Выбери любимый жанр

Пурга - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 42


Изменить размер шрифта:

42

Появилась относительная хозяйственная самостоятельность. Шурупов сдал часть музея под книжный магазин, доходы же пускал на поддержание здания и экспозиции. Возродилась надежда на продолжение поисков обоза, если повезет со спонсором или филантропом, коих в силу цены на баррель заметно прибавилось. Для поддержания тонуса он стал обливаться по утрам холодной водой.

И, главное, теперь он не бухал в одиночку. Увидел как-то на здании бывшего дома пионеров рекламный плакат «Застолье по телефону». Заинтересовался. Позвонил. Представился псевдонимом. Саморезов Олег Иванович. Нарвался на гнусавого собутыльника с редким отчеством Арнольдыч. Неплохой оказался мужик. Поболтали, выпили, поспорили на политические темы. Еще выпили. Затронули искусство, коснулись женщин. Время пролетело незаметно. Через неделю позвонил снова. И вскоре стал постоянным клиентом. Требовал только Арнольдыча. Набивался на очную встречу, но не уговорил. Якобы у того инструкция. В конце месяца пришел телефонный счет. Можно было упасть в ножки спонсорам, но это дела не музейные, а личные. Нельзя нарушать кодекс чиновника. Продал дедушкин полевой бинокль. Все равно висел без дела. Больше с Арнольдычем не пил, но частенько поминал добрым словом.

Личная же жизнь оставалась перманентно-скучной. Случайные связи с приезжавшими в командировки научными сотрудницами или местными краеведками не радовали полноценными чувствами, а лишь слегка удовлетворяли плоть. Отважиться на серьезный роман Михаил Геннадьевич так и не смог. Увы, не все юноши превращаются в мужей, хоть и отпускают бороду.

На последний день рождения Кефир подарил ему спутниковый навигатор. Мол, подарок со смыслом — чтобы побыстрее найти спутницу жизни. Машины у именинника не было, и навигатор пылился без дела. Не в сортир же маршрут прокладывать.

Завел кошку, чтобы по вечерам было с кем разговаривать. Кошка оказалась вредной, разговаривать не желала, а обои ободрала капитально.

Месяц назад, скучая в кабинете, он залез в подаренный мэрией устаревший компьютер и набрел на какую-то социальную сеть. Зарегистрировался как Саморезов и набрал в поисковике фамилию Арины. Компьютер, погудев вентилятором, выдал положительный результат.

…Красота Арины так обманчива… Она опять изменила прическу. И перекрасилась в блондинку. А в остальном… Что ж он наделал? Как он мог променять ее на какой-то призрачный обоз… Он был бы сейчас счастливейшим из мужчин в этом бушующем мире…

Кроме анкетных данных и нескольких фото в курортной обстановке, на ее страничке ничего не имелось. Никаких сборищ по интересам, никаких душеизлияний. Попялившись с полчаса на облик далекой возлюбленной, он дрожащими от волнения пальцами набрал три слова:

«Привет. Как дела?»

Не подписавшись, отправил. Если ответит, он назовется. Сам факт, что он снова, пускай и виртуально, разговаривает с Ариной, заставлял сердце гнать кровь с удвоенной скоростью.

Она ответила на следующий день. Видимо, не сразу проверила свою страничку.

«Привет… Дела ничего. А вы кто?»

Был соблазн продолжить игру под псевдонимом. Поставить левое фото красавца-самца, выведать подноготную, а то и закрутить почтовый роман, договориться впоследствии о встрече. Только, что потом? Рано или поздно придется вместо аватара показать истинное лицо. Отношения, начинающиеся с обмана, обречены. Да и неинтеллигентно это как-то. Напишем правду. Но не всю.

— Это я.

Арина находилась на сайте. И почти сразу отозвалась.

— Миша?

Не исключено, она имела в виду другого Мишу. Не исключено, там вообще не Арина, а просто кто-то воспользовался ее данными. Но Шурупова в настоящую секунду это волновало меньше всего. Он разговаривал с ней.

— Да… Как ты догадалась?

— По интонации. Твое «как дела?» не замаскировать. И по «Саморезову». А как ты поживаешь?

— Прекрасно, — соврал он.

— Извини, я спешу. Спишемся позже.

Она не выходила на связь неделю. До полуночи Михаил Геннадьевич засиживался в рабочем кабинете у компьютера, объясняя сторожу Саше, что работает над диссертацией. А утром приходил чуть свет. А в среду даже остался ночевать, расположившись на стульях и укрывшись козлиным полушубком.

Наконец, не выдержал и напечатал для нее сообщение. Оно получилось длинным. Он рассказал, что так и не нашел клад, не завел семью, похоронил отца. Что работает в музее, что на новогодние каникулы к ним приедет с гастролями передвижная выставка импрессионистов. Затем выбрал приличное фото из периода затухающей молодости и вставил на свою страничку.

О том, что все эти годы она снилась ему, и что нет предела сожалению, он сообщать пока не стал. Надо дождаться, что расскажет о себе Арина.

И кто знает? Жизнь непредсказуема.

Арина ответила формальным «Я очень рада, что у тебя все хорошо». И ни слова не написала про свою жизнь.

Наверное, она все еще не простила его. Либо же у нее все хорошо, и нет смысла бередить былые раны.

Шурупов не представлял, как вести себя дальше. Если бы она хотела продолжения отношений, то как-нибудь намекнула бы. Типа, не хочешь ли приехать? Навязываться же в гости он не желал.

Но вдруг, когда он почти смирился с мыслью, что больше никогда не услышит ее и не увидит, получил странное письмо. Это было поздравление с наступающим католическим Рождеством. Скорей всего, Арине был нужен повод, если, конечно, за эти годы она не обратилась в католическую веру. После поздравления она приписала: «Единственная настоящая ошибка — не исправлять своих прошлых ошибок».

Она опять украла у кого-то цитату. Кажется, у Конфуция… Но это не суть. Что она хотела этим сказать?

А сказать она хотела одно: у Шурупова есть шанс! Значит, не все у нее распрекрасно, значит, терзается она… Значит… Она хочет увидеть его!

Ошалевший от такого намека Михаил Геннадьевич промчался по залам музея, обнял чучело медведя и затем прямо в пиджаке выскочил на холодную улицу. Ему хотелось орать от счастья и целовать каждого прохожего. Но он сумел удержаться — первый встречный шел в марлевой повязке и табличкой «Осторожно, брюшной тиф!»

Господи, зачем он терял столько лет? Почему он не написал ей раньше? Почему просто не позвонил?

Слякотная улица превратилась в тропический пляж, унылые прохожие — в танцующих весельчаков, смертоносные сосульки — в сверкающие гирлянды.

Ему самому захотелось отстучать цыганочку с выходом, и только гололед смог остановить его. Поднявшись и отряхнувшись, Шурупов вернулся в кабинет, потирая ушибленное колено. Душа рвалась из клетки.

Надо позвонить друзьям, рассказать им… Поделиться радостью. Но просто встретиться и выпить — не интересно. Они по обыкновению начнут жаловаться, не понимая, что все — в их руках! Надо только намекнуть им: жизнь — прекрасна!

Да! Он устроит им праздник! Им и себе! Купание в снегу! Как на картине, висящей на втором этаже. И не просто праздник, а праздник со смыслом. Розыгрыш. Чтобы поняли и держались за каждый миг!

Еще час назад подобная мысль вызвала бы у Михаила Геннадьевича панику — а не первая ли это весточка от дедушки маразма? Но сейчас все было по-другому!

Он уселся перед компьютером и посмотрел расписание поездов на Петербург. На тридцатое число оставалась пара верхних мест в плацкарте. Он забронировал одно. Он исправит ошибку, он сложит мозаику из разбившегося зеркала! Она разрешила! Господи, она разрешила!

Потом он по очереди набрал Кефира и Родиона и договорился о встрече. Родион предложил «Белку и Стрелку». Харчевня вполне подходила для розыгрыша — в пяти минутах езды лесопарк.

…И когда, спустя два дня, прыгнув в сугроб, он тоже на всякий случай загадал желание…

Финал

Парк, настоящее время

— Простите, вы не подскажете, где выход из парка?

Ничего не ответил ясень. Лишь забросал Родиона остатками осенней листвы. Спрашивать у тополя вообще не имело смысла.

Боль в лодыжке немного утихла. А точнее, казалась просто незаметной на фоне обледенения организма, ослабленного алкоголем, стрессами, телеэфирами и нехорошими излишествами. И оставалось существовать упомянутому организму не более двадцати минут, если, конечно, не попадется на пути хоть какой-нибудь леший или случайный спаситель. Пусть даже с топором в руке, пришедший в парк за новогодней елочкой. На базаре елка дороже пальмы, народ потянулся в леса.

42
Перейти на страницу:
Мир литературы