Путь Богини Мудрой - Крушина Светлана Викторовна - Страница 4

Беспрестанно ворочаясь и вздыхая, мастер Герман так ничего и не придумал. А добился только, что проснулась жена.

— Чего тебе не спится? — сердитым и сонным голосом проворчала она. — Что ты скачешь?

— Думаю, к какому делу нашего Лионеля приставить, — пожаловался мастер Герман. — Не знаю, что лучше будет.

— О, Двенадцать! — вздохнула Ромили. — Нашел тоже время! Ночь на дворе! Спи! — она снова опустила голову на подушку и закрыла глаза.

Но мастеру Герману по-прежнему было не до сна. При упоминании Двенадцати неясная еще мысль закралась ему в голову. Сначала она ему не очень понравилась. Но чем больше он над ней думал, тем больше утверждался во мнении, что это единственно верное решение. Если уж Лионель так любит читать, пусть получит хорошее образование, станет ученым человеком. Глядишь, и поднимется в жизни выше, чем его дед и отец, оба торговцы. В храме уж наверное сумеют оценить по достоинству и развить его живой и быстрый ум.

К утру решение окончательно созрело. За завтраком мастер Герман сообщил супруге, что решил отдать сына на обучение в храм Гесинды. Сообщил как о чем-то незначительном, намазывая маслом ломоть хлеба. Но известие так поразило ее, что она едва не выпустила из рук кувшин с молоком.

— В храм Гесинды? — переспросила она со священным ужасом. — Отдать Лионеля долгополым храмовникам, чтобы они научили его колдовским наукам? Чтобы он навсегда остался во власти Богини? Ты думаешь, что говоришь?

Мастер Герман сердито ударил себя ладонью по колену.

— А ты думаешь ли? Какие еще колдовские науки? У Лионеля нет никаких магических способностей. Такие ученики Богиню не интересуют. Из него нельзя сделать колдуна. Я только хочу, чтобы он стал ученым человеком. Все равно толку от него в лавке все меньше. При любой возможности он утыкает нос в книгу и сидит так часами. Что из него вырастет? Так и будет всю жизнь витать в облаках. А в храме его хоть к делу приставят.

— К какому делу? — застонала госпожа Ромили.

— Храмовники решат, к какому, — отрезал мастер Герман. — И не спорь со мной, Роми. Я так решил. Сегодня же отведу Лионеля в храм.

Слезы и уговоры супруги не заставили его переменить решение. После завтрака он взял сына за руку и отправился с ним в храм Богини Мудрой.

Глава 2

— Что ты творишь, мальчик, что ты творишь? Предупреждаю: если будешь продолжать в том же духе, не допущу тебя до посвящения! Так и знай!

Старческий дребезжащий голос звенел от гнева. Но Лионель ничуть не боялся — привык к вспышкам своего наставника. Мэтр Эйбел был одним из сильнейших магов в Медее, но он же слыл и самым раздражительным. Угодить ему было ох как нелегко. Лионель помнил, как крепко досталось ему от учителя года три назад. Тогда мэтр Эйбел учил его ставить щит, а он, вместо того чтобы ограничиться глухой защитой, сам без позволения начал магическую атаку. Вернее, попытался начать. Мальчишеская дерзость вывела из себя старого мага, и он обрушился на ученика со всей силой. Задавил его слабенькие, хотя и горячие атаки, сломил и беспощадно смял выставленные щиты, и заставил Лионеля выжать себя до капли. Целую неделю после Лионель был опустошен и болен. Не мог даже наколдовать простенький магический огонь. Теперь он стал сильнее и осторожнее, мэтру Эйбелу пришлось бы повозиться, чтобы совладать с ним. И все же старик часто бывал недоволен своим лучшим учеником. Его раздражала нетерпеливость и горячность юноши — качества, недопустимые для человека, которые собирается пройти посвящение и стать магом.

— Что я сделал не так, мэтр? — спросил Лионель, опуская руки.

— Ты еще спрашиваешь? — фыркнул мэтр Эйбел и пальцем указал на место перед собой. — Подойди сюда. Сядь.

Лионель послушно приблизился, на ходу разминая пальцы, и опустился на колени перед наставником. Старик сверху вниз смотрел на него из деревянного резного кресла с подлокотниками. Это кресло всегда казалось Лионелю страшно неудобным, несмотря на подложенные на сиденье подушечки. Но мэтр Эйбел предпочитал его всем прочим предметам мебели в храме. Он сидел на кресле, как на троне, строго выпрямившись и не касаясь узорной спинки. Капюшон алого храмового балахона был откинут назад, и Лионель видел, что худое лицо с резкими морщинами у рта и между бровей подергивается от гнева. Многие в братстве Гесинды не любили мэтра Эйбела за его неумение (или нежелание) сдерживать сильные проявления чувств, но Лионель искренне был привязан к вспыльчивому старику, почитал его почти как отца. Хотя никому и никогда не признался бы в этом.

— Ты в самом деле не понимаешь, что делаешь не так? — резко спросил мэтр Эйбел.

Лионель молча опустил глаза. Он старался дышать тише и ровнее, но воздуха не хватало. Грудь рвалась, как будто он только что пробежал лигу или две.

— То-то же! все ты понимаешь. Сколько раз можно тебе повторять одно и то же? Или считаешь, что сам себе голова? Сам все знаешь? Так вот, мальчик, ничего ты не знаешь. Ну, куда ты все время рвешься? Что хочешь доказать? Зачем каждый раз выкладываешься, как будто это твое последнее в жизни заклинание? Слишком уж ты горяч, поостыть бы надобно. Холодная голова, острый разум — вот что нужно настоящему магу. У тебя получаются сильные и точные заклинания, но зачем ты отдаешь себя им целиком? На что годен маг, который теряет сознание после первой же формулы?

— Я не… — вскинулся было Лионель, но учитель осадил его яростным взглядом.

— Молчи! — хрипло крикнул он. — Не смей перебивать. Верно, сознания ты еще не терял. Но будешь продолжать в том же духе — рано или поздно это случится. Ты должен уметь контролировать текущие через тебя силы, управлять ими, а не позволять им овладеть тобою. Разве ты сам не чувствуешь, что заклинания выпивают тебя?

— Чувствую, мэтр…

— Так почему же не пытаешься противостоять этому? Сосредоточься! Не позволяй себе витать в облаках, пока творишь заклятье. Держи себя в руках, иначе сам себя погубишь еще до посвящения. Дозируй силу! Пока она идет через тебя неуправляемой лавиной, любой сильный маг, если окажется поблизости, без труда подхватит поток и обратит его против тебя.

— Я знаю, мэтр. Но у меня не всегда получается.

— А должно получаться всегда! — сухие старческие ладони с силой, яростно ударили по резным подлокотникам. Мэтр Эйбел с усилием поднялся и принялся расхаживать перед юношей туда и сюда. Лионель опустил голову еще ниже и теперь только слышал едва различимое шуршание алого шелка и чуть шаркающие шаги. — Иначе грош цена тебе как магу. Пойми, мальчик, этому тебя никто не научит. Ты должен сам. И я уже ничем не могу тебе помочь, разве только советом. С формулами ты управляешься изрядно, но не это главное. Идеально сотворенное заклинание ничего не стоит, если не умеешь совладать с потоком. Понял?

Старик вдруг остановился рядом с Лионелем и запустил пальцы в его свободно рассыпавшиеся темные волосы. Захватил в горсть несколько прядей и изрядно дернул. Лионель тихо ойкнул.

— Много себе позволяешь, мальчик, — проворчал мэтр Эйбел. — Ты не нобиль и не посвященный, чтобы носить волосы распущенными. Будь добр подвязывать. Ну а теперь, если ты уже отдышался, поднимайся и повтори всю серию с самого начала. Да не забудь, о чем я говорил только что.

В храмовом дворике цвели вишни. Плыл по воздуху сладкий аромат. Ветерок качал облитые белой пеной, клонящиеся к земле ветки. Лионель сидел на вытоптанной траве, подобрав босые ноги под длинный подол балахона (старые башмаки стояли рядом), и ухитрялся делать несколько дел сразу. Одним глазом следил за двумя мальчишками, младшими послушниками, которые мели двор. Старались они не очень, больше дурачились, но Лионель не стал их одергивать. Сам давно ли был таким? Вторым глазом он ласкал цветущие деревья и вспоминал, какие вишни росли в палисаднике за отцовским домом на Тополиной улице. Он уже научился думать о родителях, не испытывая боли. Осталась только грусть, которая — Лионель знал, — станет вечной спутницей воспоминаний. Что ж, так и должно быть.