На берегах Ярыни - Кондратьев Александр Алексеевич - Страница 22

— Эге, — сказал парень сквозь зубы и, больше не задерживаясь, зашагал домой. У него пропало всякое желание навестить в эту ночь Анисью. Соперничать с Огненным Змеем Максим не имел ни малейшей охоты…

Тут же по дороге решил завтра же взять предлагаемый ему приказчиком задаток и снова уйти в предстоящем посту на работы по сплавке леса.

Толстая Марыська была весьма недовольна случившимся. Ребенок, неожиданно родившийся у нее от поспешных ласк затянутого ею в конце концов в лесной омут охотника, начал ей сниться и пугать по ночам. Болотница стала худеть и даже утратила звание "любимой жены", не вернувшееся, правда, к Куньей Душе, но перешедшее к младшей сестре последней — Малинке.

Пользуясь ослаблением к ней внимания господина, Марыська твердо решила, лишь только представится случай, сбегать на реку узнать там от русалок про участь своего младенца, а если можно будет, то и повидать его самого. Она беспокоилась, между прочим, как отзовется на ее бесперепончатом детище речная вода.

Однако осуществить свое намерение Марыське удалось в силу разных препятствий не раньше как через год.

Улучив однажды ввечеру удобное время, перелезла она в соседнее озеро, быстро его переплыла и, найдя то место, откуда вытекал лесной ручеек, спешно пошла по его течению в направлении к устью…

Лес в этом месте был хвойный. Только по берегам ручья, особенно в тех местах, где желтовато-лиловые стволы сосен отступали от берегов, виднелись здесь и там кусты орешника, ольхи и ивняка, из-под которых глядели порой небольшой голенастый кулик, водяная крыса или свившая себе там гнездо дикая кряковая утка.

Марыська шла вперевалку, с боку на бок, своею обычною для болотной бесовки походкой, не проваливаясь в топкую грязь и почти не оставляя на ней следов своих лапчатых ног. Она не смотрела ни на рыжую белку, только что перемахнувшую через ручей и качавшуюся на еловых ветвях, ни на двух зайцев, недоверчиво обнюхивавших на полянке друг друга. В голове у болотницы была одна только мысль: добраться поскорей до реки и разузнать там у русалок об унесенном от нее дитяти.

Не обратив поэтому внимания даже на медведя, показавшегося на миг между деревьями и поспешно затем убежавшего прочь, Марыська деловито шагала вдоль извивов ручья, не предвидя, какою неожиданностью кончится ее путешествие.

Дело в том, что повстречавший болотную бесовку медведь не преминул доложить своей госпоже, местной Лешачихе, по прозванию Бородавка, что в их владениях появилось некое существо вроде русалки или собирающейся купаться бабы, но с какими-то странными ногами.

Не терпевшая никаких могущих понравиться супругу ее (последний как раз и был Зеленый Козел) существ женского пола, Лешачиха немедленно решила удалить непрошеную гостью из своих владений, а буде та имеет какое-либо дело или отношение к Лесовику — удалить сугубо.

Когда, следуя по течению ручья, Марыська вышла на небольшую, продолговатую, чистую поляну, она заметила, как впереди, справа от нее, в сопровождении бурого медведя, вышла туда же высокая, лохматая, тощая Лешачиха. Видя, что те остановились и как бы поджидают ее, Марыська замедлила шаг, но продолжала идти.

— Ты зачем здесь таскаешься, жаба толстозадая? — услышала она неожиданно, подойдя шага на четыре к Бородавке.

Марыська взглянула на говорившую и увидела, что та находится в состоянии бешеной ярости, которая вот-вот должна разразиться.

— По делам своим иду, на речку… А разве нет тут дороги? — спросила болотница, стараясь казаться спокойной, хотя сердце ее и замирало, предчувствуя бурю.

— Вот тебе дорога! — И страшный удар почти деревянной десницы по лицу сбил Марыську с ног, отбросив ее шага на два в сторону от тропинки. — Не таскайся, где не след! Не бегай по чужим мужьям! — скрипуче захохотала Бородавка, видя падение болотной бесовки.

— Очень мне нужен твой медведь. Обнимайся с ним сама! — огрызнулась, подымаясь на ноги, видевшая кое-что в свое время Марыська. — Всем расскажу! По всему болоту и лесу ославлю!!. Недаром тебя Баранья Морда с твоим хахалем косолапым из своего участка выгнал!

Такой явной напраслины Лешачиха перенести не могла. С криком гнева и мести вновь кувырнула она на траву нетвердо державшуюся на своих гусиных лапах соперницу и начала таскать болотницу за ее влажные черные косы. Марыська, обороняясь, пустила в ход свои острые бесовские когти, оставив их след на руках и шершавой щеке Бородавки. Тогда Лешачиха охватила тесно толстую противницу длинными жесткими лапами и, прижав к себе, пыталась ее раздавить или задушить. Низенькая в сравнении с Бородавкой бесовка ухитрилась, однако, укусить ее в грудь своими острыми, как у щуки, зубами.

Вскрикнув от боли, Лешачиха с силою оттолкнула от себя противницу, и та, вся красная и растрепанная, кинулась искать спасенья в ручье.

Но еще не успела она добежать до берега, как сильный удар похожего на угловатое корневище кулака Бородавка заставил ее перекувырнуться и шлепнуться в воду.

Попав если и не вполне в родную, то все-таки в родственную стихию, Марыська успела-таки обратиться в лягушку, правда с маленькими птичьими лапками, вроде утиных, но лапки эти она старательно поджала, а сама, притаившись среди водных трав, сидела на дне все время, пока Лешачиха безуспешно ее искала.

Лишь когда окончательно стемнело, Бородавка, стоя по обе стороны ручья, плюнула в замутившуюся воду и, пообещав придушить Марыську, если та еще раз посмеет забрести в ее владения, ушла в лес.

Тогда только осмелилась выставить из воды свою голову болотница. Испуганно осмотревшись по сторонам, немедленно отправилась она обратно, сперва в своем лягушечьем виде, а затем, убедившись в трудности плыть против течения, приняла прежний свой образ толстой Марыськи.

В омут к себе удалось ей вернуться лишь перед самым рассветом.

— Опять стала пропадать неизвестно где?! Сглаз, верно, снова нагуливала? — спросила Марыську старая болотная бесовка, приходившаяся ей не то матерью, не то теткой (в омуте трудно в этих делах разобраться). — Смотри, Кунья Душа или Малинка узнают да самому насплетничают, нехорошо будет!

— И так уж нехорошо было: еле ноги унесла, — показывая свои синяки, с оханьем сказала Марыська.

— Ктой-то тебя, девонька? — совсем уже другим голосом соболезнующе спросила старуха.

— Лешачиха… Чтоб ей сгореть!.. Встренула, когда я шла по ручью, к реке, про ребеночка маво узнать, и наскочила…

— Ишь, стерва! Попадись она только нам! — пригрозилась бесовка. — А ты не таскайся за своим дитем. Считай, что пропало и пропало. А ежели скучно, так новым обзаведись. Ты ведь умеешь… сглазу! — пошутила в заключение седая бесовка.

— Не так-то легко, тетенька, этот самый сглаз найти. Сами, поди, знаете, — пробовала отшутиться Марыська.

— Когда-то знала… А теперь идем поскорей в трясину. Я тебе там лягушечьей икрой бока и спину натру. Совсем незаметно будет…

В воздухе стоял предрассветный туман; кричали, предчувствуя солнце, журавли; пора было погружаться в черную воду болотного окна.