Чертово дерево - Косински Ежи - Страница 16
- Предыдущая
- 16/31
- Следующая
Негр сказал, что, хоть я его и пугаю, ему хочется защитить меня. «Такая куча денег, — сказал он, показывая на меня, — а счастья нет!» Все засмеялись. Затем он сказал, что ко мне клеится Анита и еще несколько девушек в группе. Такое внимание льстит мне, но в то же время я знаю, насколько оно поверхностно. Все эти люди видят только то, что хотят видеть, а хотят они увидеть испорченного богатого юнца, пресыщенного жизнью.
Кэйрин сказала, что я продолжаю играть важную, но не решающую роль в ее жизни. Благодаря тому, что ход ее жизни определяют множество мужчин, она избегает подавления ее личности кем-нибудь одним. Она требует к себе так много внимания, что один мужчина просто не в состоянии справиться с этой задачей. Она боится, что, если мужчина всего лишь ощутит масштаб ее потребностей, он испугается. Если верить Сьюзен, то Кэйрин всегда выбирает таких мужчин, которые достаточно сильны для того, чтобы ее разрушить. Если она не чувствует себя в постоянной опасности, то начинает скучать и разрывает отношения. Она никак не может решить, кто же она — охотник или жертва.
Кэйрин уверена, что, если бы я узнал про ее фантазии на темы группового секса со стариками, я бы испугался не меньше, чем если бы она призналась, что мечтает о нашей совместной жизни, о свадьбе, о том, как она нарожает детей и будет устраивать каждый вечер семейные чаепития. Она сказала, что мое «я» такое же хрупкое, как и ее: после каждого свидания оба мы уверены, что никогда не встретимся вновь. Кроме того, она призналась мне, что уже не раз воображала, как окончатся ее отношения с Сьюзен. «Я по-прежнему нуждаюсь в ее поддержке, — сказала Кэйрин, — но не в такой степени, как раньше. Я теперь уверена в себе намного больше. Я даже могу представить себе, что мы с тобой проживем всю жизнь вместе».
Мне посчастливилось познакомиться с вашей матерью через два года после смерти вашего отца. Незадолго до этого несколько моих статей опубликовали в популярных журналах, и за мной закрепилась репутация известного археолога. По работе я познакомился с одним персидским торговцем, у которого ваша мать приобрела большую коллекцию произведений искусства. В ту весну ваша мать пригласила его к себе в Питсбург, и, поскольку торговец почти не говорил по-английски, он взял меня с собой в качестве переводчика. Прожив в ее доме неделю, мы уехали, а еще через две недели ваша мать пригласила меня пообедать с ней и после обеда попросила перевести каталог той самой коллекции. Она хотела заплатить мне, но я отказался. На следующий день я прислал ей несколько своих книг, специально подчеркнув в них пассажи, которые могли бы ее заинтересовать.
Ваша мать показалась мне очень привлекательной, мистер Уэйлин. Вы можете спросить, нашел ли бы я ее столь же привлекательной, будь она обыкновенной конторской служащей. Но вы же понимаете, она не была обыкновенной конторской служащей. Она была миссис Кэтрин Уэйлин, вдова Хорэйса Уэйлина. Так же как конторская служащая неотделима от унылой обстановки офиса, так и ваша мать была неотделима от элегантного мира, в котором протекала ее жизнь.
Я еще что-то для нее перевел, а потом пригласил вашу мать на ужин в один из загородных ресторанов. Мы говорили обо всем: о картинных галереях, книгах, вавилонской культуре, о ее коллекции старинных миниатюр, моих проектах, ее браке.
Так все и началось. С тех пор мы стали встречаться дважды, а иногда и трижды в неделю. Мы ходили в кино — до знакомства со мной она ни разу в жизни не была в автокино, — в театры, музеи, посещали лекции и вернисажи. Мы встречались, только когда она хорошо себя чувствовала. И всегда, даже если приглашала ваша мать, за все платил я. Довольно долго между нами не было физической близости; мы просто наслаждались обществом друг друга.
Вы, наверное, помните, мистер Уэйлин, что я — человек небогатый. Мой отец был брокером, занимался недвижимостью, но не оставил никакого состояния. Я содержу свою мать, которая живет во Флориде. Когда я познакомился с миссис Уэйлин, у меня было тысяч семьдесят пять долларов в различных ценных бумагах. Это все, что мне удалось скопить за пятнадцать лет, в основном благодаря гонорарам за мои книги. До знакомства с вашей матерью вся моя жизнь была тщательно распланирована. Но во время наших встреч мне приходилось тратить за вечер больше, чем я обычно тратил за месяц. В конце концов пришлось выбирать, что для меня важнее: финансовая стабильность или общество самой великолепной женщины, которую я когда-либо знал или буду знать. Я выбрал вашу мать.
Мы стали любовниками. Ваша мать решила, что нельзя афишировать нашу связь. Она не собиралась замуж снова. Она не хотела, чтобы распространялись сплетни, которые могли бы бросить тень на Компанию и испортить жизнь вам.
Чтобы наши отношения были менее очевидными, мы с вашей матерью, когда бывали в местах, где ее хорошо знали, всегда брали с собой одну из ее старших приятельниц.
Поскольку нас объединял интерес к древностям, мы решили вместе посетить все археологические достопримечательности, которые никто из нас не видел раньше. В тот период вашу мать еще не мучила эта ужасная болезнь; она любила путешествовать, вкусно поесть и вообще была замечательной спутницей.
Она настояла на том, что будет оплачивать наши дорожные расходы, поскольку ей нравилось останавливаться в самых лучших отелях. Она заказывала самые большие номера и всегда требовала от администрации отеля обставлять их дополнительной мебелью по ее вкусу. Ваша мать никогда не имела при себе наличных. Даже чаевые для гостиничной прислуги она включала в счет, который оплачивался ее банком.
Нельзя сказать, чтобы вашу мать совершенно не интересовали денежные дела. Она внимательно следила за состоянием фондового рынка. Помню, как однажды мы были в Венеции и из разговора со служащим банка она узнала, что на бирже верх взяли «медведи» и что она потеряла кучу денег. Обедая на террасе с видом на Большой канал, я спросил, есть ли какие-нибудь новости из дома. Она сказала, что обвал биржи достиг, по ее словам, «просто кошмарного» масштаба. Еще она сказала, что за вчерашний день потеряла около шестидесяти двух миллионов долларов. «Разумеется, на бумаге!» — добавила она и засмеялась. После обеда она попросила свежие американские газеты и, когда управляющий отеля принес их, пошутила, что «Правда», наверное, предсказывает, что случится на бирже, точнее, чем «Уоллстрит джорнэл». Услышав это, управляющий тут же спросил, не хочет ли она последний номер «Правды».
«Но где вы ее возьмете в Венеции?» — удивилась ваша мать. «Я получаю ее домой по почте, мадам, — ответил управляющий, — я ее выписываю».- «Но я не знаю русского». «Если хотите, я могу перевести любую статью, которая вас заинтересует», — предложил управляющий. Совсем уже изумившись, ваша мать спросила его, почему он читает «Правду». «Я — коммунист, — ответил управляющий. — Я изучал историю капитализма в Советском Союзе». Ваша мать была потрясена — ведь это был один из самых любимых ее отелей. Тем не менее она согласилась, и управляющий прочел ей несколько статей, которые, как оказалось, действительно давали более ясную картину происходящего на бирже, чем «Нью-Йорк таймс».
Как я уже говорил, у вашей матери никогда не было при себе наличных, поэтому в тех местах, где нужно было давать чаевые, эту заботу брал на себя я. Вскоре я начал носить с собой чемоданчик, заполненный пачками одно-, пяти- и десятидолларовых купюр.
Насколько помню, я обычно давал по десять долларов носильщикам, столько же — метрдотелям, по пять — коридорным, двадцать пять — корабельному стюарду и эконому, пять — бою, тоже по пять — каждой горничной и лакею, сорок долларов — археологическому гиду, сто — управляющим отелей, двадцать пять — клерку в окошечке заказа театральных билетов, сорок — горничной-хозяйке; телефонистки, секретарши, шоферы, массажисты, визажисты и парикмахеры получали по двадцать пять. Кроме того, были еще рестораны и бары, такси, гаражи, корабли и поезда, аэропорты, постоялые дворы, водолечебницы. Все кругом, даже погонщики ослов и мулов, ждали от нас чаевых. В соответствии с нашим образом жизни мне постоянно приходилось обновлять свой гардероб. К концу второго года связи с вашей матерью у меня на счету оставалось только две тысячи долларов, а моя книга о древней Тере еще была далека от завершения.
- Предыдущая
- 16/31
- Следующая