Седьмая чаша - Сэнсом К. Дж. - Страница 41

— Да, меланхоликам это может помочь. Имея дело с ними, главное — переключить их сознание с мрачных мыслей на повседневность.

— Послушай, — вдруг осенило меня, — а может, убийца Роджера страдает каким-нибудь душевным расстройством? Разве может нормальный человек совершить столь жестокое и бессмысленное на первый взгляд убийство?

«Два убийства», — мысленно добавил я, но вслух этого не сказал, поскольку не смел нарушить строжайший запрет Кранмера рассказывать Малтону про убийство доктора Гарнея.

— Вполне возможно, — согласился Гай. — Если только мастер Эллиард не дал кому-нибудь повода для столь ужасной мести, в чем я, как человек, знавший его, сомневаюсь.

— Да, такого быть не могло.

В моей голове родился еще один вопрос, и я сделал глоток вина.

— Гай, ты говорил, что некоторые монастырские врачеватели использовали двейл. Знаешь ли ты таких в Лондоне?

— Я и не знал их, Мэтью. Не забывай, я приехал в Лондон из Суссекса, после того, как мой монастырь был закрыт.

Он пристально посмотрел на меня.

— Ты думаешь о тех монахах, которые лишились всего, будучи изгнаны из монастырей?

— Да, — признался я.

— Тогда могу сообщить тебе, что из монастырской братии двейл применяли в основном бенедиктинцы. А единственным местом в Лондоне, где у ордена бенедиктинцев имелась больница, было Вестминстерское аббатство. Но, как я уже говорил ранее, применение двейла никогда не было секретом.

— А его квалифицированное применение?

— До сих пор может быть множество лекарей, которые используют это снадобье.

Я видел, что сама мысль о том, что убийцей Роджера может быть монах, была неприятной для Гая и казалась ему неправдоподобной.

— В основе двейла лежит опий. Чтобы получить его, необходимо вырастить опийный мак. Значит, тот, кто это сделал, должен иметь сад.

— Верно. Хотя многие люди выращивают у себя мак только из-за красоты его цветов. Кстати, я сам выращивал мак в своей оранжерее лечебных трав. Для изготовления опия.

Какая досада, что я не мог объяснить товарищу: дело заключается не только в том, чтобы найти человека, имевшего мотивы для убийства Роджера. И вновь я мысленно вознес горячую молитву о том, чтобы Барак и Харснет уже поймали душегуба.

— Как миссис Эллиард? — осведомился Гай.

— Скорбит и оплакивает свою утрату.

— Ты очень трепетно относишься к ней.

— Она всегда была моим близким другом.

— Мужественная женщина.

— Да, в этом ей не откажешь.

С горечью подумав, что и Дороти я не могу поведать всей истории, я допил вино.

— Мне пора, — сказал я. — Спасибо тебе, Гай, за то, что взглянул на Адама. Я договорюсь о том, чтобы ты встретился с его родителями и осмотрел мальчика еще раз. Придешь ли ты на следующей неделе на судебные слушания, чтобы сообщить о его душевном состоянии и убедить оставить его в Бедламе?

— Да, приду. Можно, я захвачу с собой Пирса?

Увидев, как удивленно расширились мои глаза, Гай пояснил:

— Я хочу познакомить парня со всеми аспектами работы врача. Ясное дело, официально он всего лишь ученик аптекаря, но у него острый и цепкий ум. Я подумываю о том, чтобы дать ему денег на обучение врачебному ремеслу.

— Ты в состоянии себе это позволить?

— Это будет непросто, но мои сбережения увеличились с тех пор, как меня приняли в корпорацию врачей, кроме того, я продолжаю получать пенсию как бывший монах.

Во взгляде, который он бросил на меня, читался вызов.

Я был не на шутку удивлен. Такие расходы могли оказаться непомерными для Гая, но, встретившись с ним глазами, устыдился своих мыслей, поняв, что я просто ревную. На протяжении многих лет я был его единственным другом, и вот теперь появился кто-то еще.

Я шел по оживленным улицам, торопясь поскорее вернуться домой, пока не раздался сигнал к тушению огней. Там меня поджидал Барак. Он вытирал полотенцем волосы, поскольку они, как и его одежда, вымокли под дождем. Скелли уже отправился домой.

— Удача вам не улыбнулась? — спросил я.

— Мы ждали, пока не стемнело, а потом ушли. Этот мерзавец прятался в камышах целый день, но теперь-то он наверняка сбежал оттуда.

Барак наморщил лоб.

— А как вы поняли, что у нас ничего не вышло?

— Интуиция.

— Харснет был в бешенстве на самого себя. Он сказал, что должен был оставить нас с вами наблюдать, а сам поднять на ноги всех вестминстерских констеблей, чтобы выкурить мерзавца из зарослей. Он не верит, что человек может просидеть в холодном болоте целый день.

Мой помощник вздернул брови.

— Если только ему не помогает сам дьявол.

— Только этого нам не хватает!

— Он прав в том, что пролежать там целый день и не наделать шуму — это что-то невероятное. Я бы так не смог.

— Мы знаем, насколько велика решимость этого человека, — заметил я. — Но откуда он мог узнать, что мы придем туда осматривать место, где нашли доктора Гарнея? Меня это весьма тревожит.

— Меня тоже, — с чувством сказал Барак.

С минуту мы сидели молча, затем Барак спросил:

— Как там Адам Кайт?

— Безумен. Надеюсь, Гай сумеет помочь ему, но, честно говоря, сомневаюсь в этом.

— А у меня есть новости. Я отправил записку Гибу Руку, и он сразу же прислал ответ с одним из своих сыновей. Завтра он ждет нас у себя дома, чтобы рассказать про убийство, произошедшее в Ламбете прошлой зимой.

Значит, опять на болота! И все же эта новость приободрила меня. Хоть что-то положительное после целого дня ужасов.

— Спасибо, Джек, — поблагодарил я. — Тебе пора домой. Тамазин будет волноваться.

— Сегодня я договорился выпить со старыми друзьями, — с вызовом ответил он.

Когда Барак ушел, я отправился в свою комнату.

«Бедная Тамазин, — думал я. — И бедная Дороти. Нужно было проведать ее, прежде чем идти домой».

На своем столе я увидел официальную бумагу с печатью суда прошений. Она могла сулить только дополнительную работу.

За окном пошел дождь, и тяжелые капли гулко забарабанили по стеклу.

Следующим утром мы с Бараком вновь отправились на болота. На сей раз — на лошадях. Стоял по-настоящему весенний день: ясный, солнечный, хотя и ветреный. Сьюки, черная кобыла Барака, трясла тонкой головой и настороженно нюхала воздух. Повсюду, даже между обвалившихся камней давно закрытого монастыря ордена доминиканцев, распускались крокусы и подснежники.

Когда мы оказались в Чипсайде, я посмотрел на попрошаек, собравшихся вокруг кондуита. Среди них был и мужчина из Бедлама, распевавший что-то невразумительное. Острым взглядом он ощупывал толпу, пытаясь встретиться глазами с кем-нибудь из прохожих, дабы, устыдившись, тот дал ему монетку.

Проехав по Лондонскому мосту, мы пересекли Саутуорк. Барак показывал, куда свернуть, потому что именно ему сын Гиба подробно объяснил, как добраться до отцовского жилища. Нам нужно было выбраться на дорогу, тянувшуюся вдоль болот по дальней оконечности Саутуорка, миновать стоявшую там церковь и попасть к поселениям коттеров.

Церковь мы нашли без труда — небольшое норманнское строение, одиноко торчавшее на границе камышовых зарослей. Мимо нее шла широкая дорога, петлявшая по болотам и выводившая в конце концов на сухое пространство. На пути нам попалась группа мужчин, которые пытались укрепить вконец раскисший участок дороги с помощью угольного шлака и срубленных ветвей. При нашем приближении они отступили на обочину и поклонились. Мне подумалось, что, наверное, по мере увеличения числа коттеров они решили сами поддерживать дорогу в порядке, чтобы иметь возможность возить свои продукты на рынок. Они вернули к жизни целый район, и неудивительно, что землевладельцы положили глаз на результаты их трудов.

— Нашего местного мясника арестовали, — сообщил мне Барак.

— И его тоже? — Я подозрительно посмотрел на помощника. — А ты, часом, не покупал мясо в Великий пост?

— Я бы и покупал, да Тамазин слишком осторожна для этого.