Изгнанник - Пейвер Мишель - Страница 14

• Предыдущая
• 14/60
• Следующая

Волк догадался об этом, потому что такое уже случалось и раньше. Порой ему доводилось видеть, как это странное бродячее дыханиеуходило из тела Брата. Что было странно — оно выглядело почти так же, как и сам Большой Брат, и запах от него исходил такой же, но Волк твердо знал: не стоит подходить к этой штукечересчур близко.

Волк сделал несколько кругов по поляне. Судя по запаху, Бесхвостый в этом своем странном обличье отправился на поиски Большой Сестры. Значит, и ему, Волку, надо ее отыскать.

Он прямо-таки летел через Лес. Он вспугнул дикую лошадь с жеребятами и чуть не наступил на спящего поросенка, чем привел в дикое раздражение его мамашу, но все же успел удрать от разъяренной кабанихи, пока та поднимала с земли свою огромную тушу. Петляя в зарослях ольхи на берегу Быстрой Воды, Волк большими прыжками несся на голос Большой Сестры. Он чуял ее свирепую решимость. Он чуял запах свежей крови и рассерженного лося.

И вдруг голос Большой Сестры сорвался и умолк.

Волк еще прибавил ходу.

И тут порыв ветра донес до него новый запах: это был запах других.

Волк замедлил бег и остановился. Другиенаправлялись прямиком к беззащитному телу Большого Брата.

Волк колебался.

Что же ему делать?

Торак приходил в себя с огромным трудом, словно поднимаясь сквозь толщу воды со дна глубокого озера. Что-то случилось с ним этой ночью — что-то ужасное, — но он никак не мог припомнить, что именно.

Он лежал в своем спальном мешке, и утреннее солнце светило ему прямо в глаза. Во рту был такой отвратительный вкус, словно он наелся золы, а рана на груди зверски болела.

Потом он заметил, что по-прежнему сжимает в руке тоненькую темно-рыжую прядку, и сразу все вспомнил. Вспомнил, как с шумом раздвигал своими мощными рогами папоротники, как разлетались из-под его копыт комья земли. Вспомнил, как мелькнул кремневый наконечник стрелы, вспомнил рыжие разлетающиеся волосы. И все. Больше он ничего вспомнить не мог.

Что же он все-таки натворил?

Торак мгновенно выскочил из спального мешка и очень удивил этим Волка.

«Что с нашей сестрой? — спросил у него Торак по-волчьи. — С ней все в порядке?»

«Не знаю, — последовал ответ. Затем Волк лизнул его в лицо и спросил: — А ты как?»

Торак не ответил. Его блуждающая душа никогда еще не странствовала, пока сам он спит. И это явно не было связано с воздействием того снадобья, которое он приготовил для осуществления обряда очищения. Ведь Ренн как раз и сказала, что этот напиток не позволит его душам разбрестись в разные стороны. И потом, он ведь изобразил символ Руки у себя на лице, как она ему советовала. Торак быстро ощупал свое лицо, однако на нем не осталось и следа охры. Должно быть, он стер знак Руки, пока спал.

Как же все это могло случиться? Он мельком глянул на запекшийся страшный шрам у себя на груди. Метка исчезла. Однако он знал, как велико могущество Пожирателей Душ. Что, если они, пока он спал, заставили его сделать нечто ужасное? Заставили напасть на ту, кого он любит больше всех на свете?

Тораку потребовалось целое утро, чтобы отыскать ту поляну. Он, правда, хоть и смутно, но все же помнил ее примерное местонахождение, поскольку ночью успел заметить и барсучью нору, и дубовый пень, да и Волк ему помогал. Но когда они туда добрались, Торак эту поляну попросту не узнал. Папоротники и осока были изломаны и примяты, словно тут разразилась страшная буря; дубовый пень оказался разнесен в щепы; и повсюду на зеленой траве и листве виднелись алые брызги крови.

У Торака все поплыло перед глазами. Во рту был привкус желчи. Изо всех сил стараясь держать себя в руках, он мучительно восстанавливал разрозненные куски воспоминаний, собирая их воедино.

В истоптанной, размешанной копытами грязи возле пня он обнаружил отпечаток башмака Ренн. Длинный рыжий волосок зацепился за край входного отверстия в барсучью нору. А у реки он обратил внимание на примятую землю — в тех местах, где лодки-долбленки вытаскивали на берег, — и множество мужских следов, цепочкой тянувшихся от берега и обратно; обратный след был существенно глубже: эти люди явно несли что-то тяжелое.

Возможно, они успели как раз вовремя, думал Торак. Значит, они убили лося и увезли его с собой на этих лодках?

А что, если они увезли с собой и Ренн?

Торак чувствовал, что голова у него работает совсем плохо. Казалось, он даже свое знаменитое умение читать следы напрочь утратил.

« Это же был я, — с тоской думал он. — Это же я сотворил такое.Значит, я не в силах управлять собственной душой?»

Волк потыкался мордой ему в бедро, спрашивая, когда они пойдут дальше. Торак не ответил, но спросил, не пытался ли он, Волк, помочь Большой Сестре. Волк ответил, что хотел это сделать, но учуял других.

«Каких других? Что ты хочешь этим сказать?» — спросил Торак, но ответа Волка не понял. Волки ведь разговаривают не только с помощью рычания, поскуливания, посвистывания или воя, но и с помощью множества незаметных жестов и движений тела: наклона головы, движения ушей или хвоста, шерсти, то прилегающей к телу, то встающей дыбом, и так далее. Даже Торак не знал всех этих тайных волчьих знаков. Он сумел понять лишь, что Волк уловил некий «плохой запах», который явно направлялся в сторону его Большого Брата, и бросился на его защиту; но что бы это ни было, оно уже совершенно исчезло к тому времени, когда Волк снова вернулся к Тораку.

Торак не мог отвести глаз от разрушенной поляны, хотя ему давно уже следовало бы где-нибудь укрыться, а не стоять на виду — в любой момент из-за излучины Реки могла показаться лодка. Но в данный момент ему было все равно, что с ним будет. «Придется пойти и послушать, что говорят на Совете племен», — решил он. Необходимо ведь выяснить, что случилось с Ренн.

Уже спускались сумерки, когда Торак добрался наконец до устья реки, где на Большой Совет собрались многочисленные племена. Сейчас — в самом начале лета — ночи были удивительно светлыми, так что со стороны Торака подобраться так близко к людям — поступок далеко не безопасный. Однако он и не подумал останавливаться.

И, если не считать повязки на лбу, даже и внешность свою никак изменять не стал, только натерся древесной золой, чтобы сбить со следа собак. А в остальном решил положиться на свое умение Охотника оставаться незаметным. Ну и Волка ему удалось убедить — хоть и не без труда, — чтобы тот ни в коем случае не ходил за ним.

Он спрятал свой спальный мешок и прочие пожитки в густых зарослях можжевельника и сосняка, находившихся не особенно далеко от общей стоянки, и прилег, свернувшись клубком, на землю, чтобы обдумать свои дальнейшие действия.

Все устье Белой Воды сияло в темно-синей ночи оранжевыми огнями костров, на фоне которых мелькали черные фигурки людей с воздетыми к небесам руками-палочками — точь-в-точь как на тех рисунках, что Торак видел на скалах. Как же там много было людей! На какое-то время Торак вновь почувствовал себя восьмилетним мальчиком, который был страшно горд тем, что отец взял его с собой к берегу Моря на большое собрание племен.

Племя Горного Зайца расположилось в своих жилищах из оленьих шкур высоко на скалах, нависавших над берегом, — возможно, там они чувствовали себя в более привычной обстановке. Жилища племени Рябины — приземистые пирамидки из дерна, — казалось, присели на корточки прямо посреди луга; а племя Лосося поставило свои палатки из рыбьей кожи почти у самой воды. Племя Морского Орла, которому, похоже, было безразлично, где устраивать себе временное пристанище, понаставило свои довольно-таки неопрятные шалаши из веток и палок повсюду, где имелось свободное местечко. Племена Открытого Леса устроились, естественно, как можно ближе к опушке, но Торак никак не мог разглядеть, где среди них жилища племени Ворона с их характерными открытыми входами.

• Предыдущая
• 14/60
• Следующая