Публичные признания женщины средних лет - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 24

Мы совершили не одну захватывающую поездку по крутым дорогам в колдобинах, где ежесекундно что-то радовало глаз: безлюдные пляжи, симпатяга корова, привязанная к столбику с плакатом «Коров не привязывать», колибри, пеликаны на рыбалке, приветливые детишки.

Тобаго — страна развивающаяся, кое-где водопровод до сих пор роскошь. Многие тут набирают канистры из колонок у дороги и таскают в дома на горе. Зато музыка повсюду. В глухой деревне обнаружилась мощная стереосистема, более уместная в Королевском Альберт-Холле, чем в хибаре, где гремела музыка.

Официальный туристический проспект предупреждал нас ни в коем случае не подвозить голосующих. Мы проигнорировали этот совет, сразу же подхватив мужика с дикими глазами, который размахивал своим мачете до самой кокосовой плантации. Еще подбросили пожарника до места работы, за двадцать километров от его деревни. Отвезли молодую мать с малышом в столицу острова Скарборо, куда она ехала, чтобы поставить отца ребенка перед выбором: алименты или две недели тюрьмы.

Самое лучшее на Тобаго — люди. Их доброта, юмор и воспитанность так поразили меня, что я намерена туда вернуться, и побыстрее. В идеале — следующим рейсом.

Подумываем о переезде, и все из-за чертовой кухни. Мы живем тут пятнадцать лет, но строительство и отделка так и не закончены. Из-за перманентного ремонта кухня превратилась в склад старой мебели и финтифлюшек в стиле китч. Последнее приобретение — метровой высоты надувная фигура, которую я выиграла в лотерею. Эта мерзость сначала пугала внуков, но малышня быстро привыкла и теперь приветствует резиновую дурищу взмахом руки. Зато гостей она поражает неизменно. Недавно к нам зашел полицейский (только не спрашивайте зачем), и я заметила, как лицо его перекосилось, когда он оторвал глаза от блокнота и увидел над собой надувную громадину.

С потолка кухни свисают безделушки, которые накупили дети за много лет. Последний презент прибыл в августе 1996 года с Тенерифе — штук тридцать деревянных попугаев, каждый всех цветов радуги. А битком набитая книжная полка, коробки с игрушками, диван, два шкафчика со всякой дребеденью… Мой старший сын как-то обвел взглядом кухню и изрек:

— Здесь больше предметов, чем известно человечеству.

Сегодня утром я решила разобрать весь хлам. Прошлась по кухне с пустой картонной коробкой, сняла с одного шкафчика бутылочку, открутила крышку, понюхала и спросила мужа:

— Можно выбросить твой лосьон после бритья?

— Можно, — ответил он. — Вообще-то этот имбирный ликер я привез с Тобаго.

Меня это расстроило, напомнив о том, как быстро ухудшается зрение. Я уже не смеюсь над мультиками про беднягу мистера Магу, который на все натыкается. Я теперь сама миссис Магу — пытаюсь добиться пены от нового шампуня, пока не догадаюсь, что это кондиционер. Еще был случай с кремом для депиляции: я уже выдавила его на зубную щетку, но вовремя спохватилась. Зубную пасту под мышки я еще не втираю, но знаю, что день придет. Трудно, что ли, производителям напечатать ярлыки жирным шрифтом? И разве не пора уже изобрести дворники на очки, чтобы не снимать их, лежа в ванне? Я бы сама изобрела, да некогда.

Ну так вот, насчет этой дурацкой кухни. Всех сюда тянет, людям нравится ее уютная эксцентричность. А мне больше не нравится. Я теперь сторонник минимализма и хочу переехать в красивый пустой дом, почти без мебели.

В доме моей мечты кухня спартанская. Единственное допустимое украшение — большая современная картина. На полке строгими рядами выстроилось тщательно подобранное кухонное оборудование. С потолка свисают только галогенные лампочки, освещая пустые рабочие столы. А тридцать аляповатых попугаев пусть гнездятся в другом месте. Долой детские игрушки, долой торшеры, часы с Элвисом Пресли, пластмассовые тюльпаны, рождественский носок и диван. Кота впускать можно, но лишь за то, что вписывается в цветовую гамму (он черно-белый), а вот его корзинку и миски — тоже вон.

Я представляю, как плавно перемещаюсь по этому спартанскому белому пространству; на мне элегантная черно-белая одежда, и я готовлю простую, но питательную еду для семьи.

Разумеется, на кухне нет домашних, которые спорят и издеваются над «Арчерами», читают газеты, капают на белый пол фруктовым мороженым и тягают из вазы фрукты. Нет, они ушли, захватив часы с Элвисом и попугаев.

В моей новой кухне нет места вазе с фруктами, само собой. Все эти пестрые краски — ну, знаете ли! Поэтому, как я сказала, хотелось бы переехать.

Муж здорово развеселил местных риелторов, отправив им факс с нашими требованиями.

Точно не скажу, но, по-моему, муж мечтает бродить по смешанному лесу в компании собаки-боксера. Недавно, когда муж пребывал в самом жутком настроении (в половине четвертого утра), я его спросила, нет ли у него глубокого, сильного и искреннего желания завести собаку, и он как с цепи сорвался — давай петь дифирамбы боксерам. Так что он в мечтах шагает по своему лесу, любуясь своим озером, рекой, прудом, ручьем, а я в своей белой кухне помешиваю что-то простое, но питательное на высокотехнологичной плите и жду, когда он вернется. Тут-то и возникает конфликт фантазий, потому что никакие силы не заставят меня терпеть в кухне моей мечты слюнявую псину с грязными лапами. Нет уж! Боксер будет жить на дворе, в минималистской конуре. А собачью миску от «Конран» я и на порог не пушу.

Разумеется, ничего из этого не выйдет. Мы и через год будем по-прежнему сидеть все на той же кухне, в компании надувного пугала, часов с Элвисом и тридцати размалеванных попугаев.

Мне нужно было куда-нибудь сбежать, поработать над третьим черновиком книги «Мужчина выгуливает собаку». В доме отдельный кабинет, в двух милях от дома — офис, но мне все труднее там работать (регулярно кто-нибудь заглядывает поболтать). Я должна уехать одна, туда, где никто меня не знает, где можно сидеть на свежем воздухе и работать, не наблюдая часов. Вот так недавно я и очутилась на Барбадосе.

Обратившись в турагентство, я сказала, что мне нужно на две недели в жаркие страны. Агент нажал несколько клавиш, и компьютер тут же выдал Барбадос. Пролет в обе стороны стоил триста фунтов. «Беру», — сказала я. Сделка вышла рекордно быстрая.

Незадолго до того я Барбадос люто ненавидела. Возвращаясь с Тобаго, мы с мужем застряли на Барбадосе в зале для транзитных пассажиров. Наши спутники коротали время за покупкой изумрудов и в очередях за едой и выпивкой, а мне хотелось только одного — курить! (Тысяча проклятий аэропортам, которые не выделяют нам, курильщикам, хоть крошечный прокопченный закуток!)

И англичане на Барбадосе мне не понравились. Конечно, я видела их из-за стекла, но, как мне показалось, там скопление супружеских пар типа «полковник с полковничихой». Одна пара — он в строгом пиджаке, несмотря на страшную жару, она в туалете от Лоры Эшли[21], при шляпе, — вышагивала, задрав носы в небо. Возможно, страдают редчайшим заболеванием, из-за которого вынуждены вдыхать воздух только над головами, и в таком случае я им сочувствую, но, судя по тем минам, с которыми они следовали за носильщиком с убийственной грудой багажа на тележке, это были просто чванливые англичане за границей.

Я поклялась больше туда не ездить. Места скопления подобных типов меня пугают. Так и вижу себя рядом с ними: он в баре отеля травит свои бесконечные армейские байки, а она на пляже жалуется мне, какая он черствая скотина, и признается, что мечтает от него уйти. В жизни такое, конечно, невозможно, поскольку на отдыхе я не общаюсь ни с кем, кроме официантов и продавцов (и с мужем, конечно, если он рядом).

Значится (как говорят у нас в Лестере), прокатилась я на Барбадос, поработала. Вернулась, а меня и спрашивают, как там да что. Пришлось отвечать: «Не знаю». Я видела только квартал в непосредственной близости к отелю «Шангрила», да еще, пожалуй, дивный пляж, длиной с милю, вот и все. Целыми днями я пряталась в номере от жары и комаров, работала и готовила ужин из тушенки, риса, овощей и ананаса. А потом допоздна просиживала в постели, переписывая книгу.