Лысая голова и трезвый ум - Костин Сергей - Страница 43
- Предыдущая
- 43/81
- Следующая
Знать не такие уж длинные руки у нашего капитана Угробова.
Ногой выбиваю хлипкую фанерную дверь с белым оскалившимся черепом. Нас предупреждать не надо. Мы и так знаем, что до смерти два-три, а то и все четыре шага.
Очередной коридор с плохим освещением.
Несколько закрытых дверей. Из добротного металла с заклепками. Замков нет. Одна узкая щель для секретных карточек. Налегаю плечом, в молодых лейтенантах силы много, но ничего не получается. Двери крепки, плечи слабы.
Баобабова щелкает языком и гордо демонстрирует перед носом карточку допуска.
— У уборщицы позаимствовала, — улыбается она, засовывая карточку в щель первой двери. Железо отъезжает в сторону, открывая внутренность помещения.
— И как это называется? — ахает Баобабова.
Протискиваюсь между бронежилетом и косяком. Ахать не ахаю, но рот от удивления открываю.
Это называется — джунгли.
Прямо к дверям подбираются лианы. До эвкалиптов подать рукой. В нос ударяет одурманивающий запах цветов. Далекое солнце красит нежным пурпурным светом далекий горизонт. Порхают бабочки неземной красоты. Из кустов широколистного папоротника смотрят на нас внимательные глаза трехметрового бронтозавра. Из зубастой пасти стекает слюна. Неподалеку стая стегозавров отвлекается от разрывания на куски туши с неизвестным названием и с любопытством изучают гостей.
Баобабова в одну секунду оценивает ситуацию как угрожающую национальной безопасности и без лишних разговоров захлопывает дверь.
— Видел, на что деньги народные уходят? Развели тут, понимаешь, зоопарк. Один такой экземпляр вырвавшийся на волю и чрезвычайная ситуация в стране обеспечена. Тоже мне, парк российских динозавров.
Я еще не перевел дух, поэтому ни возразить, ни согласится не могу. Уложится ли в моей голове когда-нибудь мысль, что здесь, в глубине земли, в глухой тундре наши ученые смогли воссоздать удивительный мир доисторической эпохи.
— Вот что, Лесик, — Машка становится серьезной и сосредоточенной. — Наверняка то, что мы сейчас видели, составляют важную государственную тайну. И если кто-то узнает, что мы глаза пялили на то, на что пялить не положено, не сносить нам головы. Ты к пыткам как относишься? Вот и замечательно. При первой опасности я сама тебе череп раскрою.
И правильно сделает. Не для того создан отдел «Пи», чтобы его сотрудники, даже под страхом смерти выдавали секреты страны. Все должно остаться при нас. Главное, спать спокойно. И желательно без снов про голодные большие глаза ящуров.
Следующие двери прапорщик Баобабова вскрывает с максимальной осторожностью. Отворяет двери ровно настолько, чтобы в узенькую щель взглянуть на чужие секреты. Но под напором сильнейшего ветра двери распахиваются на всю ширину.
Бросается в лицо холодная вьюга. Завывает нечеловеческим голосом пурга. Там, за толстыми железными дверьми, снежный мир. Ледяные глыбы растут гигантскими исполинами до самого черного неба. Ураган бушует на необозримом пространстве. Далекая цепочка лыжников, почти уткнувшись в снег, волочет санки. Люди покоряют снежную страну.
— Эй! — со слезами на глазах бросаюсь в завесу пурги. Какие, никакие, а живые люди. Уж лучше замерзнуть в ледяных сугробах, чем сдохнуть в подвалах проклятой зоны.
Прапорщик Баобабова цепко перехватывает меня за пояс, сжимает, удерживая, в объятиях. Затворяет спиной дверь:
— Ничего, ничего, — гладит меня по голове. — Поплачь, дорогой. Поплачь. Легче станет, по себе знаю. Да только нельзя тебе туда. Все это чья-то дьявольская шутка. Не может быть такого. Не на той мы глубине.
— Но они там! Замерзают. Они живые, они борются! — не могу успокоиться. Встречаются еще в нашей жизни слишком впечатлительные молодые лейтенанты.
— А мы что? В финской бане спинки друг другу трем? — кричит Баобабова. Трясет за плечи, вышибает излишнюю сентиментальность. — Нас страна зачем послала? Помнишь? То-то же! И не сметь больше! Иначе!
Я уже знаю излюбленный прием Баобабовой. Свинцовой трубой по голове и нет никаких внутренних переживаний.
— Ладно, — Баобабовские методы воспитания меня никак не устраивают. — Сколько еще у нас дверей? Три? Давай закончим с этим. Обещаю больше баловством не заниматься и не пятнать честь мундира.
Мария, то и дело посматривая в мою сторону, рывком дергает следующую дверь.
В симпатичном, с золотыми орнаментами, кабинете сидит до щемящей боли знакомый человек в строгом черном костюме. Перед ним несколько телекамер. За ним, в окнах, сияют золотые купола далекого города.
— Буду краток!
Баобабова охает и оседает на пол. У меня предательски дергается челюсть, но я натренированным движением отдаю честь.
Человек поворачивается в нашу сторону. Ни один мускул не дрогнул, ни одна бровь не взлетела. Но во взгляде читается красноречивое извинение. Не ко времени мы. Вот в другое время, пожалуйста, заходите, чайку с печенюхами запросто и по-свойски.
— Извините, — нахожу в себе силы и тихо прикрываю дверь. Человек работает, понимать надо.
Минут пять сидим молча. Дышим тяжело. Даже со значением. Патом Мария не выдерживает.
— У меня жилищные условия плохие. Зарплата маленькая. В отпуск не отпускают. Холодильник сломался. Краны текут. Из-под подоконников дует.
— Перестань, Маш, — прошу я, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. — Не услышит он нас. Слишком далеки мы от него. У всех счастье не выпросишь, всем не пожалуешься, всех не пересажаешь.
— Но телефоном мы могли бы воспользоваться?
Вопрос поставлен правильно. Начальство ждет доклада, а мы упускаем, может быть единственный в тайге шанс. Набираюсь смелости, стучусь три раза и, выдержав приличную паузу, дергаю ручку.
Подряд два раза не везет. Кому как не нам, оперативным работникам отдела «Пи», этого не знать. Двери не поддаются. Не помогает даже усиленные удары ногами. Присоединяется Баобабова, которая вспоминает, что два месяца назад у них в доме без предварительного уведомления отключили газ. Все впустую.
— Беда, — сама для себя констатирует Мария и не раздумывая направляется к очередной двери.
— Квартира, свет, зарплата, холодильник, — шепчет она под нос, вставляя карточку доступа в щель.
Одна и та же река не для простых людей. На этот раз нам везет меньше.
Развеваются на ветру конские хвосты. Тяжелыми тучами висит пыль, поднятая тысячами ног. Запах пожарищ забивает ноздри. Солнце заслоняют рои стрел. Черны от копоти крепостные стены. Вытоптанная земля красна от пролитой крови.
— Урра! — визжат тысячи глоток.
— Хрен вам! — слышится со стен.
— Урра! — беснуются наступающие.
— Нам татары не указ! Русский люд Смоленск не сдаст! — дружно скандируют обороняющиеся, сбрасывая на головы татар тяжелые камни.
Взвиваются над пылающим городом двухголовые орлы. Льется на конские хвосты кипящая смола. Славная сеча.
Вздыбливаются на дыбы злые низкорослые кони. Узкие глаза замечают нас. Жужжат стрелы, впиваясь в косяк дверей. Две стрелы застревают в бронежилете Баобабовой.
— Живьем брать русичей! Кожу на барабаны, мясо собакам, шмотки на базар!
Нас замечают и с крепостных стен:
— Наших бьют! — доносится яростный гул. — В полон купцов вербуют!
Огневая мощь укрепленного города перемещается в район дверей. Ориентир один — долговязая фигура прапорщика Баобабовой.
Ждать, пока пронзит своя, русская, стрела, нет сил. Откатываемся с Машкой в коридор. Двери в сумасшедший мир резко хлопают, чем и спасают оперативных сотрудников от неминуемого и позорного рабства.
— Галлюцинация, — нервно хихикает Машка.
Из-под дверей в коридор просачивается красная струйка.
— Психотропное воздействие, — вздрагивая, соглашаюсь я.
Не зря зону в тайге построили. И не зря наши ученые хлебушек кушают. Такие вещи придумали, что любо дорого в щель дверную заглянуть, величием ума человеческого полюбоваться. Допридумывались только до полного отсутствия связи с большой землей и чрезвычайного происшествия на предприятии.
- Предыдущая
- 43/81
- Следующая
