Городская фэнтези — 2008 - Бенедиктов Кирилл Станиславович - Страница 58

— Рагнхильд, дитятко, с тобою все благополучно? — хрипловатым басом спросил пожилой великан на ругском языке, не меняя грозного выражения лица.

— Дядюшка! — радостно вскрикнув, Рагна мигом выбралась из постели. Она бросилась к седоусому и повисла у него на шее.

Ободряюще похлопывая Рагнхильд по спине, сумрачный старый здоровяк обводил комнату взглядом из-под щетинистых бровей. Всё, что здесь происходило ночью, он различал так же ясно, как если б события были описаны в раскрытой перед ним книге.

— Не плачь, деточка, все невзгоды позади.

— Я услышала гром — прогремело вдали — и подумала, что это — вы; но потом опять и опять…

— Взрывают лёд в гавани, чтобы дать ход кораблям. Под канонаду и мы незаметно пришли.

— Дядя Цахариас, это… — обернувшись, Рагна посмотрела на Гертье.

— Вижу.

— Он…

— Знаю. Милостивый государь, — гулко обратился Цахариас к Гертье на официальном языке королевства, — вам нет надобности представляться нам и объясняться. Вы принадлежите к издревле уважаемой семье, и в вашем благонравии нет и не может быть сомнений. Мы чтим долг, а посему вы вправе пожелать любой мыслимой награды и возмещения убытков. Я внимательно вас слушаю.

— Благодарю за предложение, монсьер Цахариас, но мне ничего не надо, — ответил Гертье вежливо и непреклонно. — Я вас не задерживаю. Будьте счастливы… как я.

Цахариас в раздражении пошевелил усами. Рагна отвернулась, а лицо черноусого богатыря стало враждебным.

— Не могу принять такого пожелания. Я догадываюсь, что вам стало известно… но сказанного об Атталине не вернёшь.

— Вот и я не стану провожать вас по-другому. Может быть, это отучит вас приравнивать временную боль утраты к ожиданию неминуемой и страшной смерти. Я скажу и во второй, и в третий раз — будьте счастливы как…

— Постойте! — Цахариас предостерегающе вскинул руку. — Будьте осторожнее в речах!

— Скажите это сьорэнн Рагнхильд.

— Каждый страдает своей болью, — зло проговорила Рагна, — и никто не хочет понять чужую. Я сравняла счёт утрат, и справедливо сравняла — невиновную за невиновного, смерть за смерть. Кавалер, таков закон мести!

— Я стою за свой род — это тоже закон.

— Всю минувшую ночь вы стояли за нас, — молвил Цахариас, понизив свой мощный голос.

— Так сложились обстоятельства.

— Не воздать за это было бы бесчестно, — Цахариас требовательно посмотрел на Рагну.

— Дядюшка, дайте ему денег на починку квартиры и новую меблировку.

— А исправить твоё заклинание?

— Невозможно, — Рагна сокрушённо поникла.

Наступила тишина. Склонивший голову Цахариас, казалось, глубоко задумался или прислушивался к чему-то. Наконец он поднял лицо:

— Пусть отменить слова нельзя, но в моей власти к ним прибавить и тем самым изменить грядущий ход событий. Итак, внемлите — «Как он победил стужу, так он победит и жар».

— Что это значит? — недоверчиво спросил Гертье.

— Сие мне неизвестно, — Цахариас искренне развёл руками. — Я вещаю по наитию, как то было явлено извне, из вечного мира. Не требуйте от меня большего, кавалер. Мы ждём, как вы распрощаетесь с нами.

— Что ж… Будьте счастливы — и доброго вам пути.

— Благодарю вас, — склонил голову Цахариас. Черноусый повторил за ним движение, а Рагнхильд сделала на прощание книксен. Она после ночёвки под тюфяком выглядела помятой и растрёпанной, но черноусый обвёл её тростью по ходу солнца, заключая в незримую овальную раму. Гертье успел заметить, как платье и волосы Рагны сами собой пришли в порядок. Затем черноусый без слов подошёл к кавалеру, протянул ладонь — и Гертье вложил в неё ставший бесполезным револьвер. Наследнику Валлероденов стало ясно, что одетых в чёрные долгополые сюртуки гостей пули не возьмут, хотя под их верхним платьем нет ни кольчуг, ни кирас. Только меч их сразит, да и то не простой. Zhar невидимо клубился у их уст, как марево над костром, словно намёк на готовность выдохнуть струю палящего огня.

Церемония расставания состоялась, но гордая ругинка не спешила уйти. Предчувствуя, что больше она с Гертье не увидится, Рагнхильд хотела высказать последнее, что лежало на душе и предназначалось кавалеру.

— Прощайте, — бесчувственно сказала она, приближаясь и отводя взгляд. — Я подумала, что… ваши ноги, должно быть, обморозились.

— Надеюсь, не слишком. Кажется, вы прогрели меня насквозь.

— И разбудила вас, — то ли с сожалением, то ли с сомнением Рагна поджала губы. — Встреча с нами не проходит бесследно… как и встреча с вами. Во мне что-то изменилось. Не знаю, к добру ли эта перемена.

— Всего лишь одна встреча на пути старой вражды — что она может изменить?

— О, многое! Впредь я воздержусь атаковать Властителей Зимы — и огнём, и словом, всё равно. Если только вы не нападёте первыми; тогда берегитесь.

— А я стану спрашивать — не состоит ли мой противник в родстве с Господами Огня. Тех, кто скажет «да», я буду склонять к мировой.

На улице молодой Кефас ловил ладонью капли, падавшие с края крыши. Несмотря на пасмурное настроение, лицо его освещала улыбка — как не радоваться солнцу, голубому нёбу и оттепели, чудесно нагрянувшей в город. Подумать только — пять часов назад над улицей трещал мороз, стояла немая иссиня-чёрная ночь, а с рассветом прилетел на тёплых крыльях южный ветер и продул оледеневшие улицы, выметая прочь кусачий холод и гнетущую тьму.

Гереон смотрел вдоль Второй набережной — становилось шумно, люди на тротуарах мелькали в своей внешне бессмысленной муравьиной суёте. Но его зоркий глаз усматривал в беспорядочном перемещении фигур зловещий порядок смерти — вот выносят из дома стонущего, а вон там прорывается плач по умершему; подъезжает фура, и полицейский чин распоряжается, как класть на телегу труп, и дворник накрывает застывшее, скрюченное тело мешковиной. Холодная беда многих обморозила, а иных убила — особенно малоимущих людишек, что ютились в плохо отапливаемых мезонинах. Господин в бархатном пальто, выйдя из пролётки, изумлялся рассказу приказчика:

— Всю ночь разве?.. верно, вечером был морозец, но потом стало мягче.

— Нет же, месьер, уверяю вас — ночь напролёт калило, мы едва не обратились в сосульки.

— Ну, не преувеличивай!

— А вон смотрите — насмерть поморозились! Полусонный, продрогший консьерж, кланяясь, отворил дверь высоким и сильным ругам, сопровождающим кареглазую девицу в сине-чёрном ольстере. Старый привратник никак не мог припомнить — когда он впустил в дом эту троицу?.. Десять центов, опущенные ему в ладонь черноусым ругом, заставили консьержа забыть о сомнениях. Видно, что господа из глубокой провинции, но понимают в том, как благодарить за услуги.

Поравнявшись с Кефасом и Гереоном, Цахариас и Черноусый в знак почтения наклонили голову и приложили пальцы к отворотам шапок. Жемчужно-серые ответили лёгкими полупоклонами, немного приподняв свои цилиндры.

— Рад видеть вас в добром здравии, монсьер Цахариас.

— Взаимно рад, монсьер Гереон. Прекрасная погода, не правда ли?

— Если бы погоду можно было делать, я сказал бы, что она сделана мастерски. Можно поздравить автора погоды.

— Есть мастера куда более искусные — скажем, по части отнятия природных дарований. Как по-вашему — возможно ли, не прикасаясь, избавить человека от навыка правописания или умения бегать и прыгать?

— Так же легко, как вернуть утраченное, — Гереон с невозмутимым лицом (надо уметь достойно проигрывать) по часовой стрелке обвёл серебряным набалдашником трости воображаемый овал вокруг Рагнхильд, разрушая результат кропотливого труда.

— Премного вам обязан, монсьер Гереон.

— Не стоит благодарности.

— Я высказался о том, что вас заботит.

— Я все слышал. Вы поступили достойно.

— Всего вам наилучшего, господа, — руги и ругинка скрылись в подворотне. Спустя пару минут за домом грохнуло, как если б выпалила пушка, а над крышей быстро сверкнуло зарево. Господин в бархатном пальто вздрогнул и порывисто обернулся: