Меч мертвых - Семенова Мария Васильевна - Страница 78
- Предыдущая
- 78/95
- Следующая
– Вот, стало быть, – сказал Искра задумчиво, – что за новую дань боярин всю зиму приискивал для князя Вадима, вот он какие пути-дорожки разведывал… Ну а рассорились вы с ним почему?
– Корабль уплыл у него, – усмехнулся разбойник. – Сам сохранить не сумел, а я виноват вышел. Вернуть мне велел, чего я не брал, день дал сроку. Я вот не поспел, так он… пёс шелудивый… Милавушку…
– Сам бы со своими гриднями и искал! – плюнул чернявый. – Ещё дольше бы провозился!
– Что?.. – спросила Крапива. – Сыскали никак?!
– Ночью нынешней и сыскали, – просто ответил Болдырь. – Да там, где никто не думал найти. Вели, вели его по болотам, а он назад в Мутную чуть протокой не выплыл. Собака взлаяла, потому только и завернули туда…
– Собака?..
– Ну да. На самой лодье сидит. А лодья в корягах днищем застряла. Мои там плоты сейчас рубят, добраться хотят.
– Плоты? – быстро сопоставил Искра. – Где ж челны ваши?
– А на челнах, – сказал Болдырь, – половина ватаги моей прочь отбежала. Не захотели молодцы между трёх огней оказаться…
– Веди, – велел молодой Твердятич. – Спешно веди, чтобы всем нам в этот третий огонь как раз не попасть!
И когда уже двинулись, сам себя спросил о таком, что уста не решались произнести вслух. Своей волей Замятня Тужирич с Болдырем сговаривался, торговался и обещал?.. Или?.. Страшно даже помыслить…
Озеро, посреди которого лежал застрявший корабль, было обширным, но неглубоким. Над ним переползали клочья тумана, и вместо корабля вначале предстало его перевёрнутое отражение: ни дать ни взять чёрный лебедь в чёрной воде.
– Батюшка!.. – что было силы закричала Крапива и ринулась было вброд, но её удержали: куда, дура-девка, пропадёшь!..
С озера отозвалось жалобное, тоскливое гавканье. Над проявившимся из тумана бортом возникла знакомая остроухая голова: Волчок!.. Отыскал-таки хозяина своего…
Болотный разлив с трёх сторон окружали непролазные топи, и лишь по южному берегу тянулась грива твёрдой земли. Вдоль неё-то и начиналась протока, падавшая в Мутную пониже порогов.
На гриве, доделывая плоты, трудилось семь человек.
Разбойники настороженно встретили своего вожака, походников и Милаву. От былой власти над ними Болдыря остались такие же крохи, как и от самой некогда грозной ватаги.
– Все прочь от плотов! – приказал он.
Его послушались, но без прежней собачьей готовности. Не ему покорились – силе, за ним шедшей в обличье оружных мужчин и девки-воительницы. Не хотелось затевать спор с этой силой даже ради сокровищ, якобы сохранявшихся на корабле. Девка, рвавшаяся к отцу, и та в одиночку пошла бы против всех семерых. И неведомо, кто победил бы.
– Датский княжич здесь со мной и дети боярские, – сообщил Болдырь своим бывшим ватажникам. – Они лодью в Ладогу поведут, весть о великой измене боярина новогородского князю Рюрику передать чтоб. А за помощь в деле том будет нам слово их заступное перед князем. Мы ведь посольство не трогали, на нас вины нет. Я так с ними иду. И вас, братья, зову…
– Была у нас вера тебе, да вся кончилась! – немедля отозвался седоусый разбойник. – Бабу свою хочешь спасти, так и сказывай! А нас не морочь!
– Выйдет нам княжеская справедливость: в куль да в воду, – насмешливо поддакнул другой. – Ты оставайся, если охота, а нам ни к чему.
Болдырь выпрямился, расправил широченные плечи:
– Вот кабы ведать, что так-то отплатите мне за три года, пока я вас от погонь уводил…
– Вам свой путь избирать, вольные люди, – вмешался Искра Твердятич. – Знайте только, что скоро сюда Замятня Тужирич со своими гриднями пожалует. И уж ни нам, ни вам от него пощады не будет.
– А вот за это спасибо тебе, боярский сын, – неожиданно поклонился седоусый. – Пошли, что ли!
И первым двинулся вдоль каменной гривы, направляясь к протоке.
– А ну-ка стой! Ты куда? – одновременно окликнули Страхиня и Болдырь.
– Куда захотел, туда и иду! – огрызнулся разбойник.
Ватажники, оглядываясь, устремились за ним.
Ижор и Страхиня метнулись берегом наперерез, но всех опередила Крапива. Она уже осматривала плоты, выбирая самый крепкий – скорее плыть к батюшке, – и вроде не обращала внимания на разговоры мужчин, но замысел Болдыревых ватажников постигла мгновенно. И перелетела с облюбованного плотика на ближний валун одним сумасшедшим прыжком:
– Вот что, значит, удумали? В устье перехватить? Обмануть нас?..
У неё был при поясе меч, взятый на батюшкиной заставе, и она держала ножны левой рукой. Она стояла неподвижно, загораживая дорогу, и только глаза переливались, как у кошки, глядящей на свет.
– А ну прочь, распустёха, пока уму-разуму не научили… – досадливо зарычал седоусый и шагнул к ней, держа наготове топор – срубить девку, если не напугается.
Крапива не напугалась. Подпустила его вплотную. А потом сотворила то, на что лучше вовсе не посягать, ежели не умеешь. Он был в трёх шагах, когда она прянула навстречу. Её правая рука вроде бы плавно качнулась к обвитому ремешками черену… Но меч вылетел из ножен с немыслимой быстротой, как белая вспышка. И выхлестнул вперёд без замаха, стремительной дугой слева направо!..
Круглый, плоский, остро отточенный конец его перечеркнул седоусого на ладонь выше ремня. Разбойник не успел ни вскрикнуть, ни застонать, даже дотянуться ладонями к животу. Лишь глаза округлились от ужаса да начал раскрываться рот… Меч Крапивы возвратным движением взмыл вверх. И усилием всего тела пал начавшему сгибаться разбойнику на плечо.
Остальные шарахнулись от бесформенного куска ещё не умершей плоти.
– Кому ещё? – оскалила зубы Крапива. Она стояла на прежнем месте, и её меч, легко сбросивший немногие кровавые капли, задержавшиеся на стремительном лезвии, вновь покоился в ножнах. – Ну?.. Кому ещё?..
– Сразу сказали: в ту сторону не пропустим, – напомнил Болдырь своим прежним товарищам. – Через топи пойдёте. И на корабль мне чтобы не зарились!
Шестеро уцелевших оттекли от подёргивающейся, пульсирующей кровавыми струйками бесформенной груды и поспешили назад. Никто из них ничего не сказал. Они привыкли внушать страх, а сами до сих пор и не видели, что может сделать посвящённый кметь над любым таким, как они. И даже если кметь этот – девка с косой…
Луки Искры и Тойветту поворачивались им вслед, пока не сделалось ясно – совсем ушли, не вернутся.
Плот грозил разъехаться под ногами по брёвнышку, но Крапиве до этого не было дела. Развалится – она оседлает любое бревно, а до корабля доберётся. Она так работала шестом, что прочная жердь грозила сломаться в руках. И это не беда! Затрещит шест – ладонями станет грести…
Она несколько раз окликала отца, но человеческого голоса в ответ так и не дождалась. Лишь Волчок взлаивал то и дело, бегал вдоль борта, выглядывал из-за датских щитов то в одном месте, то в другом.
– Батюшка!.. – последний раз закричала Крапива, когда плотик с разгону ударился в смолёные корабельные доски. Она вскочила и прыгнула, но плот откачнулся, испортив прыжок. Крапива схватилась за один из щитов и повисла, вымочив ноги по бёдра. С недевичьей ловкостью подтянулась и махнула на палубу через борт.
Страхиня, взобравшийся на корабль следом за ней, огляделся и только покачал головой. И ладонью закрыл глаза Милаве, переданной ему с плота:
– Мёртвые здесь… Незачем тебе на них смотреть.
Куделька, привыкшая возиться с увечными и больными, была, понятно, покрепче, но и у неё лицо стало зелёное. Мертвецы уже мало напоминали живых. Беспощадное тление обезобразило красивые, сильные молодые тела – отроки с Суворовой заставы лежали раздувшиеся, потемневшие, склизкие. Жадные птицы, не дерзавшие подлетать к Твердятиному отравленному посольству, давно выклевали им смелые глаза, изодрали некогда пригожие лица…
Харальд отыскал Эгиля и подошёл к нему. Старого берсерка можно было узнать только по седым волосам да ещё по одежде. Всё остальное имело весьма мало общего с тем Эгилем, который жил в памяти Харальда.
- Предыдущая
- 78/95
- Следующая