За ценой не постоим - Кошкин Иван Всеволодович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/69
• Следующая

— Перо, — сказал красноармеец и, видно, заметив недоумение на лице политрука, пояснил. — Нож на бандитском жаргоне. Я в угро[6] работал до войны, насмотрелся…

Трифонов толкнул труп ногой и присвистнул — раненный в живот, Федотов сумел уложить врага, не потратив ни одной пули зря.

— Поднимайте его, осторожно! — крикнула сзади Пашина. — А ты молчи, не разговаривай!

Трифонов повернулся и побежал обратно. Бойцы, быстро собрав из двух жердей и пары шинелей носилки, осторожно укладывали на них Федотова. Увидев политрука, Виктор Александрович приподнял голову и слабым голосом сказал:

— Товарищ политрук… Я… Вот, подвел… — голос у него и впрямь был виноватый.

Трифонов выдохнул и сделал знак бойцам остановиться. Политрук присел перед носилками и, взяв раненого за правую руку, осторожно ее пожал.

— Товарищ боец, вашей вины тут нет. Это был… — решение пришло внезапно, и Николай вдохновенно продолжил: — Это был диверсант. Понимаете? Немецкий диверсант, отлично подготовленный. — Николая понесло. — Настоящий головорез. Вы молодец — не дали ему завладеть оружием и застрелили его. Объявляю вам благодарность.

Жалкое выражение на лице Федотова сменилось почти радостью, он облегченно вздохнул и сказал:

— Служу трудовому народу. Он очень опытный… Сказал, что снег из сапога вытряхнет, нагнулся… Я даже ничего заметить не успел.

— Все, все, хватит разговоров, — резко приказала Пашина. — Несите его, быстрее, только не растрясите!

Бойцы подняли раненого и осторожно понесли на батальонный пункт приема раненых.

— Думаешь, и впрямь диверсант? — спросил старшина, глядя им вслед.

— Да какой диверсант, — махнул рукой Николай. — Дезертир, судя по всему, может, из уголовников, — он показал Медведеву нож. — Просто… Ну да ты сам все понимаешь.

Медведев кивнул и обернулся к Пашиной, которая собирала свою сумку:

— Катенька, он выживет?

Санинструктор молча взяла из рук Трифонова нож, покрутила его и отдала обратно.

— Лезвие короткое, а ел он недавно. До этого двенадцать часов марша без еды — кишечник должен быть пуст. Если организм крепкий — должен выжить.

Она повернулась и пошла обратно. Политрук и старшина посмотрели друг на друга.

— Ну…

— Ну…

— В один голос, — хмыкнул Трифонов. — Ладно, я на командный пункт — пора ротного поднимать, если он уже не проснулся.

— Товарищ политрук… Коля, а с ним что делать? — Медведев кивнул на Чуприна.

Боец Чуприн переминался с ноги на ногу почти на том же месте, откуда махал рукой и кричал: «Сюда-сюда». Он очень боялся сурового старшину и еще больше — молодого парня с серьезным лицом и нарисованной на рукаве шинели звездой. Но страшнее всего была мысль, что эти двое сейчас повернутся и уйдут, и боец Чуприн снова останется один и будет блуждать по этим сырым холодным холмам, перелескам, никому не нужный. Трифонов посмотрел на паренька, потер подбородок, не зная, на что решиться. Снова подступили мысли о куреве.

— А, да что тут, в самом деле, — он махнул рукой и повернулся к старшине. — Дай-ка ее сюда.

На плече у Медведева висела винтовка Федотова, его подсумки, гранатная сумка, в общем — все снаряжение пехотинца, кроме противогаза и лопатки, оставшихся в окопе. Старшина, недоумевая, подал «мосинку» политруку, Николай осмотрел затвор, взял винтовку на прицел. Чуприн судорожно сглотнул, словно опасался, что суровый политрук прямо здесь и расстреляет его из этой трехлинейки.

— Значит, говоришь, толкнул этого? — спросил он, мотнув головой в сторону убитого.

— Д-да, — кивнул Чуприн.

— Он не ожидал сопротивления, — заметил Трифонов, гордясь своей проницательностью. — Ни от того, ни от другого. Иначе дорезал бы Федотова и забрал оружие, но нервы сдали и побежал. Так говоришь, ездовым винтовка не положена?

— Так не хватает… — робко начал Чуприн и отшатнулся, когда политрук сунул ему в руки трехлинейку.

— На, держи, — приказал Трифонов. — Старшина!

— Есть, — мрачно отозвался Медведев.

— У тебя во взводе убыль — бери его себе, — бодро скомандовал Николай.

— И что я с ним буду делать? — уже больше для порядка спросил комвзвода-2.

— Посадишь в ячейку на место Федотова, — разъяснил политрук. — Слушай, ну брось, что нам теперь, второй раз его в батальон под конвоем посылать? Пусть здесь искупает.

В словах политрука был резон, и старшина, вздохнув, сунул Чуприну подсумки.

— На, держи, только смотри мне — это не лошадей терять.

Чуприн расстегнул ремень, суетливо, но правильно приладил подсумки и гранаты.

— А теперь бего-ом марш! — приказал старшина.

Старшина и красноармеец бодрой рысью устремились по утоптанному следу в рощу, а Трифонов зашагал по целине на командный пункт.

Волков по-прежнему спал в своем окопе, но уже один — телефонист и оба связных сидели в соседних ячейках, нервно направив стволы винтовок в сторону позиций второго взвода. Николая снова строго окликнули, выслушали пароль, после напоминания сказали отзыв.

— Спит? — кивнул политрук на командира, укрытого брезентом.

— Да, — ответил телефонист — худощавый паренек, до войны работавший на телеграфе в Дмитрове. — А нас он разбудил. Говорит, выстрелы слышал.

Трифонов повернулся к часовому.

— А командира почему не разбудил?

Красноармеец поежился, потом пробормотал:

— Так выстрелов всего два было… Я «связь» поднял… Товарищ политрук, он же двое суток не спал…

Николай вспомнил — этот парень был из тех, кто выходил из окружения вместе с Волковым. Трифонов не мог отделаться от мысли, что, если бы в окопе спал он, часовой разбудил бы после первого же выстрела, даже если бы знал, что политрук без сна уже неделю. Сразу пришла вторая мысль: а стал бы Медведев защищать своего бойца, не будь тот своим братом-окруженцем? Мысль была гадкая, но избавиться от нее Николай не мог, и просто толкнул лейтенанта в плечо. Брезент отлетел в сторону, Волков сел и посмотрел на политрука вполне ясными глазами:

— Ну?

— Силен! — восхитился Николай, пораженный этим мгновенным переходом от сна к бодрствованию.

— Часы давай. — Сашка поднялся, тряхнул руками, резко повернулся из стороны в сторону, разгоняя холод. — Черт, продрог. Давай часы.

— Тоже мне, командир, — сурово ответил Трифонов, снимая с запястья «Омегу». — Другой бы сперва спросил, что в роте…

— А что в роте? — поинтересовался Волков, отряхивая снег с шапки.

— Пойдем, душа моя, — сказал Николай, вспомнивший вдруг ни с того ни с сего книжку «Повести Белкина». — Я тебя сейчас буду радовать…

Они спустились по склону метров на двадцать от окопа, и политрук коротко рассказал о том, что произошло за последние несколько часов. Волков слушал, мрачнея, наконец в сердцах выругался:

— На минуту вас оставить нельзя, хоть совсем не спи.

— А что такого? — ответил задетый за живое Трифонов. — Ты бы лучше решил?

— Нет, — ответил, подумав, Волков. — Разве что Чумака этого…

— Чуприна, — поправил политрук.

— Ну, Чуприна. Что это за представление ты устроил?

Трифонов почувствовал, что начинает злиться:

— А что мне было делать — лично его на КП батальона конвоировать? Или сказать: иди туда, и дать пинка под зад? — Николай понял, что повышает голос, и продолжил тише: — Саш, ну что с ним делать-то было? Ну да, он телок. И что его, выбрасывать теперь? Или дать возможность стать бойцом?

— У меня нет времени делать из телят бойцов, — зло ответил Волков.

— А тебя никто и не просит, — угрюмо заметил Трифонов. — Хочешь отменить решение политработника?

— Ты мне руки не выкручивай, — лейтенант уже успокоился. — Ладно… Ну а как и куда его вписывать тогда? Ни документов, ни оружия, у своих он наверняка пропавшим числится.

— Да уж впишут как-нибудь. — Николай только сейчас начал осознавать, в какое положение он поставил себя и командира. — А то, может, его раньше убьют.

• Предыдущая
• 10/69
• Следующая