Городская фэнтези — 2008 - Бенедиктов Кирилл Станиславович - Страница 104

— Она у вас любимая, да? Учитель подарил?

— Учитель… Я её украл. У Ян… у одной гил вроде тебя.

— Значит, любимая, — отрезала Тама. — А на вид такая уродская, с мышами… — И спохватилась: — Слушьте, а чему вы меня учить будете? Боевке? Ну, в смысле магии боевой?

Обожжённое колено саднило. Димур покачал пиалу в пальцах (летучие мыши укоризненно взмахнули крыльями) и приказал:

— Раздевайся.

— Чего?..

— Раздевайся, говорю. Это первый урок.

Пальцы Тамы потянулись к верхней пуговице шубки и замерли. Глаза подозрительно блеснули:

— Вы… серьёзно?!

— Совершенно. И не реви, опять тушь потечёт.

Напоминание про тушь и про «опять» подействовало. Тама растерялась. Стянув чёрный с розовым свитер, она застыла, зябко обнимая себя за плечи.

— Юбку… тоже?..

— Юбку оставь пока. И бюстгальтер не надо, с ним ясно все, вот сапоги сними. — Фразы ложились барабанной дробью. В их ритме билась жестокая сила приказа. — Стань у стола, где свет.

Димур осмотрел шубку и с сожалением бросил на стол. Поднёс к глазам свитер; ткань затрещала искрами статического электричества.

— Мне холодно!

— Стой-жди, маленькая гил. Я-человек говорю. «Цыпа, — дёрнула плечом Тама. — Словно с армейским барабаном разговариваешь».

Димур обошёл вокруг Тамы, разглядывая мочки её ушей. Заставил вытянуть в стороны руки и осмотрел пальцы.

— Порох господа… без ауры, да. Выворачивай карманы. До сих пор Тама крепилась. Но тут уж, конечно, не выдержала:

— Как это — без ауры?! Я что — мертвячка?! И карманов у меня нету!

— Ц-ц-ц, маленькая гил. Нет так нет, рюкзачок покажи.

— Не стану! — она прижала рюкзак к груди. И вдруг рванула завязки: — Да на, подавись! А то, что у меня миссия… что я с детства всем чужая… это плевать?! Да?..

На стол посыпалась разная мелочёвка, что обычно копится в девчачьих рюкзачках: просроченные билеты, фломастеры, монетки. Помаду и духи Димур отложил сразу. Поколебавшись, добавил к ним фонарик. На «дерринджере» его взгляд задержался:

— Бандитов боишься?

— Одного, — хмуро отозвалась Тама. — Который пистолет подарил.

— А пули — почему серебряные?

Девушка засопела. Весь вчерашний вечер она убила на возню с серебрянкой. Тогда эта идея казалась превосходной. А сейчас… Куча отвергнутых вещей росла: билеты, грубо оструганный колышек, флакон с мутной водой.

— Это зачем? «Ты тринадцать картечин козьей шерстью забей»… — Димур щелчком отправил в кучу патрон двенадцатого калибра. — На оборотней охотишься?

— Слышь, ты, — разозлилась Тама, — хва издеваться, да? Декольте мёрзнет.

Димур протянул ей свитер:

— Одевайся, маленькая гил. Спасибо тебе.

— Че спасибо-то? — опешила Тама.

Димур вытащил из горки вещей головку чеснока.

— За это, храбрая, безрассудная гил. — Жёсткие ритмы в его интонации понемногу смягчались. — Это послание без надежды. «Тама» на языке моего народа. Доставила ты его быстро, я-человек говорю. И чья-то добрая жизнь вернулась в руку господа. Стой-жди здесь.

— Цы-ыпа… Эй, постой! — Да?

— Димур, слушай… — Девушка сдула со лба непослушную прядь. — А послание — куда?.. И почему послание, когда это чеснок?.. — Она нервно сгребла со стола «дерринджер», затем бросила обратно. Прижала ладони к груди: — Димчик… У меня же миссия!..

— Вот твоя миссия, — Димур показал чеснок. — Другой не будет. Извини.

— Как это?.. Я, значит, как дура… пёрлась… — губы её задрожали.

Димур не дослушал и вышел из кухни.

…К девушкам на Земле обращаются по-разному: «мисс», «донья», «мадемуазель», «эй ты». Обращения «гил» Тама что-то не припоминала. Хоть выглядел Димур вполне обыденно: невысокий, белобрысый, на носу веснушки, но Тама не обманывалась. Он странный! Жаль, цвет глаз не запомнила… наверное, голубые. Должны быть голубыми или серо-стальными. Что ещё? Джинсы вытерты на внутренней стороне голени. Потому что ноги кривые. Как у кавалериста.

Девушка прошлась по кухне. Взяла с подоконника книгу, перелистала. В первый миг буквы показались ей незнакомыми. Затем они перетекли друг в друга, складываясь по-особому, и Тама прочитала: «Послания из Слаг-Равина. Пилообразная зелёная аура (рис. 74). Денеб — фиолетовая аура и кремовая кайма с невыраженной фрактальной структурой. Денеб-1 и Денеб-3 отличаются лишь частотой пиков (рис. 75)». На той же странице переливались объёмные картинки: гелевая ручка «Forpus» в зелёной ауре (как было обещано) и голый мальчишка с равнодушным отталкивающим лицом.

Девушка испуганно оглянулась на дверь. К счастью, Димур возился в соседней комнате, так что Тама спокойно могла рассмотреть глупую картинку.

Позавчера она села на диету. А вчера (четырнадцатого, только не февраля, а марта) к ней пришёл Валентин.

Ввалился он в три часа пополуночи, что, говоря прямо, и вчерашним-то не считается. Несло от него селёдкой и «Джек Дэниэлсом». В сортах виски Тама разбиралась слабо, зато она прекрасно разбиралась в Валентине.

— Чего тебе, цыпа? — начала она и осеклась.

Из-под полы пальто торчали стебли. Колючие, тёмно-зелёные, изломанные по самое не могу. В Валькином шарфе запутался сморщенный махровый бутон — словно ломтик розовой ветчины. Из кармана выглядывала банка шпрот.

— Том-м-м-м, — мелодично промычал Валентин. Собравшись с духом, он начал расстёгивать пуговицы пальто. Из-под пальцев вывалился неопрятный комочек, в котором с трудом угадывалась обгоревшая долларовая купюра. — А я того… с влюблюбле… тебя…

— Спасибо.

— Да, Томусь. Я того… п-предложение шёл д-делать… — Он полез в карман. — От кторого невозможно…

Обнаруженная в кармане банка шпрот поразила его до глубины души. Он тряс её, словно надеясь, что та превратится в бархатный футляр, и заискивающе поглядывал на Таму, приглашая разделить с ним изумление.

— С днём, Томусь! Я тебя люблю. Люблю как… как сорок тысяч…

— Долларов?

— Б-братьев. Я, может, к твоим ногам…

И заснул. Тут же, на коврике. Тама, как могла, втащила его на диван, а могла она плохо. Сидящая на диете двадцатилетняя девчонка вообще мало что может. Ни коня остановить, ни в избу.

Утром её накрыл зов. Она ушла из дома, накрепко решив больше сюда никогда не возвращаться.

…Он вообще неплохой человек, Валька-то. Можно сказать — цыпа. Но бандит. Тама о нём только хорошее слышала: и Робин Гуд он, и вообще. Однажды Леньку Кибенематика дедовским «шварцмессером» порезал. Они об анимэ поспорили, и Ленька сказал, будто «Унесённые духами» Миядзаки — это мура для баб. Ну ерунда, правда? С «Унесёнными ветром» перепутал.

Ленька провалялся в больнице два месяца. А Валентина с тех пор уголовники прозвали «Миядзаки».

Комната, куда ушёл Димур, выглядела бедно. Радужное зеркало на стене, тюфяк, компьютерный стол с помигивающим лампочками кибернетическим монстром, этажерка, вся уставленная разномастными шахматными конями.

— Стой на месте, гил, — не оборачиваясь, приказал Димур. — Ты и так зашла далеко.

«У него что, глаза на затылке?» — удивилась Тама.

Димур подошёл к компьютеру и отщёлкал на клавиатуре сложный ритм. Радуга сошла с зеркала, открывая чёрное закатное небо и витые шпили замка. От неожиданности Тама ахнула.

Димур размахнулся и швырнул чеснок в зеркало. Пробив невидимую границу, тот расправил крылья и нетопырём умчался к замку.

— Цы-ыпа… — только и смогла сказать Тама.

— Вот твоя награда, гил. — Димур протянул девушке пачку денег и блюдце со щепоткой крупной сероватой соли. — Выйдешь отсюда, не оглядывайся. Соль господа разъест твою память, я-человек говорю. Ты проживёшь счастливую жизнь.

— Нет.

— Почему?

— Не хочу. — Тама демонстративно уселась на пол. — Не хочу я счастливой жизни. Думаешь, пнул под зад и все, да?! А вот фиг тебе. — И добавила устало: — Мне некуда идти.

— Почему, гил?

Тама вздохнула и призналась:

— Я слабая. Я у одного мерзавца в… в… — она поискала слово, но не нашла, — в общем, он на меня глаз положил. И все. Парни как чумную обходят. Один вообще без вести пропал — в день святого Валентина. Понимаешь? — Она на четвереньках подползла к Димуру и схватила его за руку. — Слушай… Ты не хочешь учить, ладно. А может, — она с надеждой кивнула в сторону зеркала, — там научат? Мне сила вот так нужна!.. Валент, он ведь никто и звать никем!.. Но живёт как заговорённый. И все его боятся. А я — ненавижу! Сильнее жизни ненавижу!!!