Седьмая чаша - Сэнсом К. Дж. - Страница 42

— У нее всегда была голова на плечах.

— Если правда, что Кэтрин Парр симпатизирует реформаторам, — поменял тему Барак, — она окажется в очень опасном положении, выйдя замуж за короля Генриха. Гардинер и Боннер станут следить за каждым ее шагом, вынюхивать, подслушивать, в надежде на то, что она допустит какое-нибудь крамольное, с точки зрения папистов, высказывание, которое они тут же передадут королю.

— С них станется. Но чтобы отвергнуть предложение короля о браке, тоже требуется немалое мужество.

Барак окинул взглядом болота.

— Как могут быть связаны с ней эти два убийства? Кому могло понадобиться сорвать матримониальные планы?

— Мотив может быть у Томаса Сеймура, — сказал я.

— Никогда не поверю, чтобы сэр Томас Сеймур целый день валялся на брюхе в холодном болоте! Он скорее удавится, чем согласится испортить свой шикарный наряд.

Барак говорил весело, и все же в его голосе угадывалось какое-то напряжение.

Теперь камыш окружал нас со всех сторон. Стали появляться домики, окруженные небольшими возделанными участками.

Дом Гиба — глинобитная избушка, как и остальные, — был пятым по счету. Из дыры в соломенной крыше вился дымок.

Гиб работал на своем участке, вскапывая жирную землю. Там же трудились — копали и что-то сеяли — его жена и семеро детей. Барак окликнул хозяина по имени, и тот подошел к нам. За ним гуськом потянулось все его семейство. Пока мы спешивались, они стояли вокруг нас. Детишки, разинув рты, смотрели на мой горб.

— Это мой адвокат, — с гордостью представил меня Гиб. — Ему нужна моя помощь в одном важном деле.

Его жена, худая женщина с уставшим лицом, сделала книксен и тепло улыбнулась.

— Мы так благодарны, сэр, за то, что вы для нас сделали! Вовек не забудем!

— Благодарю вас.

Как и все адвокаты, я был падок на похвалы. Их приходилось слышать так редко. Гиб хлопнул в ладоши.

— Мейзи, дети, за работу! У нас с мастером Шардлейком секретный разговор.

Барак хитро подмигнул мне.

Семейство коттера вернулось к работе, но детишки продолжали стрелять в мою сторону любопытными взглядами.

— Не хочу, чтобы они слушали все эти ужасы, — пояснил Гиб, сразу посерьезнев. — Привяжите своих лошадей к этому столбу и пойдемте в дом.

Мы вошли следом за ним в хибару, где пахло сыростью и дымом. Взгляду не на чем было остановиться. Из мебели тут стояло всего несколько жалких коек, а тепло шло от огня, горевшего в яме посередине пола. Единственное окно было без стекол, грубые ставни открыты. Из окна был виден огород, за которым простирались болота.

— Унылое местечко, — покивал головой Гиб.

— Зимой, когда все завалено снегом, здесь, наверное, очень одиноко?

— И не говорите, сэр! Одиноко и ужасно холодно. Сейчас хоть есть чем заняться. Вон, огород вскопать, и все такое. Присаживайтесь вон на ту скамейку.

Он принес слабое пиво и уселся на стул напротив нас.

— Вы хотели расспросить меня насчет бедного Уилфа Тапхольма?

— Так звали убитого?

— Да.

Он помолчал, вспоминая.

— Его нашли в январе. Его кокнула Елизавета Уэльская. Это кличка шлюхи из Бэнксайда, с которой он жил.

Гиб плюнул в огонь, а мы с Бараком переглянулись. Похоже, ложный след.

— Вы уверены, что это сделала именно она? — спросил я.

— Все в этом уверены, иначе не выдали бы ордер на ее арест. Они с Уилфом жили несколько месяцев, но постоянно собачились. Оба любили выпить. В декабре он ее выгнал, а через месяц его нашли мертвым. Коронер ищет ее, но другие шлюхи говорят, что она вернулась в Уэльс. Там она заляжет под корягу, и черта с два ее найдут.

— Но прямых доказательств того, что это ее рук дело, не было?

— Ну, кто бы это ни сотворил, он, должно быть, здорово ненавидел Уилфа.

Гиб хитро посмотрел на нас.

— А вы хотите сказать, что его отправила на тот свет не Елизавета, а кто-то другой?

— Мы ничего такого не говорим, — ответил я. — Мы не знаем. Это вы заявили в Вестминстере, что вашего друга, вероятно, убил землевладелец.

Гиб усмехнулся.

— Это я ляпнул просто так, чтобы позлить сэра Джеффри.

Он выжидательно смотрел на нас, но потом понял, что мы ему ничего интересного не расскажем.

— Что же все-таки произошло? — спросил Барак. — Ты говорил, что его убили каким-то жутким способом.

— Так оно и было. Я расскажу вам по дороге к его дому. Ключ у соседа. Я подумал, что вам будет любопытно взглянуть на его берлогу.

Гиб высунул голову в окно. Я посмотрел в ту же сторону и увидел, что его дочка, девочка лет десяти, без устали прохаживается взад-вперед мимо окна, делая вид, будто засевает грядку.

— У этих поросят слишком длинные уши, — проворчал отец семейства.

Я бросил взгляд на Барака. Тот пожал плечами. Все указывало на то, что это убийство не имело никакого отношения к нашему расследованию. Но почему бы не дослушать историю до конца?

— Что ж, пошли, — согласился я.

Гиб повел нас по дороге к восточной оконечности поселка. Почва становилась все более топкой, а дома малочисленными. Под нашими ногами хлюпала вода, по обе стороны дороги красовались огромные лужи, поросшие камышом. Высоко в небе резвилась пара ласточек — первые, встретившиеся мне в этом году.

— Что же случилось с Тапхольмом? — спросил Барак.

— Уилф был странным парнем, — стал рассказывать Гиб. — Он всегда был сварлив, в скверном настроении, и казалось, что ему нравится жить в одиночестве в самом дальнем доме. Мы видели его только на рынке. Пару лет назад он вдруг стал ревностным протестантом и твердил на каждом углу, что вот-вот наступит конец света, на людей обрушится чума, землетрясения и придет Христос, чтобы судить всех нас. Он говорил о радости спасения души, причем говорил с самодовольством, словно втайне радуясь тому, что сам он спасен, а остальные бедные коттеры — нет. Он ходил на тот берег реки, в какую-то протестантскую церковь. Но вы же знаете, как бывает с деревенщиной: у них все быстро заканчивается. Прошлой осенью он закрутил с этой… Елизаветой Уэльской, и она переехала к нему. Они напивались и начинали ругаться, как я уже сказал. Потом Уилф выгнал эту бабу и запил. Его часто можно было видеть, когда он, пьяный, шатался по здешним тропинкам. А затем он пропал. Сосед видел, что его дом долго стоял запертым, и решил, что Уилф подался в иные края. «Возьму-ка я его землю, пока она снова не превратилась в болото», — подумал он, взломал ставень и заглянул внутрь. Позже он рассказывал, что запах, которым шибануло оттуда, едва не свалил его с ног.

Лицо Гиба было мрачным.

— Уилф лежал на полу — связанный и мертвый. Рот заткнут кляпом. Видевшие труп говорили, что на его вытаращенные от ужаса глаза было страшно смотреть. Кто-то изрезал его ножом, связал и бросил. На бедре была огромная гноящаяся рана, в которой кишели черви. От чего он умер — то ли от раны на ноге, то ли от голода, то ли от холода, — так никто и не узнал.

Мы молчали. Эта смерть была похуже, чем та, которая постигла Роджера. Тапхольм умирал долго и мучительно.

— Если у него началась гангрена, возможно, она его и убила, — предположил Барак.

— Эта потаскуха заслуживает петли, — с неожиданной злостью заявил Гиб.

Я посмотрел на Барака, и тот слегка мотнул головой. Как бы ужасна ни была смерть коттера, она ничем не напоминала убийства Роджера и доктора Гарнея.

Мы прошли по тропинке, уходившей вбок от основной дороги, и она привела нас к одиноко стоявшей избушке — столь же убогой, как и все остальные. Ставни были закрыты, а на двери висел тяжелый замок. Один ставень был расщеплен в самом низу, там, где сосед взломал его. Гиб посмотрел на дом и быстро перекрестился.

— Сейчас принесу ключ. Он у соседа. Я быстро.

Гиб пошел обратно к главной дороге, и вскоре заросли камыша скрыли его. Я окинул взглядом огород. Тот уже начал зарастать, и на грядках уверенно лезли вверх сорняки.

— Это тупик, — проговорил Барак.