Пять Колодезей - Азбукин Борис Павлович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/39
• Следующая

Федька грыз початки и обдумывал, что ему предпринять. Давно осталась позади могила десантников, скоро уже каменоломня, а в голову ничего путного не приходило.

У каменоломни — он знал — самый пустынный, нелюдимый уголок берега. Даже в воскресные дни, когда пляж кишит народом, когда всюду слышны голоса, смех, здесь тишина и безлюдье. И поэтому Федька был очень удивлен, когда вдруг увидел за камнем незнакомого мужчину лет тридцати. Он, как видно, уже выкупался, так как сидел на песке и надевал коричневые туфли. Рядом лежал туго набитый рыжий портфель. Решив, что это кто-нибудь из районного начальства, Федька спрятал в карман наполовину обглоданный початок и прошел мимо.

— Эй, мальчик, у тебя спичек нет? — окликнул его низким, сиплым голосом мужчина.

Федька остановился, пошарил в кармане и, найдя коробок, протянул его. Мужчина вытащил сигарету с золотым ободком на конце, чиркнул спичкой и с жадностью несколько раз подряд затянулся.

Хлыст дожевывал кукурузные зерна и без стеснения разглядывал незнакомца. Он весь был какой-то темный: лицо смуглое, волосы и сросшиеся брови — черные, а глаза карие, острые и какие-то прилипчивые. Коричневый костюм его Федьке не понравился: материал не гладкий, а шершавый какой-то, весь в узелочках. Зато туфли — это вещь: шикарные туфли на толстенной светлой каучуковой подошве. Таких туфель Федька ни у кого еще не видал.

— Что у тебя там? — Взгляд незнакомца остановился на оттопыренной пазухе.

«Ох, и набьет же мне морду! — подумал Федька. — Может, отдать ему? Не будет хоть приставать и расспрашивать, где рвал».

— Это початки. Хочете, дам попробовать? — предложил он.

— Не откажусь.

Федька полез за пазуху, взял два початка, но, подумав немного, один, что побольше, оставил, а другой, поменьше, отдал. Тонкие пальцы мужчины с удивительным проворством сорвали тугие листья и очистили зерна от изумрудных волокон.

— Хорош! Сочный, — похвалил он, грызя молочные зерна. — Тебя как звать-то?

— Федька… Федька Хлыст.

— Вот что, Федя, у тебя их много?

— А что? — Федька потрогал рукой вздувшуюся пазуху. — Штук десять, а то и поболе.

— Ты не продашь их мне? А?

Продать? Неожиданно разговор принимал довольно приятный оборот. Заработать на дармовщинку Федька был не прочь. Тем более, что сам он уже наелся, и оставшиеся початки все равно пришлось бы выбросить или где-нибудь спрятать.

Когда речь заходила о «купить-продать», Федька придерживался правил — не спешить. Он знал немало способов, как набить цену и не продешевить. Скрывая удивление и радость, он изобразил на лице невозмутимость и безразличие.

— Чего ж, можно и продать, — как бы нехотя ответил он, всем своим видом давая понять, что в деньгах не нуждается, но в то же время прикидывал в уме, сколько бы ему запросить. — Рубль дадите? — выпалил Федька и посмотрел, какое впечатление произведет на покупателя такая невиданно высокая цена.

Но на лице мужчины не отразилось ни изумления, ни гнева. Он вытащил бумажник, в одной половине которого Федька заметил несколько сторублевок, а в другой пачку синих и зеленых бумажек. При виде такого богатства глаза Федьки сверкнули. «Эх, растяпа, — ругал он себя, — надо бы с него рубля два сковырнуть».

— Держи! — Мужчина протянул новенькую трехрублевую бумажку.

Федька замялся.

— У меня ж сдачи нету, — хитрил он, нащупывая в кармане тряпку, в которой были завязаны восемь рублевок — его недельная выручка за воду.

— Ладно, бери. Это тебе и за початки и за спички, если мне оставишь.

От такой щедрости у Федьки захватило дух.

— Берите, берите! У меня еще есть, — соврал он.

Сложив початки на песок, Федька сел рядом и, опустив руку в карман, засунул бумажку поглубже. Незнакомец тем временем обгрызал второй початок и разглядывал Федькины синяки.

— Это кто ж тебя так разукрасил?

Обрадованный привалившей удачей, Федька забыл было обо всех невзгодах, но этот вопрос заставил вспомнить о неприятностях.

— Это меня Степка городской, — хмурясь, ответил Федька. — Он с отцом приехал в эмтээс.

— За что ж он тебя?

— А так…

— За «так» не бьют. Видно, ты его первый стукнул?

— Да нет… он первый.

Мужчина грыз початки и расспрашивал. Федька заметил, что он проявляет особый интерес к найденному на пастбище колодцу.

«Чего он выспрашивает? Еще возьмет и донесет в милицию, что я колодец засыпал». При этой мысли холодные мурашки забегали по Федькиной спине, и он поспешил заверить незнакомца, что он здесь ни при чем, что это все Артюха, который чуть ли не силой заставил его засыпать колодец. И Федька поторопился перейти ко второй половине рассказа — о самой драке. Теперь мужчина слушал, не перебивая, и только когда Федька стал бессовестно привирать, стараясь изобразить все в более выгодном для себя свете, он недоверчиво усмехнулся:

— А все же ты ему поддался?

— Это я-то поддался? Гы-ы! Да я ему так надавал, что он век помнить будет.

— А все-таки фонарики он тебе здоровые привесил.

— Вы думаете, я ему это позабуду? Да я этого Степку в другой раз задавлю! — воскликнул Федька. — Я его, как гниду к ногтю — чик, и готово!

Собеседник промолчал, закурил новую сигарету и задумчиво посмотрел на огненную дорожку на море, которая становилась все длинней и длинней.

Когда Федька кончил рассказ, мужчина повернулся к нему.

— Такой колодец, брат, — дорогая находка. Беречь его надо, особенно дно.

— А что там на дне? — встрепенулся Федька.

Мужчина пристально посмотрел в его хитрое лицо, точно желая понять, почему он вдруг так насторожился.

— Как тебе сказать, — с расстановкой продолжал он, словно обдумывая что-то. — Дно-то в колодце затянуто илом и клейкой глиной. И стоит только чуть ковырнуть его, тогда…

— Что тогда? — нетерпеливо перебил Федька.

Острый взгляд незнакомца вновь остановился на его лице. Федька заерзал и, словно опасаясь, что могут прочесть его мысли, стал смотреть на море.

— Если повредить дно, то колодец пропал: вода уйдет в землю.

Удивление и недоверие отразились на Федькином лице.

— Да нет… Это вы так, понарошку!

— Зачем же нарочно? Я таких случаев немало знаю. — Мужчина встал и начал стряхивать с себя песок.

Солнце уже садилось, когда Федька подходил к селу. Весь обратный путь он думал о встрече с незнакомцем, и у него созревал план действий. Теперь он знал, как отомстить ребятам.

Идя берегом моря, Федька приглядывался к возившимся на песке и в воде мальчишкам. Многих невозможно было узнать: так они перемазались килом — мыльной глиной, что похожи были на лягушат; у некоторых на голове красовались пышные уборы из утиных и гусиных перьев.

Федька прошел уже половину пляжа, когда наконец увидел Вальку, который прыгал на одной ноге, засовывая другую в штаны. Федька окликнул его. Валька вздрогнул и оглянулся, а в следующий миг подхватил с земли пояс и бросился бежать, держа в руке пустую штанину.

— Не бойсь! Я бить не буду! — крикнул вдогонку Федька.

— Врешь? — Валька остановился, настороженный и недоверчивый, готовый в любую минуту задать стрекача. — Поклянись, что не тронешь.

— Холера меня задави, если я брешу. Я с тобой мириться хочу, — как можно вкрадчивей сказал Федька. — Больше никогда драться не буду.

— Ну ладно, — сказал Валька, решив про себя, что лучше жить с Федькой в ладу, чем каждую минуту подвергаться опасности получить от него оплеуху. — Говори, чего тебе нужно?

— Ничего. Я просто так.

Федька хитрил. Он хорошо знал, что ему нужно. Валька не умел хранить ни своих, ни чужих тайн. Какие бы клятвы с него ни брали, какой бы жестокой карой ни грозили, он не мог удержаться, чтобы не выболтать их. Вот на эту-то Валькину слабость Федька теперь и рассчитывал.

— Ну как там у вас, в экспедиции? Много воды нашли? — спросил он небрежным тоном и сел на круг рыбацкого каната.

• Предыдущая
• 31/39
• Следующая