Охотник - Сухов Александр Евгеньевич - Страница 1

Ярко горел славный Бааль-Даар – столица величайшей на всем необъятном Ха́ттане империи Да́рклан. Огромный город, насчитывающий более миллиона жителей, полыхал основательно, как горит подожженный одновременно с нескольких сторон стог прошлогодней соломы. Остервеневшее, точно стая волков во время зимней бескормицы, пламя, дрожа и трепеща от появившейся возможности наконец-то утолить свой неуемный голод, жадно перекидывалось с одного здания на другое, от одного квартала к другому. С громким треском ломались балки и межэтажные перекрытия доходных домов и под собственной тяжестью проваливались внутрь строений, взметая в ночное небо мириады огненных светляков. Весело пылали особняки богатеев и придворной знати. Такая же участь постигла кварталы мастеровых и прочей ремесленной братии. Казалось, горел даже камень мостовых – это от высокой температуры полопались хранившиеся в специальных сараях бочки с керосином, коим обычно заправляют уличные фонари, и понеслась потеха по улицам и тротуарам, добавляя раздолья разбушевавшейся огненной стихии.

И, казалось бы, нет в этом аду спасения ни разумному существу, ни твари бессловесной. Ан нет же, меж горящими домами метались какие-то фигуры. Не убоявшись пламени, некоторые горожане пытались, рискуя жизнью, спасти свой нехитрый скарб и накопленные непосильным трудом сбережения. Другие, воспользовавшись вселенской неразберихой, старались прибрать к рукам чужое добро. Так оно всегда бывает, недаром во все времена и во всех мирах бытует расхожее выражение: кому – война, а кому – мать родна.

Основная масса народонаселения Бааль-Даара все-таки вняла голосу разума и торопилась покинуть обреченный на сожжение город, пока огонь окончательно не отрезал их от городских ворот. Это были по большей части простые горожане: взрослые и дети, мужчины и женщины, мелкие и средней руки торговцы, владельцы мастерских и наемные работники, обитатели столичного дна и прочие криминальные элементы.

Но не было в покидающей город толпе ни гордых даркланских дворян, ни крупных местных богатеев. Первые полегли все до единого под стенами императорского дворца, пытаясь вырвать его императорское величество из загребущих лап мятежных магов, а их дома были сожжены вместе с родными, близкими и даже слугами. Вторые уже давно прознали о надвигающемся восстании, а кое-кто был даже косвенно к нему причастен, поэтому для них не составило труда заранее покинуть город и вывезти оттуда свое добро.

Стоит отметить, что не вся столица была обречена на безжалостное сожжение. Посреди океана огня эдаким островком благополучия возвышался императорский дворец. В планы мятежников не входило его уничтожение, поскольку отныне это уже не оплот проклятого самодержавия, а воплощение свободы, равенства и братства – извечных символов всякой социальной революции. Даже в том случае, если бы у какого-нибудь святотатца поднялась рука, возведенный шесть столетий тому назад лучшими строителями подгорного народа дворцовый комплекс ни за что бы не загорелся. По просьбе заказчика – императора Ламбара Первого, прозванного впоследствии Мудрым, мастера-маги вплели в каменную кладку и строительный раствор немереное количество охранной волшбы, коей не будет износу еще не одно столетие. Хотя и сам основатель славной династии Фаргов в сторонке не стоял – будучи сильным чародеем, он также приложил руки к строительству своего родового гнездовья.

Некогда знаменитый на весь Рагун императорский парк был практически уничтожен. Вековые дубы, раскидистые пальмы и вечно цветущие цитрусовые, в тени которых любили прятаться от палящего зноя дневного светила горожане, были частью вырваны из земли вместе с корнями, частью безжалостно искорежены. Ровные шпалеры вечнозеленых кустарников обращены в пепел. Великолепные цветы нещадно вытоптаны или вовсе перемешаны с землей. Поверхность некогда чистых прудов покрывал толстый слой мусора и мертвых тел водоплавающих птиц.

Среди этого разора тут и там валялись безжизненные тела людей. Большинство – молодые мужчины. У многих в руках до сих пор были шпаги, пистоли или мощные мушкеты. Казалось, даже после гибели они не прочь поквитаться с ужасным врагом, не давшим им ни единого шанса подойти к дворцу на расстояние прицельного выстрела. И действительно, смерть этих, несомненно, отважных людей была до обидного глупой, ибо император и все его семейство к началу штурма были уже мертвы, а воевать с магами без магической поддержки – занятие для безумцев или круглых идиотов. Впрочем, не нам обвинять кого-то в самоубийственном безрассудстве, особенно в тех случаях, когда дело касается чести и достоинства.

В самом дворце, точнее, в многочисленных зданиях дворцового комплекса отмечался не меньший беспорядок, нежели в остальном городе, за исключением, конечно, пожаров. На мраморных ступенях лестниц, в коридорах и бесчисленных комнатах валялись мертвые тела. Личная охрана его величества, годная лишь для того, чтобы маршировать под звуки оркестра по дворцовой площади на потеху обывателей, была полностью перебита, Всю прочую придворную братию и слуг частью поубивали в мятежном запале, частью заперли в подземных казематах до выяснения обстоятельств.

По ярко освещенным магическими светильниками коридорам деловито сновали облаченные в синие робы фигуры магов. Время от времени то тут, то там они собирались небольшими кучками и о чем-то негромко совещались. Затем, будто получив безмолвный приказ от своего невидимого руководителя, деловито разбегались в разные стороны.

Один из магов, средних лет мужчина с вышитым золотом на рукаве индигового цвета робы знаком чаши и стилизованным пламенем над ней в виде трех тройных языков, как раз в это время находился в королевских покоях, точнее, в кабинете его величества. Звали его брат Метион. Судя по эмблеме, этот человек занимал весьма высокий пост во внутренней иерархии ордена Огненной Чаши. В данный момент брат Метион был занят банальным мародерством – выколупывал драгоценные камни из шкатулки, в которой до недавнего времени хранились украшения убиенной императрицы. Ожерелья, броши, перстни и прочие безделушки уже покоились в необъятных карманах мага. Он бы с превеликим удовольствием засунул туда и драгоценный ларец, но тот оказался слишком велик. Пришлось ограничиться камушками – тоже неплохо. Брат Метион прекрасно разбирался в ювелирном деле и знал точную цену любого из украшающих шкатулку самоцветов. Судя по довольному виду адепта одного из самых грозных магических орденов, каждый извлеченный камушек изрядно увеличивал его личное благосостояние.

Не успел чародей закончить разграбление шкатулки, как его внимание привлек какой-то звук: то ли щенячий писк, то ли приглушенный крик младенца. Оторвавшись от увлекательного, но довольно утомительного занятия, брат Метион перевел дух и настороженно покрутил головой. В это время звук повторился.

Любопытство заставило мага оторвать свой широкий зад от мягкого сиденья рабочего кресла государя императора и, осторожно ступая, двинуться в направлении источника звука. Выйдя в коридор, брат Метион остановился, и тут из-за приоткрытой двери одной из комнат монарших апартаментов раздался приглушенный писк, несомненно, принадлежавший совсем еще крошечному человеческому существу.

Не теряя бдительности, чародей приоткрыл дверь, переступил через порог и оказался в ярко освещенном будуаре. Судя по мягкой мебели, обилию напитков и фруктов на резных столиках, его величество Ламбар Двенадцатый любил именно здесь расслабиться в компании какой-нибудь покладистой фаворитки после нудных посиделок над важными бумагами. Если верить дворцовым пересудам, любвеобильный император никогда не упускал возможности поближе познакомиться с очередной обладательницей симпатичной мордашки и стройных ножек.