Городская фэнтези — 2008 - Бенедиктов Кирилл Станиславович - Страница 55

— Почему — обязан? — Гертье засунул револьвер за пояс.

— Потому что я так хочу! — она негодующе топнула каблучком.

— Хорошо — я иду за дровами. Довольны?

— Да, да. Только…

— Что?

— …поскорее, — прошептала она, но затем гневно блеснула глазами: — И не вздумайте хитрить! Иначе я разобью бутылку с пиронафтом об пол и подожгу.

— Себя вы не жалеете, так вспомните о тех, которые спят в доме; их-то за что? Не беснуйтесь и ограничьтесь пока печкой.

На площадке первого этажа Гертье снял со щита пожарный топор с крюком на прочном топорище. Ларь с углём оказался закрыт на замок и весь заиндевел. Попытки сбить замок топором ни к чему не привели — ларь будто окаменел или весь был сделан из железа. Оглядевшись, Гертье убедился, что инеем покрываются и стены подъезда, и перила, и ступени — седой налёт стелился белой накипью, снежным пухом, нарастал рыхлыми свисающими прядями. Топор и револьвер показались Гертье ненужным железом — куда стрелять, кого рубить, если враг разлит в воздухе и поступь его видна лишь на термометре как понижение красного спиртового столбика?.. Наскоро проверив, хорошо ли заперты двери дома, он побежал наверх, боясь, что замок и щеколда — не преграда и жемчужно-серые уже входят в квартиру, невидимо обогнув его с потоком холода.

К счастью, опасения его не оправдались. Крюком, что торчал на обухе топора, он зацепил кровать за верхнюю трубу спинки и с грохотом подтащил почти вплотную к печке.

— Забирайтесь в постель, — велел он Рагне, с треском обрушив топор на венский стул. — Нет, погодите! сперва тюфяк. Вторым накроетесь. Прячьтесь с головой, как в нору. Вот ещё покрывало вдобавок, — отставив топор, Гертье достал из шкафа длинный и просторный плащ, подбитый тяжёлым медвежьим мехом. — Завернитесь в него и укладывайтесь.

— В пальто?.. — Рагна колебалась, не решаясь поступить вразрез с приличиями.

— Ив обуви! Сейчас не до этикета.

— Ogenjdesh! — призвала она, указывая на печь, набитую обломками букового дерева. Дух, с трудом очнувшись от усыплявших его чар, воспламенил топливо, и огонь в печи загорелся жарко и ярко. Скованными движениями Рагна взвалила тюфяки на кровать, замоталась в медвежий плащ и кое-как влезла между пышными объёмами тюфяков. Прикончив и второй стул, Гертье отрицательно покачал головой:

— Не так. У вас ноги снаружи. Сьорэнн, вам придётся смириться с тем, что я вас разую. Представьте, что я — паж… Снимайте шарф, — он снял свой, затем взял пару полотенец.

— Я обойдусь без вашей помощи, — пробормотала Рагна сердито, путаясь в шнуровке башмачков. — Что вы надумали? зачем шарф?

— Вместо портянок. Ботинки тесные, ноги в них скорей замёрзнут, поэтому надо чем-нибудь обернуть ступни.

— Не дотрагивайтесь до меня!

— Рагна, для препирательств и смущения у нас нет времени. Вы не умеете защищаться от холода. Предоставьте это мне. Поверьте, мне сейчас куда важнее выжить, чем любоваться вашими ногами.

Она перестала противиться. Ступни её сильно прозябли в чулках и — тут Гертье испугался по-настоящему — никак не отвечали на его прикосновения.

— Вы их чувствуете? Вы чувствуете свой ноги? Рагна!

— Да. Вроде бы. Укройте меня побыстрее.

— Согните колени, — он подвернул юбки так, чтобы они закрыли поджатые ноги, а ниже подоткнул край медвежьего плаща. Только теперь он заметил, как застыли его собственные руки — пальцы едва гнулись, а кожа рук заметно побелела. Гертье плеснул на ладони спирта из спиртовки и стал растирать кисти, пока они не согрелись; тогда он надел перчатки.

Рагна сложила верхнюю кромку плаща в подобие капюшона; из мехового кулька выглядывал её носик и моргали насторожённые глаза. Дрова из стульев прогорали слишком быстро, давая мало тепла. Сдёрнув скатерть со стола, Гертье примерился, как будет удобнее рубить его. Для начала расколол на три части трость Бабеля.

Лопаясь, тихо звякнула промёрзшая бутылка с вином.

Со звоном треснуло от холода оконное стекло.

Гертье взмах за взмахом посылал лезвие топора в неподатливое дерево, превращая работу столяров в щепу и обломки. Он старался ударить сильней, размахнуться шире, чтобы движения мышц грели тело изнутри, как у дровосека. Он вымел из головы все иные соображения, кроме своей цели — добыть из обстановки комнаты как можно больше дров для чудовищно прожорливой и почти не согревающей печи. За столом в горящий зев последуют диван и жардиньерка, потом туалет (зеркало — разбить крюком топора, чтоб не возиться, вынимая его), затем — бюро. Книги? нет, никогда. Хотя… может статься, настанет и их черёд. А вот привезённый из дома кофр сгодится однозначно.

— Кавалер… — робко позвала Рагнхильд из своего мехового гнёзда.

— Да? Что такое?

— Вы… продержитесь до утра?

— Трудно сказать, — Гертье утёр пот, и стоило ему остановиться, как холод стал смыкать тиски, опаляя кожу леденящим дыханием. Пальцы свело на топорище, он лишь с усилием смог разжать их. — Термометр больше не работает, спирт опустился ниже шкалы.

— Вы не заснёте?

— Ну уж нет! — На душе было тоскливо, но Гертье всё-таки усмехнулся. — Если заснуть — не проснёшься. Лучше следите за собой, сьорэнн. Лёжа в тюфяках скорее задремлешь.

— Мне не до сна. Поймите, я совсем не против вас…

— Ба! а как же вражда?

— О, она всегда со мной! Я не отступлюсь. Я только хотела сказать, что… я не знала, кто именно станет её женихом. Вас-то проклятие не касается, понимаете? Вам не обязательно жениться на Атталине. Ведь это задумано нарочно, чтоб у неё родились дети от вас. А она вас не любит и замуж не хочет… вы что, не догадываетесь, как поступить?

Топор Гертье звучно хрястнул, разваливая крышку стола.

— Вы предлагаете расторгнуть помолвку — или сбежать из-под венца. Мило, очень мило. Но теперь… — Наметившись, Гертье ударил, разрубая сухое дерево, и по лакировке молнией пробежал бело-жёлтый косой раскол. — Теперь я проникся чувствами Атталины. Вы же не хотите умереть, верно? Вот и она не хочет. И боится меня. Любой другой жених принесёт ей то же самое. Приятное ожидание замужества, не так ли?.. Но я не просто наречённый — я её троюродный брат. Я не оставлю сестру в опасности. Это было бы постыдно, сьорэнн. И я ни за… — прицелился он топором в крупный кусок столешницы, где трещинами обозначились её составные части. — Что!.. — топор клином расщепил плотно пригнанные доски. — Не покину её. Запомните это.

Он до жгучей боли ясно представил, что значат слова «вспыхнет, как факел», прозвучавшие в проклятии. Как факел… Огонь может наброситься в любой момент. Падающая свеча в церкви. Прикосновение кисейным рукавом к ночнику у брачного ложа. Отлетевшая головка спички. Скольких женщин и девиц окутал огненный саван внезапно загоревшегося платья! И нет спасения. Обожжённое тело цвета мяса, слезающая мокрой кровянистой плёнкой кожа, спалённые до корней волосы, смерть в невыразимых муках. Разве что забытье смилуется, избавит от адской пытки.

Гертье вообразил себе, как Атталина при свете мирной лампы разглядывает своё лицо в зеркале и думает: «Мои ресницы, мои губы, мои ушки — неужели они только пища огня? А мои драгоценные глаза? они помутнеют, словно у вареной рыбы? А мои волосы, мои чудесные локоны — разве они обречены в жертву пламени?..» Она — дочь барона, она тверда; нельзя позволить страху исказить черты лица, плаксиво искривить дрожащий рот. Но по сторонам точёного носа появляются блестящие дорожки медленных слез: «Стать кем угодно — ивой у пруда, птицей на ветвях, летним облаком, чёрной монахиней — только не снохой дан Валлеродена, не женой Гертье!..»

И годами жить, зная о проклятии, с каждым годом, каждым днём приближаясь к роковой развязке!.. Сьорэнн Брандесьер сумела состряпать мщение по высшему разряду, ни с какой стороны не объедешь. Если только… Гертье ощупал пальцами гладкое, крепкое топорище. Один удар! Всего один! Главное своими руками. Иначе отчего Рагна так стремилась умереть сама, по собственной воле? Не от рук его родичей, распоряжающихся холодом как оружием… Убийство тоже подчинено правилам. Убить оскорбителя на дуэли — значит смыть бесчестие, а если его сбросит лошадь, если он споткнётся на лестнице, утонет, отравится, повесится — сатисфакции не будет, уязвлённая честь навсегда останется неудовлетворённой. Но получение сатисфакции можно передоверить — прежде всего единокровным родичам; на этом основаны все процедуры кровной мести — все сеньориальные файлы и вендетты.