На грани счастья - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 20
- Предыдущая
- 20/51
- Следующая
— Какая разница! Я все равно буду сюда только спать и мыться приходить. Главное — тут пешком пять минут.
Власов представил Катю Антону Ивановичу, остальному медперсоналу, и они пошли в палату к Дашке. Он знал, какой шок испытает Катя, увидев сестру, но она, молодец, быстро справилась, да и он помог, попросил ее выйти ненадолго. Придвинул стул к самой койке, наклонился совсем близко к Дашке:
— Я уеду сейчас. Приеду на следующей неделе. Денька через три тебя переведут в другую палату. Там можно пользоваться телефоном, я его Кате отдам, в нем твоя симка. Буду звонить тебе часто.
— Тебе же некогда болтать, Власов, зачем часто звонить? — Она смотрела на него внимательно синими глазищами, казавшимися на исхудалом, побитом лице огромными.
— Я не буду болтать, буду слушать твой голос, — пояснил он. — Сейчас я тебя поцелую и уйду, а ты мне пообещаешь хорошо себя вести и выполнять все назначения врачей.
— Зуб на выброс! — поклялась Дашка.
— Мне кажется, что с тебя более чем достаточно травм, оставим зубы на месте, — усмехнулся Власов.
И медленно, очень осторожно поцеловал ее в губы, продлив немного поцелуй.
Для Дашки потянулись долгие часы преодоления. Первые несколько суток ее держали на серьезных обезболивающих, поэтому она почти не чувствовала ни боли, ни тела — засыпала, просыпалась, снова засыпала. Катюха находилась рядом постоянно, ухаживала, старалась шутить, как можно больше отвлекать.
— Дашка, давай, что ли, в города поиграем? — бодро предлагала сестра.
— Улан-Удэ, — сразу высказалась Дарья.
— Почему Улан-Удэ? — рассмеялась Катька.
— Там сейчас хорошо, холодно и просто чтобы ты отстала.
— Ну надо же чем-то занять твои мозги! — тормошила ее сестра.
— Почитай вслух политэкономию, я засну сразу же, — выдвигала вариант занятости мозгов Дарья.
Ей было нестерпимо жарко, она плавилась под гипсом, в простынях кроватных, и, хоть боли сильной не чувствовала, все тело ныло и стонало. Ей было тошно, немного страшно, и она вредничала.
Через три дня Дарью перевели из палаты интенсивной терапии в реабилитационную палату, в которой лежали еще две женщины. Власов по телефону настаивал на одиночной палате, но она отказалась: зачем, так веселее будет.
Даше назначили другой режим обезболивания. И вот тут-то пришла и закрепилась надолго дикая боль, такая, что порой темнело в глазах и зубы скрипели. Она терпела, старалась бороться, не замечать и все порывалась двигаться, переворачиваться, ну хоть садиться для начала.
Власов звонил, как и обещал, каждый день, первый раз через двадцать минут после того, как ее перевезли в другую палату:
— Ну, как ты там?
— Как попавшая в аварию, — пробурчала она.
— Капризничаешь? — понял Власов.
— Жарко, тошно, танцевать хочется, — пожаловалась Дашка.
— Завтра там у вас видео поставят, смотри комедии и мультики, отвлекайся.
Он звонил по два раза в день, знал расписание ее процедур и режим дня. Они разговаривали недолго, иногда Даше приходилось прилагать огромные усилия, чтобы он не услышал боли в ее голосе. Он все рвался приехать, но никак не получалось, а Дашка только радовалась этому обстоятельству.
Ей совсем не хотелось, чтобы он видел ее такую — больную, некрасивую, терзаемую болью, с искусанными губами. Она бы и Катьку отослала от себя, но сестра слышать не хотела ничего об этом и даже немного с ней поругалась.
День на пятый после перевода ногу с вытяжки сняли, и Дашка старалась хоть как-то двигаться под возмущенные Катькины причитания и молчаливое одобрение Антона Ивановича.
Она плохо спала ночами, когда начиналась самая трудная, грызущая, изматывающая боль. И тогда начинала перебирать воспоминания, убегая и прячась в них от страха, тяжелой боли и накатывающей волнами безысходности.
— Дашка, я не успеваю к началу! — позвонила ей Катька, когда прозвенел уже третий звонок, приглашающий зрителей в зал. — Тут неожиданно такой снег повалил, движение просто встало! По «Авторадио» сказали, что встала вся Москва! Я, если выберусь из пробки, наверное, домой поеду!
— Езжай! — недовольно пробурчала Дарья. Она бы и сама с удовольствием поехала домой!
Но Катька, сестра дорогая, ей плешь проела этим спектаклем, уговаривала, билеты заранее доставала. И Дарья, с утра одевшись в вечерний наряд, прихватив с собой туфли к нему, прямо с работы отправилась в театр.
Поддерживая в себе недовольство, спектакль не заценила в должной мере, немного посмеялась в особо удачных местах, а ближе к антракту притомилась от шумного и перенасыщенного действия на сцене и пошла в антракте в буфет в надежде выпить чаю.
Долго выбиралась со своего места — кто-то затормозил движение в конце ряда, и все стояли и ждали — и, добравшись в буфет, обозрев очередь, решила, что бог с ним, с чаем, не стоять же очередину такую из-за него. И уже уходила, когда кто-то громко ее окликнул.
Она обернулась, поискала взглядом, кто это мог быть, и сильно удивилась, поняв, что ее позвала Юля Байкова. Она стояла у буфетной стойки в очереди и махала ей рукой.
Дашка с безнадежной какой-то досадой подумала, что для полной обоймы ей как раз общения с Юленькой и не хватало! Ну, чтоб наверняка уж все плохо!
Но, как говорится, поздняк метаться, не сообразив сразу, что лучше ретироваться, сделав вид, что не услышала, она уже автоматически махнула рукой в ответ и только потом поняла, что попала.
Пришлось пробираться к Байковой. Навстречу из буфета выходила компания, и Дашка, пропуская их через узкий проход между столиками, посмотрела в сторону Юльки и заметила стоящего у нее за спиной мужчину.
У Дарьи вдруг почему-то зазвенело под коленками, и она перепуганно как-то подумала: «О господи!»
И больше ни единой мысли в опустевшей почему-то голове не проклюнулось. Она что, испугалась?
По ощущениям вроде нет!
Потрясение чувствовала: «Откуда, какое, с какого боку и почему? Непонятно».
Она присмотрелась внимательнее через плечо последнего проходившего перед ней человека. Мужчина возвышался сзади Юльки, выглядывающей Дарью среди людей, на целую голову. Темные, почти черные волосы, скучающее выражение лица, черты которого с такого расстояния подробно не рассмотреть.
Но что-то в его облике вызывало у Дарьи коллапс в голове, слабость в коленях и сбой сердечного ритма.
«Дура!» — обругала она себя, возвращаясь в разум из временного не пойми чего, перевела взгляд на Юльку, махнула ей в ответ и больше на мужчину старалась не смотреть.
Когда Дашка с ходу что-то шутливое ответила Юльке на ее идиотский вопрос, мужчина сделал некое движение корпусом, как бы собираясь защищать ее, и Дарья испытала такое неприятное, горькое разочарование!
Следом за которым, как чугунная плита, навалилась усталость сегодняшнего дня.
Теперь уж она вообще на него не смотрела, убедившись, что они вдвоем, обращалась только к Юльке и не помнила, о чем они говорили. Но когда Юлька представила их друг другу, Дашка на мгновение встретилась с ним взглядом и…
«О господи!» — снова тюкнуло в голове, как заевшая старая пластинка.
Высокий, сухощавый, лет за тридцать пять, темные, слегка вьющиеся волосы, с нитками седины, нос с горбинкой, чувственные губы с намеком на снисходительную улыбку правым уголком, волевой подбородок и серо-голубые с металлическим отливом глаза.
У нее возникло ощущение, что она его узнала, некое иное чувство узнавания, не так, как человека, которого когда-то точно видел и пытаешься безуспешно вспомнить, где и при каких обстоятельствах.
Этого Игоря Николаевича, как представила его Юлька, она не видела никогда. Уж это точно!
Несколько застопорившихся мгновений они пробалансировали в перекрестье взглядов, как перед озарением, когда ты совсем близко, на грани понимания того, что тщетно пытался понять, но Юлька что-то сказала, и момент растаял легким дымочком. И Дашка, чувствуя неловкость перед самой собой, поспешила смыться.
- Предыдущая
- 20/51
- Следующая
