Тревожный месяц май - Миксон Илья Львович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/32
• Следующая

Тот, неизвестный, согласился с разумным решением: отрывал не тоннель в средний человеческий рост, а небольшой лаз. Вероятно, самым правильным было бы выследить этого неизвестного, но это не удавалось сделать: до обеда - в школе, на ночь из дому не убежишь. И так косятся: «Куда каждый вечер пропадаешь?» - «К вечеру художественной самодеятельности готовимся, репетиции…»

Встречаясь с Барбосом, Антон пристально заглядывал ему в собачьи глаза, но разве у такого пройдохи выведаешь что-нибудь, да еще по глазам!

- Чего гляделки пучишь? - Барбос замахнулся, но не ударил, а так, приложил к груди свою лапу.

Антон посмотрел на нее и понял: он! Под ногтями Барбоса бурые лунки. Вчера как раз глинистый грунт пошел, и у Антона на пальцах такие же отметины.

Открытием своим Антон, конечно, немедленно поделился с друзьями. Что решить? Думали, гадали, ничего нового не нашли. Только копать, и побыстрее, опередить Барбоса. А Барбос - драться с ним нет смысла, в милицию не пожалуешься - пусть себе копает на общую пользу.

Так и работали еще три дня, в две смены. До обеда - Барбос, один за троих, после обеда - трое: Алена, Ростик, Антон.

А жизнь между тем шла своим чередом. Кончался учебный год. На дом задавали уже не так много, но выкликали к доске чаще. Светлана Васильевна, наверное, пыталась улучшить табель Антона, а делала только хуже для него. Ему сейчас в голову вообще никакие школьные мудрости не лезли, других забот хватало. Так, на четырех тройках, как на двойных колесиках, катился к последнему в этом году звонку.

«В шестом поднажму, - утешал себя Антон. - Захочу - сразу даже в круглые отличники выскочу».

Хорошо, что планы эти он про себя высказывал: со второго класса грозится в передовики выйти.

На Светлану Васильевну Антон не обижался. Но она сама чуть все не испортила: вступила из самых благих побуждений в переговоры с родителями. Причем не к себе в школу вызвала, сама пришла. И не домой, а прямо на работу. Маму Антона искать ведь просто: задрал голову, увидел крановый журавль и двигай к нему. Светлана Васильевна так и поступила, пришла к матери на работу…

Отец строго-настрого приказал после школы сидеть дома. Домашний арест как бы. В такое горячее, ответственейшее время!

Нет, если уж начались неприятности, целой полосой пойдут. И дядя Армен, старший лейтенант милиции, подозрительно что-то заговаривать стал:

- Как дела, Антоша?

- Никак.

- Так уж никак?

Глаза у Осипова добрые, смеющиеся, но такие проницательные, насквозь видят.

- Никак, - повторил Антон и скосил глаза.

Осипов погладил черные усики и добродушно закончил:

- Никак - значит, никак. А надо, чтобы хорошо шли дела, отлично шли.

Разговор внешне нормальный, не придерешься, но в душе Антона он вызвал тревогу. Не иначе, как старший лейтенант Осипов вышел на след операции «Ракета», Теперь уже поджимали со всех сторон. Не день - каждый час дорог стал.

Барбос, видно, разленился, надоело ему землю рыть. Наверняка ждет, когда другие проход доделают. Тогда он и появится, на готовенькое. Ушлый какой выискался!

И решился Антон на последний шаг. Все равно сплошные неприятности! Одной больше будет.

Антон решил бежать из дому. Не на Курильские острова, не в американский Клондайк, не в Севастополь и даже не в Ленинград. В тоннель. Будет копать день и ночь, день и ночь, а потом… победителей не судят!

Ростик завертел шеей, поежился, в горле у него что-то забулькало. Сбайпасил, в общем. Антон и не рассчитывал, что Ростик убежит вместе с ним. Об Алене и говорить не приходится. И вдруг:

- Тогда и я с тобой, Антоша.

Вот тебе и девчонка! Нет, такую жертву Антон не мог принять. Мужчина должен оставаться мужчиной.

Алена, конечно, стала доказывать всякими литературными примерами, что это даже не подвиг, а выполнение долга. Она и Джека Лондона вспомнила и, конечно же, декабристок.

- Но они же ихие жены были!

- Их, а не «ихие».

- Вот! Пожалуйста! - разозлился Антон. - Она и в подземелье пойдет, чтоб грамматике поучать меня!

- Я бы… - замямлил Ростик. - Но тогда, сами знаете… Не видать мне моря в этом году…

- Тебя никто не просит, - пренебрежительно отмахнулся Антон. - Сиди себе, жди, когда в Баку отвезут в мелком Азовском море солиться.

- В Каспийском, - осторожно поправил Ростик.

- Ну в Каспийском! Все равно и оно мелкое, как лужа!

Потом остыли, успокоились и помирились. Военный совет принял историческое решение: Антон составляет ударную передовую группу, Ростик и Алена - отряд обеспечения операции.

Пока Антон после школы томился под домашним арестом, Ростик и Алена заготавливали продовольствие и средства освещения. Спальный мешок Алена тайком принесла из дому.

К пятнадцати ноль-ноль мая месяца шестнадцатого числа все было готово. Но куда двинешься среди бела дня с громадным рюкзаком, набитым консервами, хлебом, кульком любимых Антоном соевых батончиков, пачкой свечой, флягой, термосом, скаткой из спального мешка, мотком бечевки на случай, если тоннель вдруг начнет разветвляться лабиринтом!

В кармашке рюкзака лежали еще блокнот и шариковая ручка для, быть может, предсмертных записей Антона Градова. Возможно, останется он под землей на веки вечные, и будущие пионеры найдут когда-нибудь пожелтевший и полуистлевший блокнот ценой в 13 коп., прочтут ни бесценных листках волнующий документ одного подвига.

Предысторию напишет Алена, все, с чего это началось, и всю-всю геройскую жизнь Антона до того момента, когда он скрылся в потайном ходе времен Великой Отечественной войны.

Так все это было трогательно и волнующе, что Антон даже тайно пожалел о свеем решении. Ведь самое интересное случится после него!

Здесь я опять нарушу плавный ход повествования. Все, что выяснилось в четвертой главе, было ведь неделю назад, а сегодня уже 20 мая, третьи сутки, как Антон с друзьями исчез. И если милиции не до сна и покоя, то каково несчастным родителям!

Зинаида Васильевна Градова пришла на работу в темной косынке. Не потому, что окончательно потеряла надежду увидеть Антона. Никто не умеет так ждать, как мать.

Самые терпеливые, самые преданные свыкаются с мыслью о потере. Мать не перестает ждать и через три, пять, двадцать лет. Сколько седых матерей и поныне выглядывают детей, не вернувшихся с войны…

Во все века матери провожали сыновей на охоту, в море, на войну, в экспедиции. И не все сыновья опять стучались в свой дом, а матери до последнего часа жизни прислушивались к шагам у порога.

Зинаида Васильевна и думать не могла, что уже никогда не увидит своего непутевого, нерадивого, шалопутного сына, причину множества неприятностей и стыда перед людьми, своего младшенького, кровинку свою родную… Нервы уже не выдерживали.

Товарищи молча расступились перед ней, провожая сочувствующими, жалостливыми глазами. А она тихо подошла к своему крану, посмотрела вверх долгим взглядом. Вдруг объявится там, на высоте, Антон. Был такой случай: забрался, отчаюга, под самую кабину, стучит… Завтрак принес, что дома забыла.

Она без слез, горестно помотала головой и, пересилив себя, взялась за поручни.

Ее уговаривали взять отпуск за срой счет. Отказалась: «Дома совсем рехнусь». И Павел Кириллович не мог подолгу сидеть дома. На работе среди людей легче.

Привычные стальные ступеньки в реберном ограждении показались бесконечными. Зинаида Васильевна с великим трудом добралась до низенького креслица в щедро остекленной кабине. Антон называл ее «стрекозиным глазом».

Такой способный, быстрый на соображение и такой… Зинаида Васильевна опять помотала головой и с тайной надеждой долго-долго смотрела на Волхов, на извилистые желтые полосы берегов, на солдат, копавшихся среди развалин перед Домом Советов…

• Предыдущая
• 16/32
• Следующая