В пламени холодной войны. Судьба агента - Коллектив авторов - Страница 48

• Предыдущая
• 48/63
• Следующая

Но как только дело касалось русских…

Тут уж тайно фотографировалась каждая моя встреча с советскими военными, даже если я общался с ними, просто выполняя служебные обязанности. Слава Богу, мы не проводили в то время секретных встреч. Но представляю, какой бы поднялся переполох, если бы СЭПО узнало, например, о моем посещении советской штаб-квартиры в Восточном Берлине! Шведский нейтралитет… был ли прав Петр, не доверяя ему? Почему мое времяпрепровождение в американских штаб-квартирах не вызывало никакого интереса у нашей секретной полиции?

А что думали о моих перемещениях в Центре? Там, безусловно, имели от них большую пользу. Но вместе с тем, не казалось ли странным, что я так ловко всюду мог проникать? Не крылось ли что-то за этим? Могло ли все зависеть только от моих способностей где угодно становиться персоной грата? Должна же быть причина более высокого порядка! И если так, то как она соотносится со шведской политикой свободы от союзов? Возможно, не так уж удивительно, что русские раз за разом ставили ее под сомнение?

Испанская поездка превзошла все ожидания.

Правда, в мадридской штаб-квартире, с ее сутолокой и мешаниной военных чинов, оказалось не так много возможностей что-либо узнать. Не мог же я прямо спросить: как у вас тут с готовностью? Да если бы и ответили, это были бы только слухи. Но произошло примечательное событие – меня послали в Южную Испанию на американскую базу стратегических бомбардировщиков под Севильей. Я прибыл туда, держа в кармане рекомендацию штаб-квартиры.

Меня не раз удивляло, почему мне позволили поехать туда без малейших задержек и заминок? Теперь ответ известен. В штаб-квартире многие знали, что в США я уже получал разрешения посещать базы стратегических бомбардировщиков, окруженные покровом всяческой секретности. Так почему не разрешить то же самое в Испании?

В Севилье мне не пришлось «охотиться» за готовностью. Вся авиабаза ей буквально дышала. Поначалу, очевидно, строившаяся как постоянная, она сейчас имела иное предназначение: выдвинутая вперед авиабаза для прибывающих из США бомбардировщиков. С первого взгляда я определил шесть «дежурных» самолетов, из которых три стояли в готовности. Через три недели в Севилью со своих основных баз должны были прилететь новые, чтобы сменить этих на боевом посту.

Все вокруг кишело военной полицией, оцепившей хранилища атомных бомб. Дело в том, что самолеты прибывали из США без груза, но после начала дежурства к ним подвозили и подвешивали атомные бомбы.

Хранилища представляли собой подземные бетонные бункеры с единственной бомбой в каждом. Над поверхностью поочередно возвышался только один бункер. С дополнительной тщательностью ограждали все места, где находились или транспортировались атомные бомбы.

К трем самолетам, стоявшим в готовности, мне удалось подойти на десять метров. Но это был предел. Переносные ограждения окружали место стоянки, и внутри патрулировал недовольно посматривающий военный охранник. Без особого пропуска проникнуть сюда никто не мог. Обладателей пропусков было немного, и охранники каждого знали в лицо. В готовности стояли Б-47, а их экипажи – общим числом шесть человек – находились рядом, внутри специального здания. Готовность – пятнадцатиминутная, считая от сигнала тревоги до старта.

Никто на базе не знал, какие цели в Советском Союзе подлежат бомбежке. Приказ хранился в запечатанном конверте, и до особой команды открывать его запрещалось. Кроме того, было несколько вариантов задания: особенность сигнала указывала, какой именно будет осуществляться в этот раз. Шесть пилотов, находящихся в готовности – действительно сплоченный народ – чувствовали себя уверенно при любом варианте, поскольку каждый неоднократно отрабатывался ими на тренажерах в США. Все было скрупулезно продумано и отточено до автоматизма.

Технический персонал, обслуживавший атомные бомбы, также не страдал недостатком тренировок. Как только очередная «тройка» самолетов вступала в готовность, три бомбы транспортировались к ним из хранилища, поднимались и подвешивались. Когда на смену приходили три новых самолета, наступало время транспортировать три следующих бомбы. А после того, как дежурство первой «тройки» заканчивалось, три первых бомбы вновь возвращались в хранилище. И так постоянно.

О достопримечательностях Севильи я тоже не забыл. Как полагалось, посетил собор и старую башню Торре дель Оро, отобедал на крыше отеля «Кристина», знаменитого своими шоу. В Мадрид вернулся, что называется, под завязку напичканный информацией.

После этого я несколько раз спрашивал себя, не было ли какой-то специальной цели в том, что мне позволили приобрести все эти знания? Вполне возможно, что в царившей тогда обстановке кто-то специально афишировал факты «кнопочной готовности» самолетов США. Часто бывает более эффективным организовать утечку информации, чем трубить о своих возможностях. В хитросплетениях «холодной войны» не существует правил.

Мера наказания – пожизненное заключение…

Летом 1959 года Веннерстрем поднялся на борт транспортного самолета шведских ВВС на аэродроме Баркарбю, к северу от Стокгольма, чтобы лететь в Лондон. Он находился в отличной компании – министр обороны Свен Андерссон и несколько членов риксдага. Это был ознакомительный визит рутинного характера. Вообще-то, нет необходимости упоминать ни Лондон, ни приятное общество. Просто на фоне этого на сцене появляется совсем другой человек: тот, о ком Стиг не имел ни малейшего представления, но кто тайно дожидался своего часа, полагаясь на подозрения и интуицию, – Отто Даниэльссон.

Именно эта поездка дала новую пищу его подозрениям. Правда, не сам визит в Лондон. Странным он нашел совсем другое – то, что по пути домой Веннерстрем вышел в Амстердаме. Нет никакого сомнения: это была серьезная оплошность. Несмотря на то, что выход в аэропорту «Шипол» не таил в себе никакой подоплеки – просто, воспользовавшись поездкой, Стиг взял небольшой отпуск, чтобы навестить старого знакомого в Голландии и побыть несколько дней в Тровемонде, – все равно это была оплошность.

В рискованном положении не следовало совершать ничего, что отклонялось бы от стандартной нормальности. Это было правило, которое Петр Павлович втолковывал не слишком осторожному шведу еще во время подготовки в Москве. Но, к сожалению, агента тогда не впечатлило истинное значение этого правила. Он не сделал его своей жизненной привычкой. И теперь нестоящий, второстепенный эпизод резко качнул чашу весов, не утяжелив, правда, его вину, но усилив подозрения Отто Даниэльссона.

Если верить сообщениям американской прессы, остановка в Амстердаме имела далеко идущие последствия. Кабинет в командной экспедиции тщательно обыскали, что было не так уж трудно сделать, поскольку официально Веннерстрем находился в отпуске. Кроме того, СЭПО получило разрешение на прослушивание его домашнего телефона. И хотя ни то, ни другое не дало никаких результатов, все равно отныне Стиг всерьез находился в опасной зоне.

При таком раскладе, ничего не подозревая, осенью он отправился в Хельсинки на новую встречу с Петром Павловичем. Именно тогда и был сделан последний шаг, действительно предопределивший его пожизненное заключение.

Итак, еще раз вилла, рабочий стол, минеральная вода и мрачный Петр Павлович.

Уже больше года в обстановке всеобщей секретности над советской территорией происходят разведывательные полеты нового американского самолета «Локхид У-2». Мировое общественное мнение пока ничего не знает. По понятным причинам, молчат американцы. Русские тоже – ради сохранения престижа. Будучи не в состоянии препятствовать перелетам У-2, специально сконструированного для сверхвысоких полетов и потому недоступного как для ПВО, так и для истребителей, русские впали в хандру. Это было слишком плохим показателем действий советской противовоздушной обороны и блестящим успехом руководящего ведомства – ЦРУ.

– Но теперь у нас появились новые ракеты! Теперь мы их достанем! – Голос Петра звучал очень жестко. – Рано или поздно это обязательно произойдет!

• Предыдущая
• 48/63
• Следующая