Князь Воротынский - Ананьев Геннадий Андреевич - Страница 57
- Предыдущая
- 57/114
- Следующая
Слуг наместника, уже находившихся в городе, перебили. Порубили и сторонников Шаха-Али, казнили всех вельмож, кто видел в дружбе с Россией процветание земли родной. Порезали, как баранов и пограбили русских купцов, бывших в городе. Еще раз пролилась христианская кровь по коварству татарскому, по их клятвопреступности.
Князь Микулинский не стал мстить, не сжег и не ограбил посады, хотя ему советовали это сделать даже татарские вельможи, с ним находившиеся. Он возвратился в Свияжск, надеясь все же, что казанцы одумаются.
Увы. Очень часто одурманенные люди идут не только без оглядки, но еще и с непонятным восторгом и вдохновением к своей гибели; они перестают здраво мыслить, поддаются лишь эмоциям, все более и более распаляя себя. Это и случилось с казанцами. У России же, чтобы обезопасить, в конце концов, свои восточные рубежи, спасти села и города от полного разорения и чтобы, наконец, не стать вновь данницей казанского ханства, чего татары и добивались, оставался один путь – поход на змеиное гнездо.
Погожими июньскими днями полки один за другим подходили к Коломне, где их встречал сам государь. Душевный подъем ратников, коих благословил митрополит Макарий на святое дело, от этого еще больше возрастал. И вот все войско в сборе. Пора выступать. Царь назначил совет на следующий день, чтобы окончательно определить маршруты движения полкам, но поздно вечером прискакал казак от станицы, только что вернувшейся из глубины Поля. Станица обнаружила татарские тумены и турецких янычар с легкими и стенобитными орудиями. Числом, как они успели разведать, татарское войско великое, не поддающееся счету. Вся степь пылит. Двигаются тумены к Туле.
Слух о приближении крымцев привел в уныние ратников. И то верно, собирались заломить змея-горыныча многоголового, ан, у него еще и защитники есть, теперь с ними придется скрестить мечи, и вновь Казань останется без наказания, вновь жди от нее лиха. Узнав об унынии в стане, Иван Васильевич велел собрать от всех полков посланцев, и не только воевод, но и рядовых ратников.
– Мы не делали худо ни хану крымскому, ни султану турецкому, но они алчны, они жаждут превратить всех христиан в своих рабов. Руки коротки! Стеной встанем мы за Отечество! С нами Господь!
«Слава Богу, венец Мономаха у благочестивого, доброго и справедливого царя! Слава Богу!» – продолжал благодарить Всевышнего князь Михаил Воротынский, словно не переворошил в памяти, пока Иван Васильевич вдохновлял рать, годы службы царю всея Руси, годы преданности и послушания.
Рать ликовала. Рать клялась не пожалеть живота своего ради святого дела, а царь Иван Васильевич звал уже в свои палаты князя Михаила Воротынского, первого воеводу Большого полка, князя Владимира Воротынского и боярина Ивана Шереметева – воевод царева полка, на малый совет. Обстановка изменилась, и нужно было спешно менять начавшийся воплощаться в жизнь план похода.
Государь предложил повернуть полки на крымцев, а уж после того, побив ворогов, с Божьей помощью, двинуться на Казань. Воеводы не возражали, но князь Михаил Воротынский внес свою поправку:
– Прикажи, государь, Ертоулу к Казани идти, гати стлать да мосты ладить. И мне повели к Алатырю, а следом в Свияжск спешить. Если что там не ладится, успею исправить.
– Верно мыслишь.
– Оставлю из своей дружины вестовых и стремянного Фрола, чтобы знать мне обо всем.
– И это – ладно будет.
Оставляя на тех местах, где нужно было ладить путь для царева и Большого полков, лишь меты и ертоульских людишек, которых малое число взял с собой, князь Михаил Воротынский двигался к Алатырю быстро, делая только небольшие привалы. Вот когда особенно понадобилась та закалка, какую получил он от Двужила. Малая дружина, тоже привыкшая не слезать с седел по много суток (к этому приучила порубежная служба), не роптала, и без больших помех в скорое время достигли они намеченной цели.
Наполнилось гордостью княжеское сердце от пригожести и основательности в устройстве города. Тараса высокая, с бойницами по верху для лучников и пищальников, вежей несколько и все они четырехъярусные, с шатровыми верхами, еще и с маковками на них; столь же добротная тараса и вокруг арсенала, только пониже, да и вежи двухъярусные, но тоже шатровые и с маковками. С любовью сработано, не временщиками. Да и дома светлые, кое у кого даже с резными наличниками. И все это – за год.
Еще больше возликовал сердцем князь Михаил, когда увидел чудо из чудес – пищали на колесах. На кованых, крепких, с дубовыми спицами и вкладышами. Крепились пищали к оси вертлюгом, что давало возможность поворачиваться стволу вправо и влево и даже вниз и вверх. Ему пояснили без бахвальства:
– По суху чтоб лишние брички не гонять. Шестерка цугом и – айда, пошел.
Либо не совсем понимали алатырские пушкари, что целый переворот совершили они, поставив орудия на колеса и приладив к осям вертлюги, либо скромничали без меры. Князь же, сразу оценив новшество, велел позвать мастера, внедрившего новинку в пушкарское дело. Поклонился ему поясно и пообещал:
– Самому царю всея Руси тебя представлю. Наградит он тебя по твоим заслугам. От меня тоже прими. – Воротынский подал мастеру пять золотых рублей и спросил: – За кого Бога благодарить?
– Петров я. Степашка. Только, князь-боярин, не одним умом сработано. Давно уже мы с Андреем Чеховым, Юшкой Бочкаревым, Семеном Дубининым и иными мастерами это обмозговывали. И сработали бы, да иноземных мастеров, коих в Пушкарском дворе полдюжины, опасались. Так и зыркают всюду. А что углядят, себе на ус наматывают. И чтоб дело не шло, еще и на смех поднимут, дьякам мозги закрутят. А здесь их нет, вот я и попробовал. Вроде бы получилось. От иноземных мастеров утаить бы как-то… Они тут же переймут. А нам руки повяжут.
– Сообщу царю и об этом. За это тоже низкий поклон вам мастерам русским.
Побывал князь Воротынский и в артели рушницкого дела, в кузницах, где ладили самострелы и ковали болты, у кольчужников, у зелейников, отгороженных от всего арсенала высоким глухим забором, еще и обмазанным глиной от пожара – все ему понравилось, ни одного не сделал он замечания и, передохнув сутки, поспешил в Свияжск. Тем более, что первый гонец из Коломны привез успокаивающую весть: крымцы уклонились от сечи, начали отходить, воеводы русские вдогон пошли и бьют их нещадно.
Воротынскому хотелось посмотреть, все ли ладно в Свияжске, прискакать обратно в Алатырь и здесь встретить царя. Нужно это, как он считал, для того, чтобы осталось больше времени еще и еще раз обсудить с Иваном Васильевичем все детали предстоящей осады. Не забывал он и об обещании лично представить царю мастера-литейщика Степана Петрова.
Словно по родной земле ехал князь Воротынский в Свияжск. Дорога устроена хорошо, с мостами и настилами, черемиса радушна, ни одной засады. Да и головы стрелецких слобод не предлагали дополнительную охрану, привыкнув уже к мирному настроению луговых поселян. Выходило, оправдался его план, добрую службу служит. А в Свияжске к тому же узнал, что не только стрельцы и казаки в том повинны, но и чудесные знамения. Об этом с благоговением поведал князю настоятель соборной церкви Рождества Пречистой Богоматери, а затем и настоятель храма преподобного Сергия-чудотворца, что возведен в одном из монастырей, выросших здесь так же быстро, как и сам город. Оказывается, еще задолго до основания Свияжска слышали некоторые жители окрестных поселений колокольный звон и дивились тому чуду, а многие еще и видели старца-монаха, который с образом и крестом появлялся то на горе, то у Щучьего озера, то на берегу Свияги, а то и на стенах Казани; его отваживались поймать лучшие джигиты, но он не давался им в руки, а стрелы не поражали его. Да и не мудрено, ибо являлся сюда сам чудотворец Сергий как знамение торжества христианства на сей земле, и подтверждением тому служит то, что икона преподобного Сергия исцеляет нынче хромых и бездвижных, сухоруких и глухих, изгоняет бесов, но чудеса творит только по отношению тех, кто принял христианство.
- Предыдущая
- 57/114
- Следующая
