Пять Колодезей - Азбукин Борис Павлович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/39
• Следующая

Валька, обрадованный тем, что легко отделался от грозившей ему расправы, и желая задобрить Федьку на будущее, охотно принялся выкладывать все накопившиеся за день новости.

Закат полыхал над тихим вечерним морем. Красный шар уже коснулся края воды и начал медленно погружаться, зажигая на поверхности моря тысячи рубиновых искр. Скалы Черного мыса сначала порозовели, а затем сделались лилово-багряными. Вот уже на горизонте осталась лишь небольшая огненно-красная коврижка, но и она с каждым мгновением сплющивалась и опускалась и наконец, сверкнув в последний раз, скрылась под водой.

Начало быстро темнеть. Валька заторопился. Ему еще нужно было поужинать, а потом бежать в лагерь — заступать на вахту.

— Так ты смотри ничего об этом не сказывай, — предупредил его Федька, вставая. — Пусть они сами додумываются.

— Ладно, не скажу, — пообещал Валька.

— То-то…

Федька сделал вид, что поверил, и, довольный, побрел к дому.

К вечеру ветер стих. Степь замерла в душной истоме. Над морем тлела рябиновая полоска зари, становясь все уже и бледней. Быстро подкралась и спустилась южная ночь.

Пашка подбросил в жаркий проворный костерчик сухой травы. Взвившееся пламя осветило Степу, который пристраивал на камнях котелок, и бросило красные отблески на палатку и шалаш, откуда доносился шорох соломы. Там Митя и Санька готовили себе постели. За палаткой в темноте шагал Валька, вступивший на вахту. Все успели уже сбегать на море, смыть с себя грязь, поужинать дома и теперь готовились к ночевке.

Приладив котелок над костром, Степа вооружился рейкой и, подойдя к колодцу, опустил ее на дно.

— Ты посвети «летучкой», сразу увидишь, сколько воды, — посоветовал Пашка.

— Не учи, сам знаю! — Степа поднес рейку к костру. Конец ее был мокрый ладони на две. — Ведра четыре, не больше, — разочарованно сказал он и отбросил рейку в сторону.

— Все одно больше того, что было, не будет, — сказал Митя, подходя к костру.

— Ты все знаешь, тебе уже все известно! — раздраженно ответил Степа.

— Подождем до утра, — успокаивал ребят Пашка. — Времени еще много.

— Жди не жди, а больше не натечет. Колодец ведь маленький, — доказывал свое Митя, — ей и поместиться-то негде.

— Да замолчи ты! Пророк какой нашелся, — не утерпел и Пашка. — Каркает и каркает, как тогда на море. Дед Михей и тот не знает, а он, вишь, все знает. Задавака! Вот ка-ак дам!

— Перестань, Пашка! — вступился Санька.

— А что он все скулит — «не будет», «не натечет». Вот назло ему возьмет и натечет больше, чем раньше. Тоже предсказатель нашелся! — Пашка швырнул в огонь кусок помета, и искры снопом взметнулись вверх.

Валька стоял в темноте за палаткой и слушал, как разгорается спор. Язык у него давно чесался от нетерпения. Уж он-то знал, что нужно сделать, чтобы в колодце прибавилось воды. Но ведь он дал слово Федьке! Ну, а если сказать? Тогда все получится очень здорово. Выйдет, что он, Валька, выручил всех, придумал замечательную штуку.

Валька обошел весь лагерь, вернулся и опять прислушался к спору.

— А если воды не прибавится, возьмемся за другой колодец, — говорил Степа. — А найдет дедушка третий — и третий откопаем.

— Правильно! — поддержал Пашка. — В других колодцах небось побольше воды найдем.

Валька вышел из темноты. Молчать он больше не мог.

— Зачем же копать, когда и в этом можно собрать воды пропасть, — сказал он с таинственным видом.

— Какой ты шибкий! Попробуй-ка, собери, — возразил Санька.

— Скажут собрать — и соберу.

— Чего ты суешься? Кто тебе разрешил с поста уходить? Забыл о дисциплине? — повысил голос Пашка. — Ты знаешь, что за это бывает? Под арест за нарушение…

— Ну, как хочете. Тогда ничего не скажу. — Валька скрылся в темноте.

— Да подожди ты! Тоже вздумал — под арест… Что мы тут, в солдатики играем?! — запротестовал Степа. — Тут такое дело решается, а ты не даешь ему слово сказать. Говори, Валь, как бы ты собрал?

Валька подошел к костру, придерживая рукой ремень от Степиного автомата, закинутого за спину.

— А так бы и собрал, как другие собирают, — сказал он. — Тут в одной деревне под Керчью тоже колодец выкопали, а воды в нем мало. Тогда они раскопали дно поглубже, и теперь у них воды вдоволь.

— Врешь! Откуда ты знаешь? — покосился на него Митя.

— Мне отец сказывал, — не моргнув, ответил Валька. — Провались я на этом месте!

— «Врешь, врешь», — передразнил Пашка Митю. — Только себе и веришь. Валька верно сказывает. Ты знаешь, что было в Камышанке? — обратился он к Степе.

— Что?

— Когда там не было еще ставка, каждый колхозник копал себе в балке ямку-колодец и из нее воду черпал. Вся балка изрыта ямками. И дядя Ефим копал. Он завсегда делал себе поглубже и поширьше, поэтому и воды у него натекало больше, чем у других. И тут, с нашим колодцем, то же самое.

Санька подтвердил рассказ Пашки.

— Тогда давайте раскопаем наш колодец! — Степа вскочил на ноги. — А к утру вода уже натечет.

— Давай! — загорелся и Пашка. — Если кубометр выкопаем, то знаешь сколько воды прибудет? Сто ведер, целая тонна!

— А завтра еще подкопаем, — поддержал и Санька.

Степа бросился к палатке зажигать «летучку». Пока он там возился, Пашка уже опустил ведро в колодец.

— Ребята, и я с вами. Это ж я предложил! — крикнул Валька.

— Не рыпайся, ты на вахте стоишь, — осадил его Пашка.

— Мне уже пора сменяться. Теперь Митькин черед.

— Когда сменишься, тогда и будешь копать вместе с Санькой, — успокоил его Степа. — А сперва мы.

Митя укоризненно поглядел на ребят.

— Ведь дедушка говорил — не трожьте, а вы все по-своему… — сказал он. — Может, нельзя копать, может, хуже будет.

— «Может, может». Опять сдрейфил, — отмахнулся от него Пашка.

Валька отбил «склянки». Мите пора становиться на вахту. Он, ворча, поднялся с земли, взял у Вальки автомат и перекинул ремень через плечо.

— Ну, если что случится, то перед всем колхозом ответите, — предупредил Митя и скрылся в темноте.

Пашка и Степа вычерпали из колодца всю воду. Набралось лишь пять ведер. Степа спустился вниз и при свете «летучки» начал раскапывать влажное илистое дно. И опять, как и в первый день работы экспедиции, его душа была полна светлой радости, веры в успех своего дела.

Взошла луна, и степь как зачарованная замерла в матово-голубом сиянии. Усталая и притихшая, она нежилась в ночной прохладе, сонно дыша сытными запахами созревающих хлебов и нежными ароматами увядшей лаванды.

Покой… Тишина… Только в одном уголке степи долго еще мигал огонек костра, слышался скрип колодезного ворота и приглушенные ребячьи голоса.

Небо на востоке уже стало стеклянно-зеленым и подрумянилось у края земли; порозовели шлемы скифских курганов и звучно перекликались перепела, когда мальчики забрались в шалаши и палатки.

Степа, не сбросив даже ботинок, растянулся на соломе и тут же уснул. Чуть приметная улыбка порою блуждала на его усталом, но счастливом лице.

За палаткой послышался голос Любаши. Как не хотелось вставать! Казалось, прошло лишь мгновение с тех пор, как они легли. Не открывая глаз, Пашка повернулся на другой бок и опять уснул.

— Степан! Павел! Вставайте же!

На этот раз был голос деда Михея. Пашка не пошевелился, а Степа приподнялся на локте и попытался открыть глаза, но не мог. Они точно слиплись.

— Да идите ж сюда! — раздраженно крикнул пастух.

— Сейчас! — Степа протер глаза и толкнул в плечо Пашку. — Вставай, дедушка зовет! — Он первым выбрался на четвереньках из палатки и зажмурился: солнце ослепило его.

— Это вы тута дно пораскапывали? Ась?

Степа открыл глаза и увидел по ту сторону колодца старика, Любашу и Фомку. Дед Михей стоял без шляпы, весь какой-то встопорщенный, сердитый. Лицо Любаши казалось расстроенным, и только Фомка был невозмутим. Глаза его, как всегда, блестели неистребимым любопытством.

• Предыдущая
• 32/39
• Следующая