к Сильвестру [72]. Вспомнили о их вражде к Анастасии, их высказывания о ней. Был составлен суд Боярской Думы, царь включил в него и представителей духовенства.
Адашев перед этим был назначен воеводой во взятом Феллине, но с ним начал местничать второй воевода, Полев. И выяснилась любопытная вещь. Пока временщик был у власти, с ним почему-то не спорили даже высшие аристократы. Теперь же оказалось, что даже второразрядный Полев в списках костромских дворян стоит выше Адашевых! Царь оставил воеводой его, а бывшего любимца отправил в Дерпт, в распоряжение воеводы. Узнав об обвинениях, Адашев и Сильвестр обратились в Москву, просили вызвать их, чтобы оправдаться лично. Но Захарьины и некоторые другие бояре настояли, что присутствие в столице вчерашних могущественных вельмож, сохранивших многие связи, может быть опасно.
Суд подтвердил и доказал целый ряд их преступлений: незаконное управление делами от имени царя, злоупотребления, раздача своим «угодникам» городов и волостей, думских чинов, причастность к попытке переворота в 1553 г., злословия в адрес царицы (например, после отставки Сильвестра ее называли «Евдоксией», по имени византийской императрицы, развратницы и гонительницы св. Иоанна Златоуста — как видим, лидеры «избранной рады» скромностью не страдали). Монахи Вассиан Беский и Мисаил Сукин дали показания, ставящие под сомнение православие Сильвестра. Но главный пункт обвинений, были ли временщики заказчиками убийства, остался недоказанным. Точнее, бояре сочли его недоказанным. «Чаровницу и Алексееву согласницу» Марию с сыновьями казнили. Относительно Сильвестра и Адашева многие судьи считали, что даже известная их вина заслуживает смерти. Но царь на это не пошел, остался выше личной мести. Впоследствии он писал, что за зло, сотворенное ему Сильвестром, намерен судиться с ним не в этом мире, а перед Богом.
Адашев не дожил до окончания суда. Его не арестовали, всего лишь отстранили от службы, он ждал решения своей судьбы в Дерпте и там «в недуг огненный впаде и умре». Или от болезни, или не перенес стрессов. Ходили слухи, что он, страшась расплаты, принял яд. Но расследование этого не подтвердило (царь велел похоронить Адашева рядом с могилой отца, в угличском Покровском монастыре, а для самоубийцы христианское погребение исключалось). Хотя можно высказать еще одно предположение. Ведь на самом-то деле среди боярской оппозиции ранг Адашева был невысоким, его «вес» обеспечивался только близостью к царю. Когда же он утратил позиции и обнаружилась его связь с «Магдалиной», его могли устранить свои же соучастники. Оборвали возможность дальнейшего расследования. Не исключено, что именно по этой причине кое-кто из бояр поддержал предложение не вызывать подсудимых в Москву — чтобы не выложили лишнее.
Ну а с Сильвестром приключилась вообще странная история. Он был сослан в Соловецкий монастырь и… современный исследователь Б.Н. Флоря нашел однозначные доказательства, что ни в какую ссылку он не поехал! Продолжал с удобствами жить в Кирилло-Белозерском монастыре. Сюда в 1561–1566 гг. ему присылал книги сын Анфим (его царь тоже не репрессировал, ограничился переводом из Москвы в Смоленск). Сильвестр отправил из Кириллова монастыря в Соловецкий большой вклад, 219 руб. и 66 книг. Вроде бы, собирался туда перебраться. Но настолько «не спешил», что вообще не собрался. В конце 1560-х душеприказчики дали посмертный вклад по нему не в Соловецкий, а в Кириллов монастырь [138]. Поразительно, правда? Царь и боярский суд выносят приговор, а осужденный игнорирует! Объяснение может быть лишь одно: в структурах власти у Сильвестра остались очень влиятельные друзья, которые и позаботились спустить исполнение приговора в «долгий ящик».
- Предыдущая
- 80/151
- Следующая
