Темное разделение - Рейн Сара - Страница 32

Изабель приехала в Касталлак и осталась в коттедже с Мел. Господи, как же это страшно, сказала она. Настоящая трагедия. Мел полагала, что без Изабель она не смогла бы справиться со всем этим.

Разумеется, последовало вскрытие и следствие. Вскрытие показало, что смерть наступила вследствие попадания в легкие жидкой грязи, вообще-то, говоря по-обывательски, Джозеф Андерсон захлебнулся. Анализ содержимого желудка показал яйца, хлеб и кофе, и анализ пищеварительного процесса показал, что они были съедены примерно за час до смерти. Когда ее спросили, Мел ответила — да, мы ели тосты и яичницу на завтрак.

Заключение следователя было единственно возможным, учитывая факты. Несчастный случай. Следователь снова выразил соболезнования Мел и сделал заключение о том, что местные власти должны сделать Марш-Флэтс менее доступными публике. Никто не ожидал, что миссис Андерсон останется в маленьком коттедже, и никто не удивился, когда она и ее подруга, которая приехала поддержать, вернулись в Северный Лондон, домой, на следующий день после расследования, забрав малышек с собой.

Мел полагала, что, когда близнецы будут постарше, она скажет им, что их отец утонул во время несчастного случая на море, когда они были совсем маленькими. Она не сильно погрешит против истины.

Она никогда не сможет сказать Симоне и Соне, что Джо пытался убить ее. Она никогда никому не сможет рассказать о том, что случилось.

Симона знала, что никогда никому не сможет рассказать о том, что случилось. Она пообещала не делать этого, но это было излишним, потому что рассказывать об этом слишком страшно.

В том же году, когда они переехали в Западную Эферну, летом ей исполнилось одиннадцать лет. Мама сдержала обещание и купила фотоаппарат в подарок на день рождения. Она сказала, что Симона уже достаточно взрослая, чтобы научиться обращаться с дорогими вещами. Фотоаппарат был действительно хороший, и Симона сделала несметное количество фотографий тем летом. Мама думала, что они получились очень удачными; она была уверена, что у Симоны настоящий талант.

Все это время она не могла избавиться от образа Мортмэйн-хауса и неотступного желания сфотографировать его — не только снаружи, но и изнутри. Мысль о том, чтобы дойти хотя бы до дверей Мортмэйна, была самой страшной на свете, но Симона знала истории о людях, которые делали обычные фотографии и вдруг обнаруживали на напечатанных снимках нечто, чего не было там, когда они снимали. Существовал особый мир — призрачный, то есть не совсем реальный, и в каком-то смысле он имел отношение к привидениям, а Мортмэйн, несомненно, был местом, где можно было ожидать встречи с привидениями.

Привидения. Люди-свиньи, забиравшие детей. Девочка с хитрыми темными глазами, которая разговаривала шепотом в голове Симоны.

Насколько сложно будет попасть внутрь Мортмэйна? Симона и мама много раз проезжали мимо, даже с дороги можно было видеть зияющие дыры на месте окон, и Симона думала, что попасть внутрь будет достаточно просто. Мама как-то сказала: «Боже мой, какое ужасное место, и, кто бы ни был его владельцем, его давно пора снести, пока не произошла какая-нибудь беда».

Симона дождалась до утра пятницы в конце семестра и за завтраком сказала, словно только что вспомнив, что будет репетиция концерта, приуроченного к концу учебных занятий, как раз сегодня днем.

— Я хотела вчера сказать тебе, но забыла. Я должна остаться, если можно. Всего лишь на часик. — Неприятно было врать маме — другие, похоже, все время врали родителям, и их это не беспокоило, но Симона ненавидела ложь.

И из-за того, что она почти никогда не врала, мама ничего не заподозрила. Она сказала:

— Правда? Похоже, это будет хороший концерт, да? Я жду с нетерпением. Но если ты задержишься дольше обычного, я лучше заберу тебя.

— Ну, я собиралась поехать на велосипеде домой, как обычно. Все так едут. И ведь еще не будет темно, правда? В полпятого?

— Нет, не будет, хотя я уверена, что закончишь ты не раньше чем без десяти пять. Ладно. Но постарайся не отстать от других, хорошо? И езжай прямо домой.

Мама всегда говорила так, если Симона делала что-то после школы, например, шла к кому-нибудь домой на чай и делать уроки, и потом позже ехала домой на велосипеде. До школы было не очень далеко, и Западная Эферна была такой крохотной, что можно было практически видеть все дома с главной улицы, и это значило, что в школу все ехали одной толпой. Маму это вполне устраивало. Только в случае, если Симона куда-то шла одна, мама настаивала на том, чтобы отвезти ее на машине и потом забрать.

Но она всегда говорила: езжай прямо домой — и почти всегда добавляла: и ни в коем случае ни с кем не разговаривай по дороге.

Симона сказала: я поеду прямо домой.

После того как в школе прозвенел последний звонок, Симона достала фотоаппарат из шкафчика, где она спряла его утром. Она осторожно засунула его в школьный портфель, между учебниками с домашним заданием. Нужно было решить несколько задач по математике — домашние задания по математике всегда были просто тошнотворными, — и еще нужно было выучить стихотворение, что было довольно здорово, если удавалось придумывать в уме картинки, соответствующие словам.

Она подождала, пока большинство ушло вперед, чтобы никто не ехал и не шел рядом с ней, а затем помчалась что есть сил к Мортмэйн-хаусу.

Даже с дороги она ощущала темноту Мортмэйна. Она остановилась и долго смотрела вверх на черные каменные стены. Смогу ли я сделать это? Смогу ли подняться туда и сфотографировать это неприятный, уродливый старый дом? Пройти по извилистой тропинке с деревьями по обеим сторонами, к центральной двери, и внутрь, в комнаты?.. Была ли она сейчас там, эта девочка, которая, похоже, жила в прошлом и которая знала о людях со свиными глазами и игре про танец повешенного? Неважно, где и когда она жила, как она смогла залезть в голову Симоне и рассказать ей все эти вещи? Я не понимаю ничего из этого, подумала Симона. Я понимаю, что мне страшно, но это какой-то приятный страх. Я хочу знать, что все это значит.

Она завела свой велосипед в подлесок, чтобы его не было видно, но замкнула маленький висячий замок на колесах, чтобы если его заметят, то не смогли украсть. Она оставила свой школьный портфель, потому что вряд ли кто-нибудь стал бы красть учебники по математике, а если бы кто-то и украл, то на здоровье, но взяла фотоаппарат, потому что это была основная причина ее прихода.

Было без десяти четыре, и мама ожидала ее дома около пяти, что означало, что у нее есть сорок пять минут. Она глубоко вздохнула и начала подниматься по склону к дому; фотоаппарат в кожаном футляре висел у нее на плече.

Яркое солнце позднего лета производило странное впечатление. Симона всегда думала, что Мортмэйн — это место темноты и жутких теней, как в ночных кошмарах. Она всегда видела его в своем сознании в оттенках черного и серого цветов, как на старых фотографиях, так что было немного странно видеть его в дневном свете; вообще-то она уже почти задумалась, не попадали она в один из плохих снов, не заметив этого.

Между тем она прошла половину пути, и деревья становились реже, так что она уже могла вполне ясно разглядеть дом. Он выглядел кривым: левая сторона была в порядке, а другая просела, словно получив откуда-то ужасный удар, и крыша была с вмятинами, так что с этого угла дом выглядел как сгорбленный великан, ползущий по склону на четвереньках. Симона с сомнением оглядела его, а затем расстегнула футляр фотоаппарата и сняла затвор. Фокусируя камеру, она почувствовала себя лучше: возникло ощущение, словно она контролирует Мортмэйн, а не наоборот. Она попробовала разные ракурсы, а затем сделала множество быстрых снимков.

Хватит изображений снаружи. Она действительно собирается зайти внутрь и попытаться сфотографировать девочку? Сейчас, будучи здесь, она не была уверена, что сможет это сделать. Там может быть что угодно. Маленькие зверьки с когтистыми лапами и длинными тонкими хвостами. Ужасные старые бродяги — да, мама говорила, что туда приходят бродяги. Или цыгане, или даже…