Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Млечин Леонид Михайлович - Страница 29

Владимир Ефимович возмутился:

— Позвольте, мне еще надо с бумагами и с вещами разобрать­ся.

Семичастный уехал с Лубянки часа в четыре утра, когда от­правил домой коробки с книгами, ненужные бумаги сжег, нужные отдал в секретариат. Потом Кириленко влетело за то, что он так снисходи­тельно отнесся к бывшему председателю КГБ; оставил Семичастного в здании КГБ одного и не изъял бумаги из его сейфа.

— Они, верно, ожидали, что там план переворота лежит, — говорил мне Семичастный.

Па следующий день Андропов уже во власти новых забот заехал в ЦК попрощаться с коллективом отдела. Он смеясь, вспоминал Геор­гий Арбатов, рассказал, как после политбюро его повезли в дом на Лубянке, который он раньше старался «обходить за три квартала», как он потом остался и кабинете один и, думая о том, что в прошлом происходило в этих стенах, поеживался, чувствуя себя с непривыч довольно неуютно».

Но он быстро освоился в этих стенах.

Андропов провел на Лубянке пятнадцать лет — до 1982 года, поставив абсолютный рекорд среди хозяев Лубянки. И ушел из комите­та на повышение. До него это удалось только Берии и Шелепину.

Через месяц после назначения, 20 июня 1967 года, Андропова на пленуме ЦК избрали кандидатом в члены политбюро. После Лаврен­тия Павловича Берии и Семена Денисовича Игнатьева он стал первым главой госбезопасности удостоенным высокого партийного звания. Это был подарок Брежнева, компенсация за назначение, которого Андропов не хотел, и одновременно аванс на будущее.

— Мы делаем это, — объяснил Леонид Ильич на пленуме, — для повышения роли такого политического органа, каким является комитет государственной безопасности.

Избрание в состав высшего партийного руководст обеспечило Андропову возможность постоянно присутствовать на заседаниях по­литбюро, чего был лишен Семичастный.

«Опубликовано сообщение о назначении т. Андропова Ю.В. председателем Комитета госбезопасности, — записал в дневнике заме­ститель министра иностранных дел Семенов. — Это очень важное реше­ние оживленно комментируется в политических кругах. Можно сказать, что после, пожалуй, Менжинского партия не назначала на этот пост более достойного человека.

Ю.В. — партийный до кончиков ногтей, живой, думающий, энер­гичный, хотя и, к сожалению, больной, — явная противоположность его предшественнику, по существу не вышедшему далеко за пределы комсомольского работника.

Конечно, жаль, что отдел ЦК лишился такого руководителя; у нас с ним были очень хорошие отношения, и все вопросы решались легко и быстро. Влияла и личная склонность его к теории, что тоже важно для такого дела ...»

22 января 1969 года в Москве встречали космонавтов, совер­шивших полеты на кораблях «Союз-4» и «Союз-5». Когда кавалькада машин с космонавтами и Брежневым направлялась в Кремль, из толпы раздались выстрелы.

Прямая трансляция по радио и телевидению церемонии встречи космонавтов прервалась. Зрители терялись в догадках: что же произошло?

Огонь открыл стоявший у Боровицких ворот армейский младший лейтенант Виктор Иванович Ильин. Он окончил Ленинградский топогра­фический техникум. Весной 1968 года его призвали на военную служ­бу. Он приехал в Москву накануне, украл у своего родственника ми­лицейскую форму, переоделся, и на него никто не обратил внимания. Ильин был вооружен двумя пистолетами Макарова, похищенными из сей­фа, где хранилось табельное оружие офицеров штаба войсковой части, в которой он служил.

Он знал, что в этот день в Кремль привезут космонавтов только что закончивших полет, и обязательно приедет Брежнев. Когда кортеж стал въезжать в Кремль через Боровицкие ворота, Ильин про­пустил первую «чайку», считая, что в ней космонавты, и открыл огонь сразу из двух пистолетов по второй, уверенный, что в ней должен быть Брежнев.

Он выпустил шестнадцать пуль. Пуленепробиваемое стекло не выдержало. Но никто из пассажиров «чайки», которые бросились под сиденье, практически не пострадал. Более того, в машине, которую Ильин выбрал мишенью, Брежнева вообще не было, там сидели космо­навты. Ильин смертельно ранил водителя старшего сержанта Илью Ефи­мовича Жаркова, который скончался на следующий день. Жарков был водителем советского представительства при ООН. Он возил Хрущева, когда Никита Сергеевич приезжал в Нью-Йорк в 1960 году на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Водитель понравился, и начальник девя­того управления КГБ генерал Захаров забрал Жаркова в гараж особого назначения.

Сотрудники госбезопасности схватили Ильина, когда он уже отстрелялся.

В милиции знали, что по городу бродит сбежавший из воинской части офицер с двумя пистолетами. Но то, что этот офицер задумал террористический акт против генерального секретаря, никому просто не приходило в голову. Поэтому никто и не предупредил Брежнева, что ему следует держаться подальше от головы колонны. Когда млад­ший лейтенант Ильин стал стрелять, разгневанный Брежнев сказал на­чальнику своей охраны:

— Что это за безобразие! Устроили в Кремле стрельбу.

А его охранники еще просто не поняли, что произошло...

Когда Ильина арестовали, то первый допрос проводил сам Ан­дропов. Ильин объяснил, что Брежнев довел страну до бедственного положения; он надеялся, что вместо Брежнева государство возглавит Суслов...

Андропов отправил в Ленинград комиссию выяснять, как это могло получиться, что офицер округа свободно раздобыл оружие и от­правился в столицу убивать генерального секретаря ЦК КПСС. Комис­сию возглавлял начальник седьмого управления КГБ СССР генерал-лей­тенант Виктор Алидин. Каждый день он докладывал в Москву о ходе расследования.

Отвечать должен был в первую очередь начальник особого отдела Ленинградского военного округа генерал Даниил Павлович Но­сырев. Но его прикрыл всесильный генерал Цинев, Командиров части, где служил Ильин, сняли с должности. Оперативный работник особого отдела, отвечавший за эту часть, пострадал меньше всех. Ему дали выговор по партийной линии. По уголовному делу к ответственности привлекли двоих офицеров, сослуживцев Ильина. Обвинили их в том, что они были «свидетелями неоднократных террористических высказы­ваний Ильина, но не придали им никакого значения и не сообщили ни командованию, ни в органы госбезопасности». Словом, наказали их за недоносительство.

Ильина не стали сажать. Врачи диагностировали у него хрони­ческое душевное заболевание в форме шизофрении, хотя непонятно, как шизофреник мог стать в армии офицером. Восемнадцать лет его держали в психиатрической лечебнице закрытого типа в Казани, еще два года в Ленинграде, Через двадцать лет принудительного лечения, в 1990 году, его выписали.

Надо отдать должное Брежневу, его психика после покушения не изменилась. Он не стал ни пугливым, ни излишне подозрительным. Этим он отличался от Андропова, который, увидев в Будапеште в 1956 году, как вешают сотрудников госбезопасности, испугался на всю жизнь. Его бывший сотрудник по отделу ЦК Федор Бурлацкий как-то пстрстил Андропова. Тот неожиданно сказал:

— А ты знаешь, что я переживаю каждый раз, когда Леонид Ильич проезжает по улицам Москвы?

После этой истории личный штат охраны членов политбюро уве­личили. Личная безопасность Леонида Ильичи стала предметом особой заботы Андропова. Вот как его охраняли.

В апреле 1978 года Брежнев находился в Чите. Местные чеки­сты описали систему охраны генерального секретаря (см.: Соловьев А. Тревожные будни забайкальской контрразведки). Леонид Ильич ехал на поезде. Ночью спецпоезд пошел по территории области. Читинские чекисты соединились с начальником охраны Брежнева, который ехал вместе с ним.

В правительственном поезде один из вагонов выделялся под центр радиосвязи. Антенну вмонтировали в крышу вагона, так что внешне он ничем не выделялся. Если поезд уходил далеко в глубь страны, в воздух поднимали самолет-ретранслятор (см. воспоминания генерал-лейтенанта Н.А. Брусницына), обеспечивавший закрытую ВЧ-связь. Самолет переадресовывал сигнал с пункта правительственной связи на узел связи спецпоезда.