Бескрайние земли - Амаду Жоржи - Страница 23
- Предыдущая
- 23/72
- Следующая
Другой снял дырявую шляпу и поклонился. Дона Аурисидия ответила на поклон и осталась стоять, выжидая. Юноша объяснил:
— Мы несем с фазенды Барауна, он там работал… Несем хоронить на кладбище в Феррадас…
— Почему же вы не похоронили его в лесу?
— Ну, как же можно, у него три дочери в Феррадасе… Мы его туда несем, чтобы передать им. Если вы позволите, мы тут чуточку передохнем. Путь долгий, дядя вот уже обессилел… — сказал юноша, указывая на старика.
— Отчего же он умер?
— Лихорадка… — ответил на этот раз старик. — Зловредная лихорадка, что свирепствует в лесу. Он работал на вырубке и подцепил там лихорадку… Всего три дня болел. И никакие лекарства не помогли…
Дона Аурисидия отступила назад на несколько шагов и отстранила сына. Она размышляла. Труп худого старика лежал в гамаке на веранде.
— Отнесите его к кому-нибудь из работников… Отдохните там… Здесь нельзя. Осталось совсем немного пройти, вы вскоре увидите хижины. Скажите, что я прислала. Здесь нельзя; у меня дети…
Она боялась заразы; никто не знал, как и чем лечить эту лихорадку. Лишь много лет спустя стало известно, что это был тиф, эпидемия которого свирепствовала по всей округе.
Дона Аурисидия наблюдала за тем, как люди подняли гамак, положили его на плечи и ушли.
— Доброй ночи, дона…
— Доброй ночи…
Она взглянула на то место, где лежал труп. И все ее тучное тело пришло в движение. Она кликнула из дома негритянок, велела принести воды и мыла и тщательно вымыть веранду, хотя был уже поздний вечер. Она увела сына и принялась мыть ему руки с таким усердием, что ребенок едва не расплакался. В эту ночь она так и не заснула, то и дело вставала посмотреть, нет ли у мальчика жара. Да к тому же еще Манеки не было дома: он отправился ужинать к Орасио…
Люди с гамаком подошли к хижине работников. Старик с трудом передвигал ноги, спутник его заговорил:
— Как, дядя, тяжел покойничек-то?
Это старику пришла в голову мысль отнести мертвеца в Феррадас. Они были друзья с покойным. Старик решил передать труп дочерям, чтобы те «похоронили его по-христиански», — пояснил он. Но нужно было пройти пять лиг, и вот они шли при лунном свете уже несколько часов. Сейчас они снова опустили гамак; юноша стал вытирать пот; старик постучал палкой в неплотно прикрытую дверь, сколоченную из неровных досок. Мелькнул свет, и чей-то голос спросил:
— Кто там?
— С миром…
Негр, открывший дверь, все же держал в руке револьвер: в этих краях нужно быть всегда осторожным. Старик рассказал все как было. В заключение он заявил, что их прислала дона Аурисидия. Появившийся позади негра худой человек заметил:
— У себя она вот не захотела оставить… Ее дети могут заразиться лихорадкой… А здесь все нипочем, — и он усмехнулся.
Старик решил, что отсюда их, видно, тоже погонят и снова начал свои объяснения, но худой человек прервал его:
— Ладно, старина. Можешь войти. Нас лихорадка не берет. У работников шкура дубленая…
Они вошли. Спавшие там люди проснулись. Их было пятеро, и все помещались в одной-единственной комнате этой глинобитной хижины, с обитой жестью крышей и земляным полом. Здесь была и столовая, и спальня, и кухня; уборной служило поле, плантации, лес.
Мертвеца положили на топчан. Все столпились вокруг покойника, старик вытащил из кармана свечу, зажег и поставил у изголовья. Свеча уже наполовину сгорела — ее зажигали перед выносом тела и ее предстояло еще зажечь, когда они придут в дом к дочерям покойного.
— А что они там делают в Феррадасе? — спросил негр.
— Они проститутки… — объяснил старик.
— Все три? — удивился худой.
— Да, сеньор, все три.
Минуту стояло молчание. Мертвец лежал весь высохший, заросший седой бородой. Старик продолжал:
— Одна была замужем… Потом муж помер…
— Что, он старый был? — спросил худой, показывая на труп.
— Шесть десятков верных…
— Не считая того времени, когда он кормился грудью… — пошутил один из работников, до того не вмешивавшийся в разговор. Однако никто не засмеялся.
Худой поставил на стол бутылку кашасы. В доме была всего одна кружка, она переходила из рук в руки. После того как выпили, все оживились. Один из находившихся в доме прибыл на фазенду как раз в этот день. Он поинтересовался, что это за лихорадка, от которой умер старик.
— Никто толком не знает. Это лесная лихорадка; от нее помирают в два счета. И ни одно лекарство не помогает… Даже настоящий врач ничего не может поделать. И даже Жеремиас, который лечит травами…
Негр объяснил вновь прибывшему (он приехал из Сеара), что Жеремиас — это знахарь, живущий в дремучих лесах Секейро-Гранде, где он укрылся в полуразвалившейся хижине. Лишь в самых крайних случаях люди отваживались отправляться туда. Жеремиас питался корнями и дикими плодами. Он заговаривал людей от пуль и укусов змеи. В его хижине змеи свободно ползали, и каждая из них имела свое имя, как если бы она была женщиной. Он давал лекарства против телесных страданий и любовных мук. Но с этой лихорадкой даже он не мог справиться.
— Мне говорили там, в Сеара, но я не поверил… Столько историй рассказывают об этих краях, что все кажется чудом!..
Худой поинтересовался, что же там рассказывают.
— Хорошее или плохое?
— И хорошее, и плохое, но больше плохого. Из хорошего говорят лишь, что здесь много денег, что любой может разбогатеть сразу, не успев еще высадиться с парохода, будто тут деньгами улицы мостят, будто денег здесь, что пыли на дороге… А из плохого — что тут лихорадка, жагунсо, змеи… Много говорят плохого…
— И все-таки ты приехал…
Пришелец из Сеара не ответил. Заговорил старик, принесший труп:
— Если есть деньги, человек не замечает ничего, даже подлости. Человек — это такое животное, которое видит только деньги; стоит почуять деньги, ничего другого уже не видит и не слышит. Оттого столько несчастий в этих краях…
Худой кивнул головой в знак согласия. Он тоже оставил отца и мать, невесту и сестру, чтобы отправиться на заработки в эти края. И вот прошли годы, а он все еще собирал какао на плантациях для Манеки Дантаса. Старик продолжал:
— Денег много, но мы-то их не видим…
Свеча освещала осунувшееся лицо покойника. Казалось, он внимательно слушал, о чем говорили собравшиеся вокруг него люди. Кружка с кашасой еще раз обошла всех. Начался дождь, негр закрыл дверь. Старик долго смотрел на бородатое лицо мертвеца и потом сказал усталым, лишенным всякой надежды голосом:
— Вот он умер. Больше десяти лет проработал покойный в Бараунасе у полковника Теодоро. У него ничего не осталось в жизни, даже дочерей… Десять лет прошло, а он так и не выпутался из долгов полковнику… Теперь лихорадка унесла его, а полковник не захотел дать ни гроша, чтобы помочь дочкам похоронить его…
— Он еще сказал, что хорошо, если не потребует с дочерей уплаты долгов старика. Девки, мол, зарабатывают много денег… — добавил юноша, когда старик замолчал.
Худой с отвращением плюнул. Покойник, казалось, внимательно все слушал. Сеаренец немного встревожился; он прибыл только сегодня, надсмотрщик Манеки Дантаса завербовал его в Ильеусе вместе с другими крестьянами, высадившимися с того же парохода. Они добрались до фазенды уже к вечеру и были распределены по хижинам. Негр сказал, опрокинув кружку кашасы:
— Вот погоди, завтра увидишь…
Старик, принесший покойника, вздохнул:
— Нет хуже участи, чем быть работником на плантации какао…
Худой заметил:
— Наемники живут, конечно, получше… — он повернулся к сеаренцу. — Если у тебя меткий глаз, можешь считать, что ты устроился в жизни. Здесь деньги водятся только у того, кто умеет убивать…
Глаза сеаренца расширились. Он со страхом посмотрел на покойника, наглядно подтверждавшего слова собеседника:
— Кто умеет убивать? — спросил он.
Негр засмеялся, худой сказал:
— Наемник с метким глазом пользуется привилегиями у богача… Он живет в поселке, у него есть женщины, у него всегда водятся деньги в кармане и никогда не бывает, чтобы за ним числились долги. Но тот, кто годится только для плантации… В общем завтра ты сам все увидишь…
- Предыдущая
- 23/72
- Следующая
