Король крыс - Клавелл Джеймс - Страница 21

• Предыдущая
• 21/96
• Следующая

– Да вы шутите!

– Отнюдь. Но самое забавное, что именно японцы поставили почетный караул около могилы. После этого каждый японский охранник, каждый японский офицер, проходя мимо «святыни», отдавал честь. Каждый. И в то же время каждый военнопленный должен был встать и кланяться, если в пределах видимости появлялся любой японский солдат. Если вы не делали этого, то получали прикладом винтовки по голове.

– Непонятно.

– Для них понятно. Таков восточный склад ума. Для них все абсолютно понятно.

– Черт возьми, непонятно. Совсем непонятно!

– Вот почему я не люблю их, – задумчиво произнес Питер Марлоу. – Я боюсь их, потому что у вас нет критериев для того, чтобы оценивать их поступки. Они ведут себя так, как не должны были бы. Никогда.

– Я в этом не разбираюсь. Они знают цену деньгам, и вы можете в большинстве случаев доверять им.

– Вы имеете в виду бизнес? – рассмеялся Питер Марлоу. – Ну, мне про это ничего не известно. Но что касается самих людей... А, вот еще. В другом лагере на Яве, – они все время перемещали нас с места на место, не так как на Сингапуре, – тоже недалеко от Бандунга, был японский охранник, более человечный. Он не бросался на пленных, как большинство из них. Этого человека мы привыкли называть Санни[13], потому что он всегда улыбался. Санни любил собак. И он всегда ходил по лагерю, окруженный полдюжиной собак. Его любимицей была овчарка – сука. Однажды эта собака принесла щенков, щенки были самыми смышлеными из всех, которых мы когда-либо видели, а Санни был почти самым счастливым японцем на земле, он учил щенков, смеялся и играл с ними. Когда они научились ходить, он сделал для них поводки из бечевки и ходил по лагерю, таща их за собой. Однажды он тащил за собой щенков, и один из них сел на задние лапы. Знаете, как ведут себя щенки, когда устают, они просто садятся. Поэтому Санни немного его протащил, потом рванул по-настоящему. Щенок взвизгнул, но с места не сдвинулся.

Питер Марлоу сделал паузу и свернул сигарету. Потом продолжил:

– Санни ухватился за бечевку и начал раскручивать щенка у себя над головой. Он, наверно, дюжину раз крутанул его, хохоча так, как будто это была величайшая шутка в мире. Потом, когда визжащий щенок набрал скорость, он крутанул его последний раз и отпустил бечевку. Щенок пролетел, должно быть, футов пятьдесят в воздухе. А когда он ударился о твердую, как железо, землю, то лопнул как спелый помидор.

– Подонок!

Спустя минуту Питер Марлоу сказал:

– Санни подошел к щенку, посмотрел на него, потом залился слезами. Один из наших ребят раздобыл лопату и закопал то, что осталось, и все это время Санни терзался своим горем. Когда могила была разглажена, он вытер слезы, дал пленному пачку сигарет, ругал его в течение пяти минут, со злостью пнул прикладом винтовки в пах, потом поклонился могиле, поклонился ударенному человеку и зашагал прочь, сияя от счастья, в сопровождении других щенков и собак.

– Быть может, он был просто сумасшедшим. Сифилитиком. – Кинг медленно покачал головой.

– Нет, Санни таким не был. Кажется, что японцы ведут себя как дети, но у них мужские тела и мужская сила. Они просто смотрят на вещи так, как это делают дети. Их видение жизни не прямое, как у нас, а искаженное.

– Я слышал, что после капитуляции на Яве было скверно, – сказал Кинг, чтобы заставить собеседника продолжать рассказ. Ему понадобился почти час, чтобы Питер Марлоу разговорился, и сейчас он хотел, чтобы тот почувствовал себя непринужденно.

– В каком-то смысле да. Конечно, на Сингапуре было больше ста тысяч солдат, поэтому японцам надо было быть чуть осторожнее. По-прежнему существовала субординация, и многие соединения остались нерасформированными. Японцы наступали вовсю в направлении Австралии и не слишком тревожились, если военнопленные вели себя прилично и сами организовывались в лагеря. Некоторое время то же самое происходило на Яве и Суматре. Они хотели нажать и оккупировать Австралию, а потом всех нас сослать туда в качестве рабов.

– Вы сумасшедший, – заявил Кинг.

– О, нет. Это сказал мне японский офицер после того, как меня схватили. Но когда их наступление было остановлено в Новой Гвинее, они принялись наводить порядок в своем расположении. На Яве нас было не очень много, поэтому они могли позволить себе грубо обращаться с нами. Они говорили, что у нас нет офицерской чести, ведь мы позволили взять себя в плен. Поэтому они не хотели считать нас военнопленными. Они постригли нас и запретили носить офицерские знаки различия. В конце концов нам разрешили опять «стать» офицерами, хотя так и не разрешили отрастить волосы. – Питер Марлоу улыбнулся. – Как вы попали сюда?

– Обычное дерьмо. Мы строили летную полосу. На Филиппинах. Нам пришлось спешно сматываться оттуда. Первое судно, на которое мы смогли сесть, направлялось сюда, поэтому мы сели на него. Мы считали, что Сингапур так же неприступен, как и Форт-Нокс. К тому времени, когда мы добрались сюда, японцы были уже в Джохоре. Началась паника, и все парни ушли с последним конвоем из Сингапура. Я же решил, что это рискованное мероприятие. Конвой подорвался в море. Я поработал головой – и вот я жив. В большинстве случаев погибают только болваны.

– Не думаю, что у меня достало бы ума не ехать, если бы представилась такая возможность, – признался Питер Марлоу.

– Нужно заботиться только о себе, Питер. Никто больше этого делать не будет.

Питер Марлоу надолго задумался. Из темноты ночи долетали обрывки разговоров. Иногда гневные ругательства. Шепот. Гудели тучи москитов. Издалека доносилась скорбная перекличка пароходных гудков. Пальмы, четко выделяющиеся на фоне темного неба, шевелили листьями. Сухая ветка отвалилась от вершины пальмы и с треском упала в джунгли.

Питер Марлоу нарушил молчание.

– Этот ваш друг. Он действительно ходит в деревню?

Кинг посмотрел в глаза Питеру Марлоу.

– Вы хотите пойти? – спросил он тихо. – В следующий раз, когда я пойду?

Слабая улыбка тронула губы Питера Марлоу.

– Да.

Резкое крещендо москита заставило Кинга вскочить. Он нашел фонарик и осветил сетку изнутри. На сетке сидел москит. Кинг ловко прихлопнул его. Потом дважды проверил, нет ли дырок в сетке, и снова лег.

Через минуту он выкинул все мысли из головы. Сон быстро и спокойно овладел Кингом.

Питер Марлоу все еще не мог заснуть на своей койке, почесывая клопиные укусы. Слова Кинга вызвали слишком много воспоминаний...

Он вспомнил корабль, на котором его, Мака и Ларкина привезли с Явы год назад.

Японцы приказали коменданту Бандунга, одного из лагерей на Яве, предоставить тысячу человек для вывода на работы. Пленных должны были послать в другой лагерь неподалеку на две недели, обеспечив их хорошей едой – двойными пайками и сигаретами. Потом их должны были перевести в другое место. Прекрасные условия для работы.

Многие пленные напросились на работы из-за двухнедельного срока. Некоторым приказали. Мак записал себя, Ларкина и Питера Марлоу.

– Никогда ничего нельзя угадать заранее, парни, – уговаривал он, когда они обругали его. – Если бы мы могли добраться до какого-нибудь крошечного острова. Я и Питер знаем язык. Да и хуже, чем здесь, там не будет.

Поэтому они решили поменять известное зло на неизвестное.

Корабль был крошечным грузовым пароходом. У сходней было много охранников и два японца, одетых в белое, с лицами, закрытыми белыми масками. За их спинами висели большие сосуды, а в руках были опрыскиватели, подключенные к сосудам. Все военнопленные и их пожитки были опрысканы, чтобы не занести яванских микробов на чистое судно.

В маленьком трюме на корме были крысы, вши и фекалии. Пространство в центре трюма было размером двадцать на двадцать футов. Вокруг трюма, прикрепленные к корпусу судна, от палубы до самого верха шли пять рядов широких полок. Расстояние между полками было три фута, а их ширина – десять футов.

• Предыдущая
• 21/96
• Следующая