Крутен, которого не было - Купцов Василий - Страница 25
- Предыдущая
- 25/88
- Следующая
Парни, тем временем, углублялись в лес все дальше. Откуда-то издалека, со стороны леса, раздался крик, кажись — Бегуня звал. Меч как-то сам оказались в руках — и бегом вперед. Биться не пришлось — звал-то Бегуня, но не на помощь. Княжич уже рядом, успел до Иггельда, оно понятно — ноги молодые! То, что нашел отрок, разыскивая ясень, ввело Младояра в полное недоумение. Аккуратный пенек, поблизости от поляны, лишь молодая поросль вишен закрывает вид на горящий дом испытаний. А на пеньке — кусок бересты, будто для письма изготовлен, да чистый. Приколот к пню кривым клинком, ручка резная, с мертвой головою. И горстка мелких серебряных монет — горкой на бересте.
— Это нож Белого Ведуна, — прошептал Бегуня.
— Что это значит? — спросил Младояр.
Иггельд почти сразу ухватил суть, и чем дальше вникал, тем более багровел. Стыд и злость бурлила в старике вперемежку. Вот, получил плату за работу!
— Почему ты молчишь, Игг? — княжич чуть не заикался, впервые он наблюдал, как лицо невозмутимого прежде наставника быстро наливается кровью, все более багровея.
— Меня провели, как щенка! — бросил сквозь зубы ведун.
Уже за вишневыми зарослями, у самой реки, воины остались втроем — весь перевязанный мальчуган, снятый с ремней в испытательном доме, побрел бодреньким шагом к себе домой. Его отпустили, предварительно расспросив — далеко ли живет, знает ли дорогу — оснований для беспокойства не нашлось.
Таиться уже не было смысла, трое воинов расположились на обед прямо у Вороньего Камня, причем княжич не утерпел, взобрался на валун, его сапожки, прежде красные, а теперь порядком полинялые, свешивались над головой привалившегося к разогретому песчанику Бегуни. Иггельд ел больше обычного, он неплохо знал свой организм. Немало на свете людей, коим, чтобы успокоиться, надо выпить хмельного. Само собой, в таком небезопасном походе, как этот, когда попеременно чувствуешь себя то охотником, до дичью, одурманить голову вином равноценно самоубийству. Кто у него, бывалого воина, в спутниках? Воспитанник Младояр, мальчик умный, военной науке ученый, да вот только — не совсем от мира сего, то и дело задумывается о чем-то далеком. Оно понятно, место ему — среди свитков, лучшее занятие — беседы с мудрецами, а вовсе не смертная игра по лесам — кто кого раньше прикончит! Второй спутник — того хуже. Мальчишка, ни ростом, ни силой не вышел, как стрелок — ничто по сравненью с княжичем, вот давеча — три стрелы послал за молоком, а Младояр первой же обед добыл! А что колдун нашептал Бегуне, то лишь навьим владыкам ведомо. В любой момент, как знак условный получит — на своих же кинется! Или не кинется, переломит чужую волю? Ладно, даже коли справится с ведовством, все одно — не боец. То и дело задумывается, глаза пустеют, разговоры о смерти — ищет ее, понятно, груз того, что понаделал, пусть невольно — но давит. Вот и выходит, все на Иггельде, старике на седьмом десятке лет, и держится. Ему бы дома сидеть, сбитень пить, да молодежь учить. Ну, больных пользовать, в конце концов! А он поперся в леса незнакомые, вдвоем с воспитанником безусым, на здешнего владыку охотиться… И надо же быть таким глупцом, уже и глаза буквиц не видят, приходится свиток отодвигать подальше, голова, небось, тоже ослабела — известное дело, старый — что малый! А тут еще мысли какие-то о винце трехлетнем, том, что в фляжке, там, в нижней сумке? Нет, надо просто наесться до сыта, до отвала, человек с полным брюхом — спокоен. Не на всех действует, но Иггельду повезло — от сала пьянеет…
— Эй, Бегунька! — окликнул княжич сверху, — Ты хоть понял, почему Белый Ведун нам серебра отсыпал?
— Нет, княже… — отрок от неожиданности слегка «перепутал», но, быть может, для него Младояр и представлялся князем, — Чтобы обратно возвращались? — предположил Бегуня.
— Нет, это за то, что мы испытательный дом сожгли, да безносых перебили! — объяснил княжич. Спрыгнув с камня, Младояр уселся рядышком с Бегуней, рука — на плечо отроку, как своему, но глаза — уже на Иггельда, — Вроде, разобрался я… Ведь ниоткуда не следовало, что безносые с Белым Ведуном — одна дружина. Только Грыж сказал, да и то — если разобраться… Ну, видели Белого Колдуна с безносыми, ходил он в испытательный дом, ну и что? Я так думаю, в открытую не воевали, а сжить со свету компанию уродов он давно мечтал. Так?
— Да, так, — кивнул Иггельд, настроение которого становилось все безмятежней, — безносые болью да мукой себя владыками ставили, каждый муж, в этих краях рожденный, им в руки попадал… А Белый Ведун страхом брал, и воинство у него другое — все больше ожившие мертвецы, да и метод… Вот, вспомним, как он Бегуню своим рабом сделал? Не бил, ремней со спины не нарезал. Усыплял да нашептывал! Сейчас-то я понимаю, безносые с Белым Ведуном — что кошки с собакой. Эх, провел нас Грыж, ох, провел!
— Ты думаешь, Игг, грибной тать — слуга колдуна?
— Может, и его человек, а может — и нет. Вот, скажем, затаил Грыж на безносую компанию обиду, да что говорить — не мог не держать на них зла! А тут мы с тобой, да прямо — вот, мол, идем Белого Ведуна бить. Тать сразу и сообразил, что да как, рассказал свою историю, уверен — и не соврал! А получилось так, что мы по его наводке и пошли.
— То есть Грыж мог по указке Белого Ведуна действовать, или сам додуматься? — переспросил Младояр.
— Нет же, нет! — вскричал Бегуня, сделав попытку вскочить с места — да рука княжича оказалась тяжелей, чем на первый взгляд — отрок осел, да молвил потише, — Тот, кто вам все это наговорил, такой же, как я!
— Что ж, может быть, — кивнул ведун, — тот, кто не стал на всю жизнь ничего не подозревающим рабом безносых, желанная добыча для Белого Ведуна. Все так, да могло быть и не так. Истина нам неизвестна.
— Вот поймаем Грыжа, да выясним! — откликнулся Младояр.
— Пыткой? — спросил Бегуня.
— Зачем? — подмигнул княжич, — Просто усыпим, да спросим во сне.
Отрок почему-то поежился. Старик понял — почему…
— Верно глаголишь, княжич, — и добавил с ехидцей, — вот изведем Белого Ведуна, сядешь, Млад, на его место, будешь усыплять да внушать…
До княжича, наконец, дошло — он принялся усердно прятать глаза, да надолго замолчал.
Вечер выдался сухим. Лес никак не мог успокоиться. Соловьи начали раньше времени, уселись — один справа, другой — слева, да настраивают свой птичий инструмент по очереди — то в левом ухе свист, то — в правом. Младояр почувствовал, как закипает кровь в жилах…
— Полнолуние?
— Ага, — кивнул ведун, — надо бы связать Бегуню.
— Связать? — удивился княжич, — его что, оборотнем сделали?
— Глупости, причем здесь оборотни… Этой ночью он будет сам не свой, может — попытается нас порезать.
— Потому что Ночная Хозяйка в силе?
— Да ты все за свое, — рассердился Иггельд, — пойми, надо всегда искать простые объяснения. Ведь колдун обязательно нашептал Бегуне, что б нас поубивал, так?
— Ну, да…
— Но ведь не сразу, мы должны привыкнуть к отроку, перестать его опасаться, так?
— Ну…
— Убивать проще ночью…
— Понятно, понятно, но — причем здесь полнолуние? Сил прибавляет? Али — злости?
— Совсем ты, Млад, в лесу оглупел! Колдун должен был время назначить, а как? Если шепнуть — порежь княжича на десятую ночь — что же, считать он будет? Другое дело, нашептать: «Станет луна полной, не спи, найди нож…».
Бегуня не сопротивлялся, даже слова не сказал, покорно дав связать себя по рукам и ногам. Отвернулся, плечи вздрагивают. Младояр догадался — плачет…
Примерно в полночь поднялся шум. Связанный отрок метался, переворачивался, руки дергались в бессильном желании сбросить путы. Младояр попытался успокоить Бегуню, ненароком подставил ладонь — и был укушен! Отрок не отзывался на имя, рычал, брызгался слюной. Так продолжалось часа два, Бегуня постепенно слабел, рвался все меньше. К утру впору было ложиться одыхать.
— Все болит! — признался Бегуня, будучи разбужен на заре.
— Я тебя не бил, — угрюмо бросил Младояр.
- Предыдущая
- 25/88
- Следующая