Выбери любимый жанр

Ведьмина хижина - Матюхин Александр - Страница 26


Изменить размер шрифта:

26

Черная кошка изящно соскользнула со стола и в мгновение ока оказалась около камина. Ликка поджала ноги. Не то, чтобы Ликка испугалась. Просто с ведьмами всегда нужно держать ухо востро.

— Слушай, Евтус, — сказала Челма Сытконош (хотя кошка, свернувшись калачиком, улеглась перед камином), — ты должен понимать, что я здесь не просто так. Можно сказать, что я здесь с просьбой.

— Я уже догадался.

— Нас связывает многолетняя дружбы, — продолжила Ведьмина Сущность. — и за сто с лишним лет знакомства, я нее раз обращалась к тебе за помощью.

— Да и я к тебе тоже, помнится…

— Думаю, ты согласишься помочь мне и в этот раз.

— Почему бы и нет… Мы будем ловить могущественного чародея?

— Эээ, — пробормотала Ведьмина Сущность, — для начала, пожалуй, мы попробуем вернуть меня и мою хижину в исходное состояние.

Глава восьмая, в которой появляется патамушта

— Евтус Захарус, — сказала Челма Сытконош, — самый могущественный чародей из всех, кого я знаю. Только ему одному удавалось предсказывать прошлое с точностью до трех минут, только он один мог забраться в логово великанов и выкрасть у них молочные зубы, только он один мог…

— А зачем ему молочные зубы великанов? — вежливо поинтересовалась Ликка.

Девочка шла по коридору, следом за черной кошкой, в направлении, как сказал Евтус Захарус, его личной лаборатории. Ворон кружил под потолком. В узком коридоре ему было неудобно. Метла на этот раз осталась в коридоре — видимо, решила отдохнуть среди обуви и одежды.

— Молодой был, баловался. — Объяснила Челма Сытконош. Голос ведьмы исходил вроде как от черной кошки, но Ликка ничего не могла утверждать наверняка. Она уже порядком запуталась во всем этом волшебстве. Да и эхо в коридоре разносило голоса в разные стороны, будто забавлялось с невиданной ранее игрушкой.

Самого Евтуса Захаруса слышно не было. Он сообщил, что перемещается в лабораторию, чтобы провести там некоторую подготовительную работу (все же не каждый день приходиться расколдовывать лучших подруг). Судя по всему, мгновенно переместиться из одной комнаты в другую было для него сущим пустяком. Пользуясь случаем, Ликка осторожно спросила:

— А за что его развоплотили?

— За глупую шутку. Видишь ли, у чародеев все не так, как у людей или у порядочных ведьм. Чародеи, это народ, который требует организации. Если чародея оставить без присмотра, он тут же начнет заниматься разработкой собственных заклинаний, потому что каждый чародей очень сильно одержим идеей изобретения чего-то нового. Он может запереться в собственной чародейской башне, или в чародейской пещере, или, на худой конец, в чародейской хижине, и провести за опытами несколько дней, недель, а то и месяцев. Понятное дело, что чародей забывает обо всем на свете. Он и не ест, и не спит и не умывается, я не говорю уже об уборке или элементарной гигиене. Чародей с головой уходит в изобретение заклинания. Возится там с колбочками, мензурками, зельями, формулами. Некоторые пишут бессмертные книги, другие оживляют монстров, третьи ищут формулу любви или уравнение бессмертия. В общем, увлекаются сильно. Поэтому существует организация чародеев. Это называется Чародейским Советом. Там председательствуют самые мудрые, самые видные и самые могущественные чародеи со всего света. Они собираются каждые полгода и раздают ценные указания чародеям рангом пониже.

— И все-все чародеи туда приходят?

— Все-все.

— Даже злые и коварные?

— А куда им деваться? Совет, он для всех. Если какой-нибудь чародей задумал покорить какую-нибудь страну, он обязательно должен спросить разрешения у Совета. Просто так никто ничего не завоевывает.

— Хм. — Сказала Ликка. Она-то считала, что для совершения злого или доброго поступков разрешения спрашивать не надо.

— А Евтус Захарус из тех чародеев, которые давно переросли свой ранг, — продолжила Ведьмина Сущность, — он перестал быть юным одержимым чародеем, обрел мудрость и опыт великих и давно мечтал перейти в Совет на какую-нибудь управленческую должность. Но все никак у него не получалось. То мест в Совете не было, то должности подходящей. В общем, Евтус Захарус чувствовал себя не в своей тарелке. И вот как-то раз на одном из Советов он от отчаяния решил привлечь к себе внимание. Взял, да и сыграл с членами Совета шутку. Обратил их столовые приборы в опоссумов. Взялся, значит, достопочтимый чародей за вилку, а вместо нее возник вдруг опоссум, вырвался, да и убежал. Веселье было, говорят, безудержным. Да вот только когда члены Совета узнали, кто с ними такую шутку проделал, тут же собрались и наложили на Евтуса заклятье. То есть, развоплотили на неопределенный срок.

— Но ведь это нечестно!

— Честно-нечестно, но против Совета никто у чародеев возразить не может. Так и живет Евтус в уединении…

— Между прочим, тебе известно, что я уже давно мог обратиться с обжалованием, и мне бы вернули телесную оболочку. — Сказал из темноты голос Евтуса Захаруса.

— Некоторые чародеи сами просят, чтобы ты стал прежним. — Сказала Ведьмина Сущность. — Без тела ты еще более неуправляем, чем раньше.

— От развоплощения и плюсы свои имеются. Мне, если интересно знать, уже и не хочется обратно в людскую оболочку возвращаться. Неудобно в ней, тесно, голодно, холодно. Ну, какие, скажите, плюсы от телесной оболочки? Только возьму тело — сразу все болячки мои вернутся, каждый сквозняк так и норовит согнуть в три погибели, я уже не говорю о разных лихорадках, падучих болезнях, и о смерти, наконец.

— Всем известно, — наставительно сказала Челма Сытконош, — что смерть — это не конец жизни. Слишком ты стал нежным, мой друг. Всего-то боишься. В жизни есть и свои прелести.

— Не знаю, не помню, — проворчал Евтус Захарус.

— И вообще, ты вроде бы находился в лаборатории…

— Я же случайно. Совершенно случайно проходил мимо…

Евтус Захарус замолчал. А тут и коридор резко вильнул в сторону и уперся в тяжелую дубовую дверь. Через нее Ликка и черная кошка прошли в лабораторию. Ворон остался позади. Он, шумно хлопая крыльями, уселся на погасший факел и начал чистить перья.

В лаборатории пахло воском. Блики от свечей бегали по стенам и отражались от разноцветной мозаики окон. Еще в лаборатории оказалось полным-полно разнообразных диковинных приборов. Все они скрипели пружинами и шестеренками, выпускали струйки пара из щелей, шумели, пыхтели и невообразимо двигались, будто живые.

Как-то много лет назад один из Ликкиных братьев приехал на каникулы из университета и привез с собой новомодное изобретение — странный механизм, размером с кулак, который (по горячим заверениям брата) мог показывать время с точностью до секунды. Пак Триног со скепсисом отнесся к изобретению. Отец всю свою жизнь мерил время по звездам, по тени и по росе, и совсем не понимал, зачем нужно было изобретать какие-то сложные механизмы для совершения вполне очевидных вещей. Тем не менее, Пака Тринога заинтересовало внутреннее строение изобретения, и он отправился в свой кабинет и не выходил оттуда до тех пор, пока полная луна не заглянула в окно второго этажа. Потом отец вернулся, держа в руках платок, наполненный шестеренками, пружинками, гаечками и винтиками. Положив платок на стол в зале, он торжественно объявил, что познал секрет новейшего столичного изобретения и в скором времени сам соберет парочку часов для того, что бы доказать столичным снобам, что ничего оригинального они не придумали. Новых часов он, конечно, не собрал, но Ликка хорошо запомнила, как в течение двух месяцев у них дома то и дело появлялись новые шестеренки, размеры которых варьировались от крохотных, до огромных — размером с голову. Шестеренки, а также пружинки и болтики валялись везде. Ветер гонял их по заднему двору. Старый колодец наполнился ими до отказа, в подвале шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на какую-нибудь металлическую штуковину. Даже после того, как пыл Пака Тринога приутих (и он пере-ключился на разведение перепелок), шестеренки находили в самых неожиданных местах не одну неделю.

26
Перейти на страницу:
Мир литературы