Чарлз-стрит 44 - Стил Даниэла - Страница 33
- Предыдущая
- 33/60
- Следующая
Внезапно на лице Марии отразился ужас.
— Господи, как же нам теперь быть?!
— Наконец-то поступить так, как будет правильно, и пожениться, — твердо заявил он, и она опять засмеялась.
— Я за тебя не выйду.
— Выйдешь, — упрямо повторил он. — Я не отстану, пока ты не согласишься.
— Все-таки ты спятил. Мы уже слишком стары для женитьбы.
— Ничего подобного. Между прочим, я хочу, чтобы у нас с тобой был ребенок, — заявил Шарль-Эдуар, вызвав у Марии новый взрыв смеха. — Или хотя бы общие книги. Или займемся, чем ты пожелаешь. Дом в Раматюэле я оставил жене, квартиру в Париже тоже… Думаю, мы себе еще наживем. В Париже мне все равно не нравился район, где мы жили. Я куплю тебе другую квартиру.
— Подожди минутку, — посерьезнела Мария, — давай-ка притормозим. Так, значит, ты не шутишь?
У нее был совершенно ошарашенный вид. Догадаться, шутит ее давний друг или нет, она не могла.
— Думаешь, я просто так просидел на твоей веранде целую неделю? Мария, я ждал этого момента всю жизнь.
Она тоже любила его — как друга. Одного из своих самых близких друзей, с которыми ей нравилось работать и просто развлекаться. Но ей и в голову не приходило, что дружба с ним может перерасти в новое чувство. Мария любила своего ныне покойного мужа, их семейная жизнь складывалась как нельзя лучше. Но и с веселым, бесшабашным Шарлем-Эдуаром они прекрасно ладили с самого начала знакомства.
— Если ты не шутишь, мне понадобится время, чтобы все обдумать. Я вообще не знаю, хочу ли я замуж.
— Почему бы и нет? Только не говори, что ты слишком стара. Эту причину я не приму.
— Не знаю, стоит ли нам заключать брак. Ты француз. Романы французов никого не удивляют. Ближайшие тридцать лет мы можем посвятить роману — может, этим и ограничимся?
— Ты не из таких женщин, — возразил он, изображая шок.
— Но я же могла измениться на старости лет. Не знаю… — Она никогда не думала о том, что в ее жизни появится другой мужчина, а теперь обсуждала роман и брак с Шарлем-Эдуаром. — Может быть, попробуем просто пожить вместе и посмотрим, что получится? — И она добавила серьезным тоном: — Не хочу быть женой человека, который мне изменяет, а я знаю, что ты привык обманывать жену. Ты не считал нужным хранить верность Ариэль.
— На ней меня заставили жениться мои родители. Она тоже не любила меня. Но я могу поклясться быть верным тебе! — Судя по виду, он и не думал шутить, но Мария не знала, сумеет ли он сдержать клятву.
— Докажи, что сможешь! Если ты будешь верным мне, если не станешь изменять, я за тебя выйду. Может быть, — спохватившись, добавила она и засмеялась. Марию вдруг охватили веселье и робость, неожиданный разговор стал самым чудесным событием в ее жизни. На пороге шестидесятилетия она вдруг обнаружила, что в нее влюблен красавец француз, предлагающий ей руку и сердце. Мысль о супружестве начинала ей нравиться. — А кто будет готовить в нашем доме, если мы поженимся? — с интересом спросила она, и Шарль-Эдуар задумался. Вопрос и вправду был непростым.
— Мы оба. Вместе.
— А кто будет помощником шеф-повара? Ты или я?
— Ты. Ты ведь женщина.
— А ты шовинист, — парировала Мария с довольной улыбкой. Она явно развлекалась, как и ее собеседник, и чувствовала себя совсем юной.
Тем вечером Шарль-Эдуар повел ее ужинать, они долго обсуждали, где будут жить — в Париже или в Нью-Йорке. Оба предпочитали Париж, о котором Мария мечтала всю жизнь. Шарль-Эдуар считал, что им надо подыскать квартиру на Левом берегу, в Шестом или Седьмом округе.
К возвращению домой они так и не успели окончательно решить, поженятся они или нет. Но Мария ясно дала понять собеседнику, что ждет от него верности. За всю свою жизнь ему еще не случалось хранить верность женщине, поэтому Мария предложила подождать несколько месяцев, проверить, под силу ли Шарлю-Эдуару такое испытание. Если он выдержит, к концу года Мария обещала подумать о переезде к нему в Париж, а уж потом решить, быть свадьбе или нет. Тем временем они могли просто радоваться обществу друг друга. Шарль-Эдуар сказал, что ближайшие несколько месяцев сможет пробыть в Нью-Йорке, заодно и поработать над общей книгой.
После ужина он проводил Марию домой, и то, что случилось потом, показалось обоим совершенно естественным. Они не заметили, как очутились в ее спальне, одежда исчезла словно сама собой, и они сплелись в объятиях. Обоим казалось, что они вместе всю свою жизнь, а впереди их ждет еще сотня лет союза. Прижимаясь к нему, она чувствовала, как к ней возвращается молодость.
Отдых в кругу родных — вот что требовалось этим летом Йену, да и Крису тоже. Йен снова стал обычным ребенком, играл с двоюродными братьями и сестрами, купался каждый день, учился кататься на водных лыжах и обзавелся новыми друзьями. Эта летняя жизнь была такой простой, беззаботной и нормальной, что он почти не вспоминал, что его мать в тюрьме. Она звонила Йену раз в неделю, и Крис вздрагивал от каждого звонка. Эти разговоры возвращали Йена к реальности, напоминали о боли, которую он перенес по вине родной матери. Крис по-прежнему негодовал и злился на бывшую жену: из-за нее Йен слишком рано узнал изнанку жизни. Но на Виньярде раны как будто бы начали затягиваться, хотя родители Криса часто заводили разговоры о его бывшей жене — разговоры, которыми он тяготился. Родители Криса считали, что суд должен запретить матери Йена видеться с сыном, даже если для этого придется отправить его в закрытую школу, о чем Крис и слышать не желал. Йен был еще слишком мал, Крис хотел, чтобы его сын рос рядом. Но его родители придерживались иного мнения.
— Ты все равно не сможешь обеспечить ему полноценную семейную жизнь, — строго выговаривала ему мать однажды днем после обеда, дождавшись, когда Йен выйдет из-за стола. — Не знаю почему, просто ты этого не делаешь, и все. Ты живешь под одной крышей с чужими людьми, какой-то коммуной, точно студент. Крис, у тебя ребенок, и если ты не в состоянии позаботиться о том, чтобы у него был настоящий дом, ты обязан отправить его в школу. Или по крайней мере снять отдельную квартиру и найти для Йена няню. Чем дальше ты увезешь его от матери, тем лучше будет для самого Йена. Его общение с матерью надо свести до минимума.
Крис был согласен с матерью в последнем, но яростно возражал против остального, напоминая, что Йен приходится сыном ему, а не его родителям. Им легко играть роль сторонних наблюдателей и критиковать его. Они не принадлежали к числу бабушек и дедушек, принимающих активное участие в жизни внуков, но считали, что имеют полное право оценивать методы воспитания Криса, которые они не одобряли.
— Ни в какой коммуне я не живу! — выпалил Крис. — Мои соседи по дому — замечательные, интеллигентные люди, которые заботятся об Йене так, как не сумеет ни одна няня. Я поселился там из-за удобства еще до того, как Йен перебрался ко мне. Сначала я не считал нужным искать отдельное жилье, а теперь вижу, как много мои соседи значат для Йена. Если мы переселимся, то оба многое потеряем. — Крис твердо верил в это, но убедить свою мать не сумел.
— Ох уж эти мне новомодные веяния! — без обиняков высказалась она. — Детям нужны мать, отец и нормальный дом. И если уж Йену досталась такая мать, как Кимберли, пусть лучше живет вдвоем с тобой, но только если ты обеспечишь ему здоровую, нормальную обстановку в настоящем доме, а не в чужой гостиной. Извини, Крис, но я тебя просто не понимаю. Тебе же вполне по карману отдельное жилье. Значит, ты просто упрямишься и ленишься. А расплачиваться за твою лень будет Йен. Что он говорит друзьям в школе? Как объясняет, кто эти люди? Ты уже не так молод, чтобы жить вместе с соседями, Крис, и вдобавок у тебя ребенок.
— Об этом мне прекрасно известно, мама, — холодно отозвался Крис. Отец тоже досаждал ему подобными наставлениями, считая «альтернативный образ жизни» Криса неподходящим для ребенка. Его родители были консерваторами до мозга костей, обоим казалось, что комната, снятая в доме в Уэст-Виллидж на двоих, — крайне неудачная мысль. Отец утверждал, что это безответственно по отношению к ребенку, мать выражала ту же мысль другими словами. Было невозможно втолковать им, как добры Франческа, Мария и Эйлин к Йену. Мальчик жил в особом мире, его опекали сразу четверо взрослых, и даже гость, французский шеф-повар Шарль-Эдуар, старался развлечь Йена. Сын Криса жил не только с отцом, но и в окружении дружелюбных, заботливых людей, и Крис считал такую обстановку лучшим средством от душевных травм, которые мальчик получил по вине матери. Никто не мог отрицать, что Ким совершенно не годится в матери. Но Йен любил ее, она приходилась ему матерью, следовательно, они имели право на общение до тех пор, пока оно ничем не угрожало ребенку. Крис знал: его родители сожалеют, что Ким не умерла от передозировки, и убеждены, что в случае ее смерти Йен просто со временем забыл бы все, что с ним произошло, а раны в его душе затянулись бы гораздо быстрее. Но в действительности все было не так просто, в первую очередь потому, что Ким выжила.
- Предыдущая
- 33/60
- Следующая
