Грант вызывает Москву. - Ардаматский Василий Иванович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/90
- Следующая
Не дожидаясь приглашения, он сел на стул и, внимательно смотря на Релинка, спросил:
— С кем имею честь разговаривать?
— Здесь обычно первый спрашиваю я, — улыбнулся Релинк, уже предвкушая интересный и сложный кроссворд.
— Моя фамилия Савченко, Илья Ильич Савченко. Но это ровным счетом ничего вам не говорит.
— Начальник СД доктор Шпан, — назвал Релинк не свою фамилию.
— Почему же вы принимаете меня не в своем кабинете? — спокойно спросил Савченко.
— Разве суть разговора может зависеть от мебели? — в свою очередь спросил Релинк.
— Ну, а все же?
— Вы пришли в учреждение, где я могу позволить себе фантазию принимать людей в любом из кабинетов. И вам не кажется, что мы начали разговор не самым деловым образом?
— Кажется, — согласился Савченко и неторопливо достал из кармана коробку папирос и спички.
— Я не курю, — сухо заметил Релинк, и это была его первая проба собеседника на характер.
Поискав глазами пепельницу и не найдя ее, Савченко положил погашенную спичку в коробку с папиросами.
— Я пришел к вам… по указанию украинской националистической организации, — многозначительно сказал он, шумно раскуривая отсыревшую папиросу.
— Что за организация? — вяло поинтересовался Релинк.
Савченко, не глядя на него, удивленно поднял брови:
— Вам известна такая фамилия — Бандера?
— Да.
— То, что вы находитесь на территории Украины, тоже, надеюсь, вам известно?
— Безусловно.
— Это автоматически освобождает меня от объяснения, какую организацию я представляю.
— Но в вашей организации, я знаю, есть какие–то разветвлении, оттенки, нюансы. И вот в этом, признаюсь, я еще не успел разобраться, — ответил Релинк.
— Видите ли, это не совсем верно, — огорченно сказал Савченко. — Разветвления, или, как вы говорите, нюансы, существуют, к сожалению, только в нашем заграничном руководстве, где, кроме подлинного вождя Украины Бандеры, бьются за власть и за место возле украинского пирога различные деятели рангом пониже и умом победнее. А здесь, на месте, мы абсолютно едины в нашей любви к Украине и в нашей ненависти к коммунистам. До первых дней войны я находился во Львове, а затем, согласно приказу Бандеры, прибыл сюда, чтобы возглавить местную организацию и установить с вами деловой контакт. Моя область — весь юг Украины. Мы не торопимся и не хотим торопить вас. Мы понимаем, что первая ваша задача — расчистить город. Но сегодня мы решили, что уже сейчас можем быть вам полезны. С тем я и пришел. Должен извиниться, что пришел в поздний час, но нужна осторожность.
— Понимаю, понимаю, — рассеянно проговорил Релинк, вспоминая в это время все, что говорили ему в Берлине по поводу использования украинской националистической организации. А говорили ему, что публика эта может быть и полезна и опасна. Их ненависть к Советам, ко всему, что идет от Москвы, следует использовать, но нужно всегда помнить, что они хотят с помощью немецкой армии стать во главе самостийной Украины, а это, кроме как им самим, никому не нужно. Так что контакт с ними следует поддерживать и извлекать из этого максимум пользы, но подпускать их к власти нельзя. Им даже не надо давать на этот счет никаких конкретных обещаний. Максимум — участие в органах местного управления.
— Могу ли я знать численность вашей организации? — спросил Релинк.
— Все украинское население города. Но точнее об этом позже и вообще все организационные вопросы — позже. Сегодня я явился к вам с одним совершенно конкретным делом.
— Слушаю вас.
— Вы знаете о том, что местный горком партии оставил в городе хорошо вооруженное подполье?
— Во всяком случае, думал об этом, — равнодушно ответил Релинк.
— По нашему мнению, вы должны уже не думать, а действовать. Мои люди обнаружили в городе больше десятка оставленных здесь коммунистов, сменивших не только место работы, но и все свое обличье… — Савченко выжидательно замолчал.
— Дальше, — попросил Релинк.
— Я ждал, что вы спросите фамилии и адреса этих коммунистов, — улыбнулся Савченко.
— Это мы узнаем сами, — небрежно обронил Релинк.
— Не сомневаюсь. — Савченко затянулся дымом папиросы и добавил: — Но если у вас возникнут трудности, мы поможем, только скажите.
Релинк выругался про себя. Черт его дернул самому отрезать возможность сейчас же спросить фамилии оставшихся в городе коммунистов.
А Савченко в это время думал о том, что его собеседник, пожалуй, не так уж хитер и легко впадает в фанаберию. Он собирался уже сегодня парочку фамилий обменять на кое–какие привилегии для членов своей организации, а дело явно затягивалось.
— Что у вас ко мне еще? — спросил Релинк.
— Мне хотелось бы еще только высказать пожелание, чтобы вы и другие оккупационные власти при подборе работников для различных целей делали некоторое предпочтение нашим людям. Только и всего.
— Лично я это обещаю, — заявил Релинк. — Что же касается других оккупационных институтов, вам, вероятно, придется установить контакт и с ними.
— Мне этого не хотелось бы делать. На этот счет желательна ваша авторитетная рекомендация. Вы могли бы, например, сообщить мой адрес кому надо, тогда я знал бы, что назревающий контакт вами одобрен. Словом, пока мне хотелось бы иметь дело только с вами.
— Я подумаю об этом, — ответил Релинк. — Прошу ваш адрес, а заодно и документы, подтверждающие ваши полномочия.
Савченко неторопливо вынул из кармана аккуратно сложенную бумагу и протянул ее Релинку.
Это оказался вполне официальный документ, подписанный самим Бандерой и на его личном бланке. В нем было даже обращение к немецким оккупационным властям «оказывать Савченко И. И. всяческое содействие в выполнении им высокого национального долга».
Релинк вернул документ.
Савченко сказал:
— Мой адрес: Первомайская улица, двадцать девять, спросить Евдокию Ивановну.
Релинк записал адрес и поблагодарил Савченко за полезный визит.
— Я хотел бы, перед тем как попрощаться, внести в наши отношения дополнительную ясность и для этого говорю: до свидания, господин Релинк, — с любезной улыбкой сказал Савченко.
Релинку ничего не оставалось, как тоже улыбнуться и сказать:
— До свидания, господин Савченко.
В кабинет заглянул Брамберг, он без слов спрашивал, как поступить с посетителем.
— Выпусти его и сейчас же вернись ко мне, — распорядился Релинк.
Вернувшийся Брамберг уже понимал, что в чем–то провинился, и преданно смотрел в глаза Релинку.
— Откуда он узнал мою фамилию? — холодно спросил Релинк.
— Когда я сказал ему, что вы сейчас приедете, он спросил, как вам обращаться. И я сказал ему: «господин Релинк», вот и все.
— Осел! — тихо произнес Релинк. — Запомни этот случай на время, что я еще буду тебя терпеть.
— Запомню, — четко произнес Брамберг. — Я могу идти?
— Машину к подъезду, — приказал Релинк.
— Уже стоит.
— Тогда иди к черту!
— Слушаюсь, пошел. — Брамберг круто развернулся и, печатая шаг, направился к дверям.
Глава 13
Оккупанты цепко брали в свои руки все, в том числе и тех, кто остался на заводе. Немецкие специалисты за редким исключением хорошо знали дело и зорко следили за работой русских. Все заводские инженеры, а их в конце концов набралось около десятка, работали бок о бок с немецкими. В этих условиях саботаж почти исключался, он был бы немедленно обнаружен, тем более что новые хозяева завода ждали саботажа и были настороже. Для Шрагина же видимость его добросовестной работы была единственной возможностью прочно закрепиться и легально жить в городе.
Адмирал Бодеккер запомнил его с первой встречи и затем убедился, что он знающий инженер и умный человек. Однажды после совещания специалистов адмирал попросил его остаться.
— У меня для вас интересное предложение, — сказал Бодеккер, поглаживая ладонью седой ежик волос. — Мне нужно, чтобы у меня под рукой всегда был русский инженер, который являлся бы унформером, преобразующим немецкую инициативу и энергию в русскую и наоборот, причем в масштабе всего подчиненного мне Черноморского бассейна. Идеально, чтобы унформер хорошо знал, как вы, немецкий и русский языки. Что вы скажете?
- Предыдущая
- 21/90
- Следующая
